Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови» - Герман Романов

— Первый вариант для меня намного предпочтительней, — после долгой и мучительной, словно застывшей во времени, как в густой деревенской сметане, паузы произнес Милюков. — Но поймите меня. Я отнюдь не питаю сочувствия к нашим партнерам по Антанте, Константин Иванович. Просто опасаюсь, и очень серьезно, что, революционизировав Европу, большевики немедленно примутся за нас с удвоенной силою.

— Это еще бабка надвое сказала. В европейских странах большая часть населения состоятельна и очень неохотно отнесется к попытке превратить их в маргиналов. Гражданская война там затянется и сильно обескровит наших противников. Так что союзники пойдут на значительные уступки, чтобы избавиться от красной напасти, а большевики физически не смогут удержать за собою недовольную крестьянскую страну, которая ответит им за провал революционного нашествия мятежами. Они, кстати, сейчас уже занимаются ярким пламенем. Так что…

— Предлагаете подождать естественного хода событий, руководствуясь выгодными сторонами ситуации, когда наши враги сцепились друг с другом? Ну что ж, в таких рассуждениях есть здравое зерно. Но что вы скажете по поводу вчерашних предложений Троцкого? Признаюсь честно — у меня в голове не укладывается столь странный подарок. Уж не с троянским конем ли мы имеем дело, Константин Иванович?

— Вы правы, Павел Николаевич. Удержать за собою южные губернии Новороссии, охваченные махновским повстанчеством, красные уже не могут чисто физически. А потому предложили их нам, ограбив предварительно продразверсткой. Еще одно обстоятельство принуждает большевиков к столь странной, не похожей для них уступчивости…

— Румыны, горячо подстрекаемые и вооружаемые Францией, в самые ближайшие недели перейдут в наступление. Это приведет к полной катастрофе большевистского Западного фронта и тем самым остановит дальнейшее революционное движение на запад. — Милюков неожиданно для Арчегова заговорил скучным профессорским тоном, которым объясняют нерадивым студентам прописные истины. И, широко улыбнувшись, стал с расстановкой пояснять: — Потому отдачей нам Южной Новороссии большевики добиваются сразу нескольких целей. Во-первых, избегают войны с Румынией. Во-вторых, заставляют нас использовать все наши скудные резервы для борьбы с «махновщиной». В-третьих, отдаваемые территории с крупными металлургическими заводами и шахтами, находящимися ныне в разрухе, потребуют от нас крупных денежных вливаний на их восстановление. И тем самым, как ни парадоксально это звучит, такие отступления значительно ослабят нас и вызовут большие траты сибирского золота. Что неизбежно приведет к серьезным трениям между двумя нашими анклавами. Это главные соображения, хотя есть и другие, не менее значимые.

Арчегов почувствовал себя плохо — давненько его так качественно не «отхаживали». Расслабился, вот и получил в «обратку», очень грамотно. Вот тебе и интеллигент — все понимает, только не отказал себе в удовольствии поиграть с «сапогом», как кот с мышью.

Но молодой генерал не обиделся, наоборот, обрадовался. И спокойно поинтересовался, сжигаемый любопытством — какие же аспекты он упустил в своих рассуждениях?!

— Павел Николаевич, мне бы хотелось знать иные ваши соображения. Надеюсь, вы как опытный и знающий политик просветите меня о них, я ведь военный и в академиях не обучался.

— Не прибедняйтесь, Константин Иванович, это режет мне слух. Вы с уважаемым Петром Васильевичем Вологодским действительно хорошо проработали оптимальные варианты. Что касается большевиков, то, уступая нам порядочную территорию, они выигрывают время, достаточное для революционизирования Европы. И использования межимпериалистических противоречий, как они любят выражаться. Ведь Франция сделала ставку не на нас, а на Польшу и Румынию. С первой все ясно, большевики оказались сильнее. А второй будем противодействовать мы, ибо бессарабский вопрос, как я понимаю, может быть разрешен только путем войны.

— Румыния ни за что не вернет нам оккупированную территорию…

— На это и надеются в Лондоне. Не удивляйтесь — Британия не меньше нашего желает уменьшить влияние Франции. А потому в противовес ей сейчас делает ставку на нас.

— И каким образом?

