По ту сторону ночи - Евгений Устиев

К счастью, Петя нашел все в полном порядке.

Разумеется, я не спал до его возвращения, а, сидя у костра, поддерживал огонь, подогревая ужин и чай. Мир и дружба были тут же восстановлены.

«Золотой характер у этого парня!» — думал я, ворочаясь перед тем как заснуть.

На следующий день мы договорились продвинуться с лодкой по реке насколько можно дальше. Ребята должны захватить по пути мешок с запасами и, достигнув пределов, за которыми плыть на лодке невозможно, разбить там основательный лагерь, где мы задержимся на несколько дней. Я, как и накануне, пойду по лавовому потоку, постараюсь его пересечь, а к вечеру направлюсь к палатке, Петя обещает разжечь там к этому времени большой дымный костер.

Еще до того как был снят лагерь, я прошел зону глыбовых лав и оказался на гладкой поверхности потока. Идти по ней легко, как по хорошей торцовой мостовой. Сходство с торцами довершается системой тонких трещин, разбивающих базальт на многоугольные, преимущественно пяти- и шестиугольные, призмы различного диаметра. Эти трещины появляются в лавах во время их затвердевания; они связаны с сокращением объема остывающего расплава. Диаметр призм в среднем равен двадцати — тридцати сантиметрам, хотя кое-где можно видеть участки потока с «торцами» в один-два метра — настоящая «дорога гигантов»!

Сегодня я хочу пройти поперек лавового потока, чтобы составить представление о его поперечном профиле. После этого я поднимусь на высокий правый склон долины Монни, откуда смогу взглянуть на всю эту картину с птичьего полета. Чтобы оценить архитектуру любого большого здания, нужно смотреть на него со стороны. Так и сейчас мне необходимо удалиться от потока, чтобы отвлечься от деталей и увидеть его весь целиком, во всем мрачном величии.

Очень скоро я убеждаюсь, что удобные для ходьбы ровные и гладкие «торцовые» участки потока занимают не так уж много места. Они образуют нечто вроде широких прерывающихся «автострад», которые чередуются с узкими, слегка изогнутыми в плане лавовыми валами. Взобравшись на первый вал, я вижу за ним второй и еще дальше — третий; все они вытянуты параллельно южному краю потока, от которого я иду. Такие валы появляются в результате коробления уже застывшей корки потока под напором еще жидкой и поэтому продолжающей течь внизу лавы. На языке вулканологов они так и называются — валы коробления.

Затем я натыкаюсь на широкий и длинный провал, занимающий всю центральную часть потока. Это обширная депрессия глубиной от шести до восьми метров с совершенно вертикальными стенками. Обойти ее невозможно — она уходит слишком далеко; спуститься тоже не просто — глубоко. Кое-как нахожу участок, где можно сойти на дно, перебираясь с глыбы на глыбу.

Здесь царит хаос. Передо мной бушующее каменное море; острые базальтовые' глыбы либо громоздятся бесформенными неустойчивыми заторами, либо погружаются в зловещие воронки впадин. Идти необыкновенно трудно; ноги то соскальзывают с гладкой поверхности одной глыбы, то больно натыкаются на острые ребра другой. Впрочем, путешествие по этому каменному хаосу имеет и свои достоинства. Пока я прыгал с камня на камень, на небо набежала пролившаяся теплым дождем тучка. Чтобы не промокнуть, я залез в сухую уютную нишу между несколькими огромными глыбами; ни одна капля дождя туда не попадает — я спокойно смотрю на великолепную, опоясывающую небо радугу.

Общая ширина базальтового потока равна здесь полутора километрам. Вскоре я дохожу до противоположного его края и, соскочив с последней базальтовой глыбы, погружаюсь в мягкий мох, покрывающий сплошным зеленым ковром этот склон долины. Тут же начинается невысокий лиственничный лес с некогда, по-видимому, густым, но давно выгоревшим кедровым подлеском. Извивающиеся по земле кривые ветки сухого стланика очень затрудняют подъем.

Наконец я добрался до небольшой лысины, откуда открывается чудесный вид на долину Монни и базальтовый поток. Минуты такой радости способны искупить все усилия, затраченные на достижение цели.

Насколько хватает глаз, долина Монни заполнена черными ламами. С этой высоты я смутно вижу узкий, как лезвие ножа, конец потока; его начало теряется где-то на востоке — там сейчас тучи, от которых протянулись косые полосы дождя.

Отчетливо видна и крупная волнистость поверхности потока, и мелкие четкие гряды валов коробления. Они вытягиваются вдоль края потока в два-три, а местами и в пять рядов, совершенно напоминая своим видом набегающие на берег волны морского прибоя. Но почему они параллельны, а не перпендикулярны долине Монни и лавовому потоку? Значит, лавы текли не только вниз по долине, но и от правого ее склона к левому? Присматриваюсь. Так и есть! Поверхность потока ясно наклонена и с востока на запад, и с севера на юг, то есть и вниз по долине, и от правого ее склона к левому. Следовательно, движение лав имело чрезвычайно сложный характер.

Колоссальная лавовая река, которая и по глубине и по ширине превышает Неву, а по длине уступает ей лишь несколько километров, производит неизгладимое впечатление. Невольно представляешь себе страшную картину извержения, когда эти необозримые просторы ныне застывших базальтов полыхали пламенем и дымом. В зеленую долину Монни хлынули огромные огненно-красные потоки раскаленной лавы. Со взрывами и страшным шипением мгновенно вскипала и испарялась вода в реке. Ярким огнем вспыхивали и горели леса и травы. Обезумев от ужаса, бежало отсюда все живое. Мы недавно плыли мимо охваченного пожаром леса, но разве можно сравнить это маленькое пламя с космическим горением вулкана!

Речку, которая когда-то мирно вилась посреди долины, лава вытеснила к ее левому краю. Отсюда хорошо видно, что узенькая полоска ручья вскоре вовсе исчезает, поглощенная черной. массой базальта. Несколькими километрами выше уже вся широкая долина Монни от края до края занята только застывшими лавами. Следовательно, передо мной единственный в своем роде пример горной долины, которая более чем на полсотни километров лишена реки. Такое явление очень редко встречается даже в засушливых странах юга, а в богатых водой северных широтах оно и вовсе выглядит шуткой природы!

Однако куда же в самом деле исчезает вся вода с обширных пространств бассейна Монни? (По моим грубым подсчетам, общая его площадь должна приближаться к полутора тысячам квадратных километров.)

С высокого склона, на котором я сейчас расположился, открывается широкий вид на долину; он сразу разъясняет загадку и вместе с тем помогает восстановить историю здешних рек.

Начиная с того места, где иссякла тоненькая ниточка реки, я вижу длинный ряд озер, замыкающих каждое из боковых ущелий долины Монни. Сколько притоков, столько и озер, в которые собирается текущая с гор вода. Эти озера мы видели на аэрофотоснимках еще до выезда в экспедицию. Запрудные озера! Заполнив некогда всю ширину долины, лавы заперли собой боковые притоки, образовав громадные запруды. Отсюда хорошо видны ближайшие ко мне ущелья, справа и слева сбегающие к долине Монни. В каждом из них течет маленькая, заканчивающаяся озером речка.