Ветер перемен - Андрей Колганов

В течение четверти часа не только выяснилось, что бригада ночует в одном из домиков маленького хуторка рядом со станцией, но и подоспевший отряд ВЧК извлек машиниста, его помощника и кочегара из постелей и доставил на станцию. Вскоре паровоз спешно заправляли водой, красноармейцы закидывали в него дрова, а в топке уже разгорался огонь. Нужно было как можно быстрее разогреть паровоз, чтобы развести пары.

Одновременно началась погрузка в теплушки. Странный облик пулеметов, которые, сняв со станков, затаскивали в вагон, привлек мое внимание. Спрашиваю Романова:

– Что это у вас за пулемет такой странный? Кожух гладкий, а на конце ствола – раструб?

– Так это переделка из трофейного, из австрийского системы Шварцлозе, – поясняет тот.

– А второй? Вроде «максим», но почему на треноге, а не на колесах?

– «Максим»-то он «максим», – вступает в разговор один из взводных (как раз вроде командир пулеметного взвода), – да только производства английской фирмы Виккерс. Потому и тренога. И гильзы из него не вверх, а вниз летят, – продолжает он свои пояснения, – механизм там немного иначе устроен, поэтому наши, которые с «максимом» знакомы, с энтим механизмом путаются. Стреляет-то он исправно, вот только с патронами к нему плохо. Остатки подъедаем – он, зараза, только английские жрет. Сбросили нам всякое иностранное барахло со старых складов. Машинки-то эти – еще довоенной поставки, кажись, аж девятого года, и сделаны были под английский патрон. Мы же вроде как не на фронте, нам и такое сойдет. Вон «шварцлозе»-то, его все ж таки под трехлинейный патрон переделали. Он нам с разбитого бронепоезда, от беляков достался. Хорошо, нашлись умельцы, приспособили под него станок Соколова от искореженного «максима».

– Да и с таким барахлом все лучше, чем совсем без пулеметов, – философски замечает ротный.

В вагоны грузится и небольшой отряд ВЧК – те самые полтора десятка красноармейцев, один из которых тащит на плече уже знакомую мне толстую трубу ручного пулемета «льюис».

– Успеем? – тревожно спрашиваю Рюрикова, когда машинист после долгого напряженного ожидания отрапортовал о готовности к отправлению. Опередив ротного, мне отвечает Галькевич:

– Должны. До Заситино отсюда аккурат семнадцать и три четверти версты по железке. По тракту примерно столько же. Банде туда идти не меньше четырех часов. С тех пор как они со станции сдернули, прошло где-то часа полтора. Нагоним. Нам-то ходу туда минут тридцать – сорок.

Глава 13

Заситино, Исса, Посинь… и французские поэты

Издав протяжный гудок, паровоз, натужно пыхтя, потащил со станции наш состав из пяти теплушек и одной платформы. Уже в скрипящем и громыхающем на стыках вагоне, где царила почти полная тьма, спрашиваю практически невидимого в этой тьме Галькевича:

– Ты ведь местный, себежский? Места эти знаешь?

– А как же! – гордо отвечает командир чекистов.

– Так подскажи, где и как бандитов перехватить можно.

– Пядышев! – крикнул в ответ чекист. – Пядышев! Тащи сюда мою командирскую сумку! И фонарь запали!

Вскоре фонарь уже осветил небольшой пятачок перед нами слабым колеблющимся пламенем свечи, спрятанной за пыльным стеклом. Яков Исидорович извлек из планшета сложенную карту и аккуратно развернул ее у себя на коленях.

– Вот смотри, – начал он водить пальцем по карте, – большак идет на Заситино и дальше до линии перемирия. И вот тут, не доходя Заситино, есть одно место, которого банда никак миновать не может. Без подвод они, может быть, и прошли бы инако, а с подводами – никак. Тут два мостка через Иссу. С подводами – только по ним.

– А почему два мостка? – спешу уточнить у Галькевича.

– На карте оно плохо видно, но Исса здесь делится на два рукава. Потому и мостов два, – пояснил командир отряда ВЧК. – Вот у этих мостов и надобно банду встретить. Поставить пулеметы – и вдарить! – энергично махнул он рукой, сжатой в кулак.

Вглядываясь в карту, задаю уточняющий вопрос:

– Хорошо, напорются они на пулеметы, бросят подводы и кинутся в лес – вон он, у самой дороги, с северной стороны. Или вон еще проселок на юго-восток обозначен. Вот, где «Хорошки» написано. Хутор, что ли? Туда тоже могут свернуть. Что тогда?

– Правильные вопросы задаешь, – присоединился к разговору Рюриков, – а говорил, не военный. Надо с севера у дороги, аккурат на самой опушке, еще засаду ставить, и туда – второй пулемет.

– А если кто на Хорошки свернет? – напоминаю о своих сомнениях.

– У Хорошек тогда моих в засаду поставим, с «льюисом», – предлагает Галькевич.

– Нет, – качаю головой, – если они в этом месте на засаду наскочат, то смогут сразу в лес с дороги кинуться. Лучше пулемет у самой развилки дорог поставить. Тогда им и дорогу на Хорошки перекроем, и назад по тракту не дадим рвануть.

