Воля небес - Александр Прозоров

Вскоре на дороге показался русский обоз. Он тоже был небольшим, а потому проехал быстро, оставив встревоженных горожан с надеждой дожидаться вестей. Ведь от того, что происходило там, в густых чащобах, зависела и их жизнь, их судьба…

Утро двадцать восьмого июля османская армия встретила на реке Пахре, что пересекала серпуховскую дорогу возле деревни Молоди. Быстро собравшись, с первыми лучами солнца завоеватели двинулись дальше.

В это самое время оживал и русский лагерь. Рати встали на ночлег уже глубокой ночью и теперь, в легкой утренней дымке, торопливо расставляли поперек склонов небольшого взгорка щиты гуляй-города. Собранные из бревнышек в голову толщиной, они не пробивались ни стрелой, ни пулей, а высота в полторы сажени не позволяла их перелезть. Вроде и немудреное укрепление, но прочное, многие вороги об него зубы обломали.

После завтрака к лагерю Басарги Леонтьева, расположившемуся вокруг ларца с чудодейственной святыней, чуть на отшибе от общего ратного стана, подошел князь Хворостинин, поманил рукой новика:

– Пойдем, Ярослав. Твоя мысль, тебе и за исполнением следить.

– Новик мой, я с ним поскачу! – тут же поднялся подьячий.

– Дело твое, – пожал плечами воевода.

– Тришка, коня! – приказал Басарга. – Остальным шатры разбивать и кошмы разворачивать, дабы было куда раненых класть. Не забывайте, сие есть наша забота!

Бояре головного полка как раз поднимались в седла. Отряд, ведомый князем Андреем Хволынским, уже втянулся в дорогу. Воины Дмитрия Хворостинина поскакали следом.

Накатанный тракт был широким, полтора десятка всадников бок о бок помещались с легкостью. Да еще и по сторонам путники лес изрядно подызвели – на сотню сажен по обе стороны можно было разойтись. Но нужды такой покамест не было. К чему в неудобье ноги лошадям ломать, коли и так места всем хватает?

Дорога нырнула вниз, вброд пересекла Пахру, снова потянулась вверх, пошла через вытоптанное до черноты поле. Вестимо, именно здесь османские рати и ночевали.

Неожиданно откуда-то впереди послышался грозный протяжный вой, быстро сменившийся звоном железа.

– Началось, – негромко произнес Дмитрий Хворостинин. – Князь Хованский с татарами столкнулся.

К удивлению Басарги, воевода, несмотря на тревожные слова, ускорять шага не стал, вел своих людей все той же мерной походной рысью, не сильно утомляющей лошадей.

Еще полверсты – и дорога исчезла. Вместо нее от деревьев и до деревьев расстелилось поле, бурое и жидкое от крови, заваленное телами людей и конскими тушами, полное стонов и жалобного ржания, криков с просьбой о помощи. Среди всего этого ужаса бродили бояре и холопы, иные увечные, другие видом вполне целые, но явно не в себе. Одни пытались поднять кого-то, найденного среди сраженных, другие ловили редких лошадей с пустыми седлами.

Татар среди уцелевших не было, а значит, князю Хованскому смять прикрытие обоза удалось.

Еще полверсты, и впереди показались стоящие на дороге всадники, несколько сотен. В забрызганных доспехах, без рогатин, частью без щитов, с порубленными плащами. Это были остатки отряда князя Хованского, изрядно потрепанные схваткой победители. Увидев подмогу, бояре разошлись, открывая густой строй копейщиков – рядов десять, перекрывающих дорогу от леса и до леса. Далее на тракте поспешно удирали растянувшиеся вдаль до самого горизонта бесконечные ряды дробин, возков, таратаек, телег, колымаг, шарабанов, кибиток и прочего обозного счастья.

Нарядные янычары выставили перед собой густой частокол длинных пик и отступать явно не собирались.

– Не посрамим звания русского! – оглянувшись, крикнул боярам князь Хворостинин и опустил личину шлема. Перехватил из петли в руку рогатину, подтянул поводья, крепче взялся за щит. – За мной! Ур-ра-а!!!

– Ярослав… – Басарга хотел сказать мальчишке держаться позади, но дружный боевой клич уже потряс воздух, и все, что оставалось боярину, так это попытаться скакать быстрее сына, чтобы прикрыть его собой. – Ур-ра-а!!!

Кованая рать дала шпоры коням и стала разгоняться, сотрясая саму землю ударами тысяч копыт. Две сотни сажен, сто, полсотни… Уже летя галопом, Басарга принял чуть правее, смещаясь в сторону Ярослава, опустил рогатину, приподнял щит.

