Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Открывайте! Мама Люсинда, открывайте!
Я заметил небольшое отличие — тонкие струи замёрзшего льда на тротуаре и едва заметный шум, исходивший изнутри. И внезапно секция забора действительно открылась — отъехала в сторону и позволила забежать внутрь. За стенами оказался достаточно большой двор, на котором высилась тройка атмосферных флайеров и десяток небольших вездеходов. Несмотря на то, что пространство всё ещё было открыто, здесь было заметно теплее, со всех сторон шумели тепловые пушки, нагнетавшие тёплый воздух. За стоянкой слышался шум толпы — в небольшом углублении виднелись сотни огней, окружавшие небольшой не то амфитеатр, не то арену, на которой происходило какое-то действо.
— Идёмте, — сказал тихо вышедший из тёмного угла и слегка напугавший нас мужчина. — Моя жена ждёт вас.
— Это один из мужей мамы Люсинды, — шепнула мне на ухо Дина.
— Один? — переспросил я.
— Всего их у неё около шести или семи. Она из местной ячейки коммуналистической церкви ритчистов, они проповедуют эту…
— Промискуитет? — вспомнил я умное слово.
— Полиандрию! Очень модно, кстати.
Мы шли мимо стеллажа клеток, в которых, быстро перебирая ножками, двигались всё те же странные существа — похожие не то на странных пятиногих крабов, не то на ходячие чайники на ножках. На основном ринге сражались два крупных существа — размером в собаку, один бледно-розовый, другой — сине-зелёный, они сталкивались друг с другом, как небольшие бойцы сумо, хлестали и жалили друг друга острыми светящимися щупальцами.
— Кто это? — спросил я у «мужа».
— Пентаходы, — бросил он через плечо. — Мы устраиваем тут… соревнования.
Толпа свистела и подначивала бойцовых животных, зрители то и дело подносили к лицу платёжные карты — наверняка, чтобы сделать ставку, о чём-то дико спорили, толкали друг друга. На задворках виднелись пара рингов поменьше, вроде больших столов. Там было несколько спокойнее, и сражались меньшие представители местной фауны.
От одного из них медленно отошла женщина — статная, с короткими волосами, в строгом коктейльном платье с глубоким, совершенно неприличным вырезом. Увидев нас, она изменилась в лице.
— Идёмте, — скомандовала она, направив нас к длинному приземистому зданию в сопровождении ещё двух мужчин.
Мы долго шли по коридорам, спускались вниз — внизу был целый огромный бункер с мрачными цехами и принтонными ваннами, в которых что-то плавили, печатали и собирали, но закончили мы путь во вполне уютной, хоть и достаточно аскетичной гостиной, в которой подошедший юноша тут же подхватил чемоданы и унёс куда-то, прошептав:
— Сестра, ваши покои готовы, — а другой тут же вынырнул с подносом в сопровождении кухонного дрона, расставляющего приборы и тарелки.
Наличие множества прислуживающих мужчин и всего одной женщины вызывало у меня небольшое, непонятное беспокойство. Но мама Люсинда расплылась в улыбке.
— Я рада, что ты прибыла, сестра. Переоденьтесь, а мои мужья накормят вас.
— Фу-х, наконец-то, — Дина устало плюхнулась на кухонный диванчик и принялась беспардонно стаскивать комбез. — Мама Люсинда, а сколько их у вас сейчас?
— Четырнадцать… А, нет, вру. Шестнадцать. Двое вступили в наш гражданский союз на этой неделе.
— Шестнадцать⁈ — не скрыл я удивления.
В этот момент у меня пискнул браслет. Я бегло прочитал:
Получена премия: 10 трудочасов (акт о выполнении поручения по сопровождению тов. Д. Пульсаренко)
Сообщение от Ш. Р. Куцевич: «Аренда стоянки кончилась. Мы сели в Ашкелоне-6, дуй сюда, у нас встреча через два часа!»
Сели⁈ Я абсолютно не понял логики отца, ведь стоянка на планете традиционно дороже, чем стоянка на орбиталке. Не мог же он выбрать порт просто из-за близости к месту встречи? Что-то было не чисто. Я спросил у хозяйки:
— А Ашкелон-шесть — это далеко?
— Не очень, полтора часа на восток. Угощайтесь, это мясо ледяного пентахода с модифицированными белками, деликатес, — сказала хозяйка, открыв крышку на большом блюде.
Да уж. Знал бы — просто высадил Дину позже, и не попали во все эти передряги. Я похватал руками с блюда куски белёсого, похоже на крабовое, мяса, запил чаем и повернулся к Дине.
— Мне пора. Батя заждался.
Дина, не вставая с дивана, протянула ко мне руки, махнула рукой, мол, подойди. Я подошёл, наклонился, она обвила мою шею руками и поцеловала.
— Спасибо. Ты проявил мужество, мне понравилось. Ты милый и неиспорченный. Успехов в твоём полёте, увидимся ещё.
— Погодите! — Люсинда преградила мне путь. — Вы не имеете права уходить так скоро.
Я напрягся. Со всех сторон, из коридоров и дверей стали выходить юноши и мужчины — молодые, средних лет, весьма пожилые. Все они были одеты в строгие чёрные костюмы, вроде тех, в которых ходили первые партийцы Челябинца полтора века назад, всего их набралось около десятка — видимо, несколько мужей Люсинды всё же отсутствовали.
— Вы не уйдёте, если мы не помолимся вместе с вами, товарищи!
Самый пожилой мужчина, самый бородатый, подошёл к стене и снял большое красное полотнище с длинной цепочки ярких портретов. Бородатый мужчина, тоже с густой шевелюрой и густой бородой — в школе учили, но всё время забываю, кто это. Бородатый мужчина без бороды и с густыми бровями. Мужчина лысый, с острой худой бородкой — кажется, это был Ленин. По центру, в рамочке — Мужчина с бородой седой, кудрявой — это святой Деннис Ритчи, изобретатель одного из древних языков программирования. Следом — мужчина лысый, без бороды, с узким прищуром глаз, орлиным носом и таутированными серпом и молотом на щеке — это, конечно же, был великий товарищ Банин, он же Анастасьев. И последний портрет — строгая властная женщина в годах с густыми кудрями, тяжёлыми серьгами и мрачным, гнетущим взором. Это была одна из основательниц культа ритчистов, товарищ Гулимбекова.
— Планет нерушимых союз наш свободный навеки сплотила великая мать… — запела Люсинда, и строй её мужчин немедленно подхватил.
Подпел и я.
* * *
Потребность в еде: Средняя (8 часов)
Как я добирался до этого Ашкелона — не помню. Помню, что меня немного знобило — то ли побочное действие от принтонов, то ли от ледяного климата этого странного райончика. Помню, как возникло странное чувство, когда подъезжал к космопорту — как будто начинается утро. Хотя утро здесь начинается всегда за сотню километров до космопорта.
Когда выходил из вагона, понял,