– А говорил – не военный! – еще раз выдал Федор Иванович. – Соображаешь! Тебя бы командиром поставить, опыта бы набрался – и, глядишь, на батальон, а то и на полк бы вышел!

– Соображать не только на войне надо. В мирном времени как бы не сильнее соображалка нужна. – Вот не прельщает меня военная карьера, и все тут.

– Не, мир – не война, там так крутиться не надо, – возражает Рюриков.

– Не скажи, – качает головой Галькевич, по всему видать, более подкованный, да и более опытный. – Вот ты знаешь, какими путями можно из нашей нынешней разрухи в будущую Коммуну дойти?

Комроты промолчал, видимо сразу не найдя что ответить.

– Вот то-то же! – осадил его чекист.

– Ладно, revenons á nos moutons[1], – сорвалось у меня. Черт, за языком следи, шляпа! – Чево? – тут же недоуменно воскликнул Федор Иванович.

– Так, французская поговорка, – пришлось оправдываться. – Означает: вернемся к делу. У меня еще один вопрос: хотя бы и тремя пулеметами, но всю банду в темноте мы не положим. Сколько-то наверняка ускользнет. Разбегутся по лесам, а кто-то, глядишь, за кордон в обход пойдет. Исса-то, смотрю, невелика, ее и вброд одолеть можно.

– Вброд-то можно, тут и впрямь неглубоко – кое-где всего полсажени будет, ну а где и по шейку, – согласился Галькевич, действительно хорошо знающий здешние места. – Только вверх по течению от мостов искать нечего – там по берегам такая топь, что и знаючи не пролезешь.

– А вниз? – интересуется ротный.

– Вниз по течению тоже порядком заболочено. Но кто энти места знает, может тропку и сыскать.

– Тогда дозор надо к северу пустить, – предлагаю свое решение. – После начала боя отделением пройтись по течению версты на две-три, поглядеть, не пытается ли кто вброд перебраться.

– Лады, – кивнул Рюриков.

Тут к перестуку вагонных колес добавился глухой «железный» гул, быстро прервавшийся. «Никак, мост переехали», – догадался я.

– Ах, неправильно все это! – вдруг воскликнул командир отряда ВЧК.

– Почему ж неправильно? – возмутился ротный. – Товарищ комиссар все по уму расписал…

– Да я не об этом! – мотнул головой Галькевич. – Ну не должны «зеленые» за кордон тикать. Что дезертирам-то местным в Латвии энтой самой делать? Не понимаю… Плохо дело.

– Почему плохо? – Мне тоже стало тревожно при виде нешуточного беспокойства, посетившего чекиста.

– Плохо – оттого что не понимаю. Того и жди, пакость какая учинится, – ответил он.

Тут состав заскрипел и стал притормаживать.

– Что, уже Заситино? – спрашиваю у Галькевича.

– Нет, железка в само Заситино не заходит. Станция Посинь от села в двух верстах. Но и на станцию мы не пойдем. Я дал команду примерно за версту до станции остановиться, почти сразу, как мост через Иссу переедем. Здесь проселок должен быть вдоль Иссы. Он нас прямо к самым мосткам и выведет. Тут нам ходу полчаса с гаком будет.

Состав последний раз скрипнул и остановился.

– Из вагонов! Выходи строиться! – закричали взводные.

В кромешной тьме, лишь слегка рассеиваемой призрачным сиянием неполной луны, рота стала собираться у вагонов. Галькевич, пробежавшись сначала вперед, а потом назад от состава, обнаружил все-таки нужный проселок – скорее широкую тропу, – и рота стала постепенно выползать на нее. В не слишком стройной колонне можно было разглядеть нескольких человек, тащивших на своих спинах тяжеленные пулеметы и отдельно – станки для них. Справа от тропы, где-то в сотне шагов, угадывалась сплошная темная полоса. «Не там ли речка?» – мелькнула у меня мысль.

– С тропы не сходить! – крикнул Галькевич. – Тут места болотистые, особливо по правую руку, вдоль реки!.. Эх, – пробормотал он под нос через несколько мгновений, – сюда хотя бы пару трехдюймовок! Поставили бы их на Грым-горе, накрыли бы тракт шрапнелью – и такого бы шороху на бандитов навели, что потом их только причесать маленько пулеметами – и дело в шляпе!

Не прошло и часа, как дорожка вывела нас к мостам через Иссу. Расположенные близко, всего саженях в сорока друг от друга, небольшие рукава (по дюжине шагов в ширину) речки с быстрым течением имели невысокие берега, поросшие ивняком, и влажную, болотистую пойму. Поэтому, когда я шепнул Рюрикову: «Давайте, Федор Иванович, командуйте ротой», – он расположил «виккерс» поодаль от реки, где местность начинала полого повышаться и стала заметно суше, саженях в тридцати от ближнего моста, так что мостик через второй рукав даже не просматривался в темноте. Но лежали они на одной линии, так что ошибиться было невозможно – оба моста одновременно попадали в сектор огня пулемета.