Контрабанда - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Про остров на Таймыре мы ещё в присутствие куратора поговорим, а про проценты я тебе, балда, повторяю! Вовсе не десять процентов они ему отсыпают, а минимум двадцатку! Мы могли до двадцати пяти — двадцати семи точно договориться!
— Да не могли же! Говорю! Он бы больше не поднял!
Сапожищщи загремели по лестнице, и батина лысеющая шевелюра, наконец, показалась в лестничном проёме.
— Гага, ты видел⁈ Что он учудил⁈ Сотни! Сотни нас лишил! Этот хмырь после слов Арсена даже до двадцатки не стал поднимать! Дефлюцинат!
Обзывать меня и Арсена космическим планктоном отец страсть как любил. Но я, всё же, поддакнул отцу.
— Арсен, ты не прав. Можно было сторговаться на большую сумму.
— Мамой клянусь, я и собирался дальше торговаться! А восемнадцать — так, предложил! — старпом уже готов заплакать от раскаяния, но признаваться в нашей с отцом правоте не собирался. Чтобы разрядить ситуацию, я спросил отца:
— Как полетим? Путь неблизкий.
Отец устало плюхнулся на табуретку и махнул Ильичу:
— Карту сектора дай.
Над столом размахнулась слегка дёргающаяся от кофейных испарений карта звёздных скоплений и «коридоров» — тонких нитей, связывающий кластера-регионы космических держав.
— Северо-глубинный коридор — рискованный маршрут. Можно везти в обход, через Юго-восточный коридор, но он займёт на пару месяцев дольше. Безопаснее, конечно, базы лучше, там и взятку проще дать, и груз такой разрешён. Но вот с точки зрения бессарабских корсаров…
— Да, везти надо через Новгородскую Иерархию, — Арсен почесал затылок. — Фанатики… Не любят они иностранные товары. Помню, как в девяносто восьмом…
— Отставить разговоры. Пора лететь. Затаримся у уральцев, тут расходники дорогущие. Гагарин, зови волчка, а я с диспетчерами поболтаю.
Старого нашего волчка батя выпустил пару месяцев назад на специальном астероиде для «пенсионеров». Новый волчок, выданный за полторы тысячи трудочасов, был уральской породы, самый дешёвый и лёгкий в приручении, но обладал неприятной особенностью — не мог подлетать ближе, чем на пятьдесят метров к поверхности. Потому волчка приходилось отпускать на свободный выгул, либо оставлять на привязи у стратосферных дирижаблей, но на такую роскошь у нас хронически не хватало бюджета. Поэтому садиться и стартовать приходилось в старинных портах трамплинно-рельсового типа. Такого, как Ашкелон, он же Иерусалим-6.
Посмотрел в иллюминатор: ржавые ворота ангара, где стояло наше шестидесятиметровое судёнышко, неспешно открыл пузатый дядька. Потом я уселся на кресло второго пилота, закрыл глаза.
«Волчок, вернись», — подумал я, представив его светящееся тарелкообразное тело под кормой и сопроводив командой через радиоэфир, через браслет. Космофауна одинаково хорошо ловит и ментальные волны, и радио, а ментальный рисунок каждой сущности уникален, поэтому позвать его не составило труда.
Холодок пробежал по спине — когда волчок, мирно гуляющий в стратосфере, отзывается, всегда становится немного страшно. В голове послышался «шёпот», обрывки фраз, звуков, образов и мелодий, он становился всё громче, и я сказал бате:
— Стартуем, на подходе.
Началось веселье.
— Задраивай люки! Кислородку включай! Форсажники!
— Задраил-включил!
— Связь проверил? Сообщай!
— Порт, мы готовы!
— Готовы… Взлёт разрешён, — пробубнил голос не то роботётки, не то зануды-мужика.
Корабль дёрнуло, резко придавило вниз, заработали форсажные движки. В голове послышался ещё громче шёпот востроскручи. Космический зверь уже подлетел к концу пути, туда, где рельсы обрывались в пятидесятиметровый обрыв. Почуял приближение знакомого корабля, и уже был готов прилепиться подо дно, чтоб получить свой вкусный кусочек уранового изотопа на завтрак.
И тут…
— Так, стоп! — голос диспетчера стал более отчётливым и резким — всё же, человек. — Неоплаченная задолженность в размере двухсот семидесяти тысяч шекелей за парковку и обслуживание. Во взлёте отказано! Парковочные платформы заблокированы.
Я понял, что батя и не думал платить, садясь в этом порту. И что взлетать мы будем «с мясом.»
Глава 18
Чаевед
— Ччёрт, не прокатило, — прошипел батя и подтвердил мои опасения. — Придётся стартовать «с мясом»! Волчок, хватай упряжь!..
— Диспетчер, вас плохо слышно, приём! — прокричал Арсен в передатчик, а затем жестом погасил его.
«С мясом» — это ничего хорошего. Это означало — вырывая парковочные телеги от рельсов и с риском, что нашлют Инспекцию Протокола.
— Есть захват упряжи! Есть ровная гравитация!
— Гагарин, девяносто-сто двадцать по правому.
— Есть девяносто-сто двадцать по правому!
Гравитация оказалась вовсе не ровной, при повороте я в очередной раз шатнулся к перилам и чуть не свалился с лестницы. Заскрипели рельсы парковочной платформы под днищем, зашипел воздух, загремело, заныло под ложечкой.
— Кислород, двигатели в норме?
— В норме.
— Удаление от поверхности?
— Шестьдесят километров! Ильич, включай металл!
Ильич зашипел встроенными динамиками, включив уже знакомый коммунистический классический хэви-металл:
Если дело отцов стало делом твоим —
Только так победим, только так победим!
Слышишь юности голос мятежный,
Слышишь голос заводов и сёл!
— К пульту живо! Проверь пульт, всё ли горит! А ты к туннелизатору!
— Есть!
Подбежал, держась на поручни, поглядел в туннелизатор. Три хилые вакуумные рыбёшки барахтались за пыльным, закреплённым на крупные болты просмотровым окном, готовые слиться в вихре.
— Крути! Гони синего к красному!
— Не хочет!
— Транспортир подавай! Ты всех кормил? А, дефлюцинат, ничего не умеешь, давай я! А ты — в трюм, проверь востроскручу!
Я побежал в трюм через грузовой, провонявший конским навозом — батя упоминал, что прихватил по дороге в Иерусалим заказ по перевозке табуна лошадей — и услышал в браслете:
— Тройка сформирована! Оси приняты?
— Тройка сформирована! Оси приняты.
— Не подведи, милая! — сказал папаша в полголоса в микрофон. — Толкай их! Нно, родимые! Ныряем!
Еле видимая волна погружения прошла по кораблю.
— Нырнули! Идём!
— Ура!
Я побежал наверх, в моих руках, как это часто бывает, появилась красная электро-семиструнка «Урал». Полились грубоватые аккорды в такт песне, и вот уже три глотки орали на весь зал:
Банин, партия, комсомол,
Банин, партия, комсомол!
Банин, партия, комсомол,
Банин, комсомол!
Успокоились, как это часто бывает, через пару минут. Плыть в подпространстве до нашего следующего пункта — малонаселённой звезды на границе Иерусалимской Республики — оставалось ещё долгих десять часов, и мы сели обратно за стол.
— Итак, что мы имеем… — начал отец, но Ильич перебил его.
—