— Освобождая от турок захваченную Армению, мы ослабляем османов, давая возможности для реализации британских интересов в Палестине и Месопотамии. Кстати, так же они используют и греков. К тому же наше продвижение в Закавказье приведет к потерям, а это неизбежно сделает нас более восприимчивыми к помощи от Лондона. Французы тоже хорошо это понимают, иначе бы не остановили свои действия против Кемаля. Думаю, что они желают с ним договориться и тем ослабить своего островного соседа и сдержать его притязания в Турции. Ту же цель преследуют и большевики — наша война на Кавказе идет им на руку, ибо дает гарантию от нападения на них здесь. А дополнительной страховкой для красной Москвы станет наша война с Румынией, если начнется.

— А она начнется?

— Думаю, что да, и в скором времени. Слишком заинтересованы в ней многие, от великих держав до большевиков, да и нас самих, грешных. Обидно, что даже румыны с кровью у нас куски территории отрывают. Не говорю уже про самих румын, что хорошо поживились и которым нужно отрабатывать займы и полученные в Версале привилегии. Оттого сейчас британцы с нами и заигрывают.

— Еще бы, — улыбнулся генерал. — Большевики от «великодушного дара» нам только выиграют в будущем. Недаром Троцкий настолько покладист вчера был. До приторности…

— Они все рассчитали, — усмехнулся Милюков, — и неплохо. На полгода связывают нам руки, а взамен получат восстановленные шахты и заводы. Которые «товарищи» просто отберут силой, когда сочтут себя достаточно сильными! И это произойдет сразу же после захвата Европы. Или на самом деле рассчитываете, Константин Иванович, что большевики заключали с нами мир «всерьез и надолго»?

— Конечно же, нет! Сейчас французы и англичане не опасаются, я имею в виду в полном объеме, красной угрозы. Но как только будет взят Берлин, отношение к московским «товарищам» станет совершенно другим. Ведь так, Павел Николаевич?

— Несомненно. Франция вышла победителем в этой войне только благодаря России и Англии. И сильно тревожится, если останется один на один с немцами, что жаждут реванша за версальское унижение. Поражение тогда будет неизбежно — против 40 миллионов французов чуть ли не вдвое больше германцев. Да и еще при помощи красных дивизий и внутренней смуты, раздуваемой Коминтерном.

— Вот потому и надо помочь большевикам, Павел Николаевич. Вы не находите эту мысль здравой?

— А вам не жалко русских людей, что бесплодно вот так погибнут? Вы об этом не думали, генерал?

— Размышлял, куда деваться. Красные так и так положат уйму народа. Выбор только за нами — или мы предпочтем пролить свою кровь в прямом противостоянии с ними, или обойдемся за счет наших «друзей» по Антанте. Я предпочитаю второй вариант.

— Если вопрос стоит именно так, а в том у меня нет сомнений, то и мой выбор определен. Ибо, делая вывод из ваших рассуждений, спасая мировую революцию, мы спасаем в первую очередь себя. Как бы это цинично ни звучало. Но политика такова…

— Я рад, что вы почти солидарны с Сибирским правительством, Павел Николаевич. Теперь нужно только обсудить цену, которую мы согласны заплатить за мир, и остаться в стороне от войны.

— Заодно округлив территории, вдвое увеличив население и на порядок прирастив промышленность. По-моему, именно в таком разрезе следует пойти навстречу большевикам.

— Ваши слова да Вологодскому в уши. И казачьим атаманам. Платить ведь придется Сибири да станичникам, ведь хлеб взять можно только там. Но делать нечего, будущее намного дороже.

Арчегов смотрел на Милюкова такими ясными и детскими глазами, что у последнего тут же ворохнулось в душе сомнение — а не обвел ли его этот молодой прохиндей. Уж больно сразу бросились в глаза все выгодные и не очень стороны. Павел Николаевич на такую мысль только вздохнул — если он сам что-то недопонял, то Троцкому придется намного хуже, ибо обмануть союзника нехорошее дело, зато врага — доблесть…

Ижмарская

— Я прошу посмотреть вас одну вещицу, доставшуюся мне от матери. Она наша семейная реликвия, Семен Андреевич.

Девушка расстегнула на платье крючок, потянула цепочку и сняла через голову какое-то украшение. Фомин отвел глаза в сторону — мельком увиденная белоснежная кожа груди смутила его и заставила даже покраснеть. Хотя вряд ли этот стыдливый румянец, совсем несвойственный военным, был различим на его изуродованном лице. И протянул свою раскрытую ладонь вперед.

— Ох ты!

Пальцы словно обожгло едким пламенем — он чуть не уронил зеленое нефритовое кольцо с вплавленным в середину багровым камнем. Но кое-как сдержался, пронзенный внезапной вспышкой в мозгу — память услужливо перевернула свои страницы, напомнив ему, когда он держал в своих ладонях это украшение. Так вот почему Маша вызывала у него смутные…