В горах Тигровых - Иван Басаргин

— Бей Адама, он убил Исайю! Бей!..

— Остановитесь! — теперь уже грозно рявкнул старик. Длиннущая его борода развевалась по ветру. Голубые, еще не вылинявшие глаза зло вспыхнули — Сказывайте, че случилось?

— Святой Амвросий, Исайя узрел Адама и Еву, как они спущались с небеси, восхотел побить блудницу камнями, Адаме же убил Исайю.

— Поделом сукину сыну, он уже второй год вносит смуту средь нас и пришлых людей. Ошалел старик! А вы все шасть по норам и чтобы у меня не гудели. Ведите приблудных в скит, там все решим! — говорил Амвросий, четко, будто дрова рубил.

— Мы заблудились, третью неделю бредем по тайге. Коней потеряли. Сами не знаем, куда и забрели, — говорил Андрей.

— Да уж вижу, что не с неба свалились. Такое только Исайе может поблазнить. В прошлом году по вине Исайи был убит наш посланец, нонче снова. Похоронить Исайю без отпевания. Аида в скит.

Варю взяли под руки и повели. Она стонала от боли в животе. К остальным болям уже привыкла.

Вошли в крепость. Варю увела с собой лекарка. Амвросий кивнул на Андрея, приказал:

— Хоть и грешно в воскресный день мыться, но помыть надо. Шумни Ипата, его баня долго жар держит, пусть помоет. Лопотину подберите, эко, одни ремни. Ипат, да смажь тело-то травным отваром.

Пошли на совет. Совет был краток, Амвросий предложил изгнать верижников, пожили, мол, у нас, пусть ищут себе другую пустынь.

Михаил Падифорович, один из старейших учителей, сказал:

— Мудрые старцы не истязают тело, не гноят его заживо, а мудрость детям свою передают, душу свою очищают от скверны. Эти же — блевотники и псы алкающие. Изгнать надо из скита.

Пришла лекарка и сказала:

— Баба была в зачатии, скинула плод. Убил его Исайя. Святой Амвросий, надыть гнать верижников, бо от них всякий срам и болести. Средь них есть прокаженные.

— Решено гнать. Лечи бабу, хватили горя под завязку. Андрея даже в бане трясло. Ипат спросил:

— Чего тебя лихоманка бьет?

— Дэк ить человека убил, унять себя не могу. Страшно видеть его ошалевшие глаза.

— А ты на них не смотри. Потом, какой там человек Исайя? Гниль, гнида, рыба снулая. Доведись мне такое сделать, тут же бы забыл. Ежли б ты убил деда Михаилу, нашего учителя, то не жить бы тебе. Нашим нужна была еще одна зацепка, чтобы изгнать эту вонь отселева. Теперь уж изгонют. Точно.

Слова Ипата чуть успокоили Андрея, но перед глазами долго еще стояли вылезшие из орбит глаза, разверстый рот в немом крике и эти тощие руки, которые и после смерти продолжали тянуться к Андрею.

Андрей пришел из бани посвежевшим. Ипат ладно похлестал его березовым веником, а потом долго и осторожно растирал тело.

Андрея провели в келью Амвросия. В открытое окно врывался прохладный ветерок. По стенам кельи были расставлены книги, тяжелые, в кожаных переплетах. Амвросий листал книгу, поднял на Андрея глаза, спросил:

— Чей будешь? Ответствуй!

Андрей без утайки рассказал о себе, о бунте, ссылке, побеге с Варей, разбойниках… Амвросий выслушал, проговорил:

— Полюбовное дело и богом не воспрещено. Все мы бунтари, все мы беглые. Добре, будем снедать, а уж потом говорить. Эй, люди, гоношите застолье! Медовушки можно подать, — крикнул из кельи Амвросий.

Встали на молитву. Андрей растерялся: как ему молиться — двуперстием или щепотью. Амвросий заметил это, бросил:

— Ты не криви душой, вижу ить, что из никонианцев. Не сужу. Не крестись, а просто постой, сотвори с нами молитву, и будет.

Ели долго, ели молча, запивали едому медовухой, крякали, шумно обсасывая усы.

Снова молитва. Затем долгий разговор, где Андрей рассказал, что один из каторжан-раскольников поведал им о Беловодье, которое будто бы лежит где-то у моря.

— Наши туда идут.

— Праведно делают; может быть, и нам будет туда дорога. Теснят нас ярыги царские, наушников засылают, грозятся сжечь нашу крепость, — в раздумье говорил Амвросий — А теперича пошли в молельню, тебя судить будем, ить человека убил, — коли что, то грех этот снять надо. Уж там как народ скажет.

В молельне шепотки, шорохливая тишина. А когда вошли Амвросий, Андрей, еще тише стало. Встал у иконостаса, поднял руку с крестным знамением, заговорил:

— Сей муж убил Исайю, вам ведомо. Но Исайя убил в утробе матери дитя… — тихо начал Амвросий.

И Андрей подался назад, он об этом еще не знал.

— Несть больше греха, чем убить утробного ребенка! Несть и не будет! — сильным голосом продолжал Амвросий — Исайя провонял и загнил, ако недобитый волк, — уже гремел Амвросий.

В молельне были даже слышны вздохи, когда Амвросий замолкал.

— Исайя муж ста десяти coгрешений! А болезные люди возвели его в святого. Не святой он, а грешник и убивец. Только полоумец может сказать такое, что узрил сошедших с небес Адама и Еву. Вот он, Адам. Смотрите. Человек, наш, земной, а его порешили убить, жёнку удушить руками, как это сделал Исайя три года назад, удавил бабу, увидев в ней дьяволицу. Надо Исайю осудить, а мужа молодого, гонимого и мучимого, — оправдать. Михайло, тебе слово.

— Оправдать!

— Оправдать!

— Оправдать! — отвечали раскольники один за другим.

— Еще одно слово мы должны сказать — изгнать верижников из нашей крепости, дабы они не разносили заразу среди людей наших.

— Изгнать, ибо наши люди уже болеют проказой, от них перешла.

— Изгнать!

— Изгнать!

Андрей было рванулся вперед, чтобы сказать слово в защиту верижников, мол, они старцы, они по зову Исайи напали на них. Но дед Михайло остановил:

— Не за-ради того изгоняем, что они напали на вас, а за-ради спасения людей своих. Потому молчи и в чужой монастырь со своим уставом не суйся.

— Отпустим сего мужа в Палестины своя? — задал еще один, вопрос Амвросий.

— Отпустим, бумагами снабдим, дабы их не признали за бродяг, не помнящих родства. Коней бы надо дать, лопотину, денег, и пусть идут в свою землю обетованную, — предложил дед Михайло.

— Ну тогда добре, можете гулять. Степка, иди сюда… Это мой внук, — повернулся Амвросий к Андрею, — бери сего мужа и отдыхайте.

Андрей попросил Степана сводить его к Варе, поговорить еще с лекаркой.

Лекарка встретила Андрея на пороге, пропустила, тихо сказала:

— Водила ее в баню, не шумите, спит. Оклемается. Молодая. Дитя жаль. Первенца скинуть — можно и без детей остаться. Но будем молить бога… Погуляйте, чуток позже заходите.

— Как вы в этой глуши живете? — спросил Степана Андрей.

— Как все, ежли не лучше. Пушнину, хлеба, мясо возим на ярмарку. Правда, все тайком, через других людей. Но не жалуемся. Воевать, то сила не та. Сдаваться на милость царю — тожить душа не лежит. Так и крутимся.