Боги ждут жертв - Ростислав Кинжалов

– Уйди! – прошипел он. – Прочь! Я возложу маску!

Эк-Лоль гордо выпрямилась.

– Почему ты? – гневно спросила она. – Я должна сделать это. Отойди!

Услышав эти слова, собравшиеся отхлынули к другому краю площадки. Положение становилось слишком напряженным, и никто не хотел оказаться свидетелем неприятного разговора двух детей властителя Тикаля.

Кантуль был вне себя. Его трясло от бешенства.

– Ты женщина, тебе не подобает вообще здесь быть, – заявил он. – Уйди прочь!

– Мне, старшей дочери правителя, уйти из храма Покоб-Иш-Балам? – презрительно произнесла Эк-Лоль. – Ты действительно потерял рассудок, Кантуль!

Говоря это, сестра наступала на брата, а тот медленно пятился. Они уже были у самого края площадки. И вдруг обезумевший от злобы Кантуль с криком: «Прочь!» – с силой ударил Эк-Лоль в грудь. Слабый вскрик – скорее удивления, чем ужаса, – вырвался у царевны. Какую-то долю мгновения тело ее балансировало на краю уступа, руки судорожно хватались за воздух. Она не удержалась на ногах, скатилась с уступа, с силой ударилась о выступ следующего этажа и… рухнула вниз.

Так умерла царевна Эк-Лоль из рода Челей.

Многоголосый вопль вырвался из груди стоявших на вершине пирамиды. Нелепость происшедшего и невозвратимость потери не укладывались в сознании. В последовавшем затем всеобщем смятении, когда людской водоворот забурлил на площадке – все стремились протиснуться к краю, – никто не заметил, как Ах-Каок, дернув за руку убийцу, незаметно исчез вместе с ним. Предсказание Вукуб-Тихаша оправдалось: парадные пышные одеяния оказались измятыми и изуродованными. Но кто сейчас думал о таких пустяках, как внешний вид!

Здесь же, около так и оставшегося непогребенным тела верховного жреца, состоялся совет, в котором приняли участие Ах-Меш-Кук, Ах-Печ, након и незаметно вернувшийся Ах-Каок. Было решено немедленно сообщить о случившемся правителю; выбор пал на Ах-Меш-Кука. С лихорадочной быстротой все заторопились вниз, чтобы сопровождать к дворцу вестника горького события. На чей-то вопрос о Кантуле горбун ответил, что он видел, как тот прыгнул за сестрой вниз. И хотя этого не было, сразу же нашлись десятки очевидцев, в ярких красках расписывавших самоубийство наследника.

Изуродованное тело царевны было найдено у подножия пирамиды и отнесено прислужницами во дворец. Толпа народа, стоявшая внизу, испуганно рассеялась…

Как только около храма Покоб-Иш-Балам наступило обычное безлюдье, Ах-Каок, оставшийся на вершине, спустился в склеп и вывел прятавшегося там Кантуля. Убийца был переодет в одежду младшего жреца. Достойная пара спустилась с пирамиды и исчезла. На вершине осталось только забытое всеми тело верховного жреца, пристально смотревшее безжизненными глазами в яркое синее небо.

Глава семнадцатая

ВОССТАНИЕ

Послезавтра они убьют тебя! Все они придут, чтобы уничтожить тебя, чтобы убить людей в городе, в который они проникнут. Поистине страшно видеть, как они идут. Их не восемь тысяч, не шестнадцать тысяч человек. Их больше!

Изношенное сердце правителя Тикаля не выдержало страшной вести о нелепой смерти любимой дочери. Ему даже не успели рассказать о самоубийстве царевича Кантуля. Глухо застонав, он свалился на руки окружавших его придворных, и через полчаса старого властителя не стало.

Спешно был созван совет знатных родов, который после долгих прений постановил (основываясь на достигнутой ранее тайной договоренности): временным правителем Тикаля – до официальной коронации – считать владыку Ах-Меш-Кука; его наследником и преемником, ахау-ах-камха – владыку Ах-Печа.

Были удовлетворены (хотя и не без споров) притязания и пожелания других членов совета. По улицам Тикаля помчались быстроногие и звонкоголосые глашатаи, возвещавшие о смерти правителя и воцарении Ах-Меш-Кука.

Дел у совета оказалось немало. Ах-Каоку, впервые присутствовавшему на столь блестящем собрании, было поручено довести до конца похороны верховного жреца и позаботиться о погребении царевны Эк-Лоль. По предложению Ах-Печа ее решили захоронить в том же храме Покоб-Иш-Балам, в одном склепе с верховным жрецом. Ах-Меш-Куку предстояла более трудная задача – устроить торжественные похороны правителя, но он был заинтересован в этом больше других: только после этой церемонии могло состояться его возведение на престол Тикаля.

Уже к концу заседания кто-то обратил внимание, что среди присутствующих нет накона. Стали выяснять, где он. Оказалось, что сразу же после смерти правителя након, собрав большой отряд наиболее опытных воинов, ушел из Тикаля в неизвестном направлении. Многим это не понравилось. В довершение всего придворные царевича Кантуля, тщетно проискав его тело, явились в совет и заявили об этом странном обстоятельстве. Начали допрашивать очевидцев (об Ах-Каоке не вспомнили). Те что-то мямлили и совершенно явно сочиняли небылицы. Дело все больше и больше запутывалось. Только Ах-Меш-Кук, по-прежнему с улыбкой на лице, уверял, что никаких оснований для тревоги нет, что накону стало известно о волнениях в одном из городов, и он туда выступил, а тело царевича унес какой-нибудь преданный слуга. По его приказанию, выраженному в форме учтивого совета, участники совещания наконец разошлись по домам.

Время близилось к вечеру; Хун-Ахау и его товарищи еще ничего не знали о случившемся. После длительных упражнений они, в ожидании еды, отдыхали. Шбаламке, уединившись с Хун-Ахау, горячо убеждал в чем-то своего названого брата.

– Мы скажем, что ты сын правителя Ололтуна, случайно попавший в плен, – говорил он.

– Я не хочу этого, – ответил Хун-Ахау.

– Почему? – искренне удивился Шбаламке.

– Ты же знаешь, что я не из знатного рода, мой покойный отец был простым земледельцем.

– Так это знаю только я, а никто больше знать не будет! А что ты сейчас раб – это ничего не значит! Немало было случаев, когда и царевны становились рабынями. Военное счастье переменчиво…

– Нет, – сказал Хун-Ахау, – не хочу!

– Почему же, – настаивал Шбаламке в отчаянии, – почему ты упрямишься?

– Я хочу быть сыном своих родителей, а не кого-то другого. Я горжусь своим отцом и своими предками. Мой отец погиб, защищая родное селение, а трус – правитель Ололтуна – не послал нам на помощь ни одного воина!

– Как хочешь, – огорченно произнес после паузы Шбаламке, – но, поверь мне, ты отказываешься напрасно. Было бы хорошо. Ты взял бы в жены царевну…

Внезапно перед хижиной появился Цуль с низко опущенной головой. Волосы старого раба были растрепаны, а вид так необычен, что у Хун-Ахау почему-то дрогнуло сердце.