Десяток копий, направленных прямо в подьячего, пронзили коня, ударили в щит, едва не вырывая из рук, резанули по плечу, срывая верхнюю пластину юшмана – но это уже не имело значения. Мчащийся во весь опор скакун даже мертвый продолжал лететь вперед, сминая и первый, и второй, и третий ряды копейщиков. Уже вылетая из седла, боярин что есть силы толкнул рогатину вперед, направляя ее в грудь янычара из пятого ряда, пронзая и его, и воина за ним, разжал руку, кувырнулся, спиной врезаясь в кого-то из врагов, ударил назад окантовкой щита в надежде покалечить еще кого-нибудь, провалился вниз, втянул голову в плечи и поджал ноги, прикрываясь щитом.

Крики, ржание, топот, тяжелые сминающие удары по щиту. Это всадники, что мчались сзади, проскакали по смятым Басаргой копейщикам и врезались в тех, что уцелели, разрывая в клочья уже разрыхленный первыми воинами строй, добивая уцелевших, рубя бегущих, продолжая стремительную скачку.

Чуток выждав, Басарга толкнул щит, приподнимая его насколько можно, выбрался на свет, выхватил саблю, пошел назад по своим следам. Многие из янычар были не убиты, а всего лишь отброшены, сбиты с ног, слегка потоптаны – их требовалось добить, пока они не опомнились и не взялись за оружие.

Два десятка уколов – и с грязной работой было покончено. Вытирая саблю, Басарга еще раз внимательно осмотрел место своей схватки, облегченно перекрестился: Ярослава из седла не выбили, в первой своей сече новик уцелел. Теперь можно и к делам ратным вернуться: и подьячий вслед за другими, такими же спешенными в первом ударе боярами, поспешил к обозу.

Главные силы передового полка продолжали уходить дальше по дороге, рубя не успевших удрать в заросли возничих, и теперь многие сотни, если не тысячи телег стояли брошенные и бесхозные. Победители, хватая лошадей под уздцы, стали заворачивать их в обратную сторону, к лагерю.

Боярин Леонтьев заглянул в один из шарабанов, увидел под пологом груду перехваченных пучками копий, одобрительно кивнул:

– То, что надо!

Сунулся в другой, заваленный какими-то тюками, в третий, груженный мешками с зерном – каким именно, на ощупь не понять. В остальные не стал и смотреть, разворачивая колымаги и привязывая вожжи лошадей к задку передних возков. Самую первую взял под уздцы, повел. Одна за другой мерины и кобылы тронулись – длинный караван, подобно еще многим таким же, покатился по дороге.

У места схватки воины остановились, собирая павших и раненых, загрузили в возки поверх тюков и мешков, проехали немного, задержались у места второй сечи, тоже подбирая своих, покатили дальше. Вскоре после полудня трофейный обоз добрался до лагеря русской армии, прикрытого гуляй-городом, уже поставленным на холме в несколько острых уступов.

Проехав по дороге мимо, бояре завернули к леску за лагерем, и Басарга громко распорядился:

– Раненых снимайте и к шатрам! Вон, видите, белые с синим? Специально для выхаживания увечных поставлены!

Холопы его полусотни, услышав знакомый голос, уже бежали на помощь.

На пару часов наступило затишье, после чего на дороге опять появились бесчисленные телеги татарского обоза. Правда, теперь вслед за ними катился шум битвы. Пушкари большого наряда кинулись к своим тюфякам и пищалям, высунувшим жерла в просветы между щитами гуляй-города, стрельцы же и вовсе вышли наружу, выстроившись у подножия холма.

Возки, нетерпеливо погоняемые холопами, быстро ныряли в лесок за лагерем, освобождая дорогу, за ними шли конные сотни, а позади на небольшом удалении скакали татары.

Послышался гортанный выкрик, степняки погнали лошадей, бояре своих развернули. Сотни столкнулись, засверкали сабли… Копий и стрел, похоже, не осталось ни у тех, ни у других – рубились только на мечах. На землю упали из седел несколько десятков воинов, и татары отпрянули, отдыхая и переводя дух. Кованые сотни тоже отвернули, на рысях помчались по дороге. Татары прилипчиво скакали в сотне саженей позади, готовясь к новому броску.

Но боярская конница уже проносилась аккурат мимо гуляй-города.

Басарга открыл рот, чтобы пробудить ратников от спячки – но тут как раз и грянул протяжный залп, под конец рассыпавшийся на частые отдельные выстрелы, и плотный свинцовый ливень буквально смыл степняков с дороги. Лишь редкие счастливчики, повернув коней, во весь опор уносились на безопасное удаление, да пара десятков татар, лишившись коней, драпали своими ногами.

Кованая рать въехала в гуляй-город. От общего строя отделился Ярослав, спешился возле шатров, запыхавшийся и разгоряченный, выдохнул: