Викинги. Скальд - Николай Бахрошин

И он делал то, что должен делать мужчина.

– Ты можешь остаться… Если хочешь, конечно, – сказала она через некоторое время.

– Что? – не понял Сьевнар.

– Можешь остаться, – повторила она. – Можешь взять меня замуж и стать хозяином в нашем доме.

Теперь они лежали, прижавшись друг к другу. Одно одеяло расстелили под собой, вторым – укрывались. Вдвоем было даже жарко. Сено, спрессованное от долгой лежки, громко шуршало при каждом движении.

Сьевнару было хорошо и легко, как давно уже не было.

– А отец? – поинтересовался воин.

– Он скоро умрет. Старая Ингред, сведущая во всяких хворях, говорит, что ему недолго осталось. Болезнь будет гнуть и ломать его, пока совсем не сломает. Это плохая хворь, от нее никто еще не выздоравливал. Так говорит старая Ингред, а она всегда знает, что говорит.

Ее голос звучал спокойно, даже безразлично, словно она говорила о чем-то неважном. Или – свыклась уже?

– Ты не любишь отца? – рискнул спросить он.

– Не знаю… Раньше я восхищалась им. Но – другим, молодым, сильным и веселым… Вроде бы совсем недавно он был сильным и веселым. Он был очень веселым, пока болезнь не одолела его… Теперь – не знаю! Мне часто кажется, что этот хныкающий старик, который без конца хлещет пиво и барахтается на полу как перевернутый жук – совсем не мой отец, кто-то другой. Совсем чужой… Лучше бы ты убил его, чтоб он умер, как положено воину, – просто объяснила она. – А сам взял меня замуж и стал бы хозяином в нашем доме. Матушка не будет против, она тоже боится, что мы останемся вдвоем, без мужчины.

«Да, женщины свеонов умеют принимать неизбежное! Умеют смотреть в лицо судьбе так же смело, как воины», – мелькнула мысль.

– У тебя есть братья, – припомнил Сьевнар.

– Они далеко. И вернутся ли когда-нибудь – только боги знают. Вы, ратники, никогда не торопитесь возвращаться к родным берегам. Вы предпочитаете тосковать о девушке за далью водных дорог, а не обнимать ее под крышей собственного дома… Вам, мужчинам, сладостна собственная грусть, а что делать нам, девушкам?

Сьевнар понял, что она намекает на его «Память о девушке». Улыбнулся. Не увидел, а, скорее, почувствовал, что Тора тоже улыбается в темноте.

– Значит, ты поэтому пришла ко мне? Чтоб не оставить дом без хозяина? – спросил он не без ехидства.

– Пришла, потому что пришла… Глупый… Ты мне сразу понравился!

«Понравился? Вот уж чего не заметил…»

– Ты убьешь его, Сьевнар? А я буду любить тебя так же горячо, как сегодня! Всегда буду любить тебя!

«Да, нежные девушки тоже умеют принимать неизбежное… Только видят боги – их ледяная расчетливость способна окровавить любое сердце… Вот и Сангриль…»

– Так ты убьешь его? – настаивала Тора.

Сьевнар в этот момент думал совсем о другом.

Немного помедлил.

– Нет, – наконец, сказал он.

– Почему нет? Я не понравилась тебе? Или у меня пахнет изо рта? Или у меня шершавые руки? Или – холодные ноги?

– Я не могу остаться с тобой… Меня ищет кровник, – добавил он, еще помолчав.

– Здесь тебя никто не найдет.

– Этот – найдет. Этот – везде найдет. Конунг и ярл Рорик Неистовый объявил мне кровную месть. Слушала о таком? Теперь я иду в Миствельд, чтобы вступить в братство острова.

– Тебя убьют. Беглец, вступивший на землю острова, может или стать членом братства, или умереть. Третьего не дано.

– Я знаю…

– Таков закон острова!

– Я знаю… Прости Тора, я не могу остаться с тобой.

– Вот все вы, мужчины, одинаковые! – бросила она. – Всегда говорите «прости» и всегда делаете по-своему!

Тора отстранилась, обиженно колыхнув острыми грудками.

«А это к чему?.. Что-то она слишком хорошо знает мужчин…»

– Девушка должна сама позаботиться о себе? Так, что ли?

– Что ты имеешь в виду? – не поняла она.

– Ничего… Просто…

– И все-таки ты мне нравишься, Сьевнар Складный! Даже несмотря на то, что не хочешь брать меня в жены!

Тора вдруг снова развеселилась. Опять прильнула к нему, принялась быстро поглаживать его тело тонкими, игривыми пальчиками, слегка царапая ноготками.

– Пойми, я не могу остаться… – все еще оправдывался он.

– Молчи, воин Сьевнар! Лучше – молчи… Наверно, я сразу полюбила тебя, никогда не думала, чтобы так, сразу…

– Я…

– Молчи!

И они опять любили друг друга, и кровь стучала в висках, и громко, отчетливо шуршало сено…

А может, и правда остаться? – думал воин еще через некоторое время. Дом, хозяйство, гладкое, молодое тело жены… Сколько можно скитаться по белу свету? И чем могут закончиться скитания воина? Понятно, чем… Круглоглазые вороны расклюют, растащат кости – вот и вся погребальная тризна…

Вот и пойми этих женщин! – размышлял Сьевнар, снова шагая по лесным дорогам. Тора, что смотрела на него так презрительно и надменно, сама пришла к нему, и отдалась, и любила его так горячо, словно ждала всю жизнь.

Кто бы мог представить, что она сама придет? Он – точно не мог представить. Интересно, хотя бы боги понимают своих богинь, или так же остаются в недоумении перед этой вечной загадкой женственности? – усмехался воин.

С утра Олаф, похоже, совсем не помнил вчерашнего. Радушно потчевал гостя перед дорогой, жаловался на распухшие руки и ноги, поминал, как хорошо посидели вечером за крепким пивом. Только и радости теперь старому воину, что вспомнить былое, насладиться интересной мужской беседой с проходящими ратниками, разглагольствовал хозяин.

– Да, хорошо посидели. С приятным собеседником и время летит незаметно, – сдержанно соглашался Сьевнар, вспоминая как хозяин, облившись пивом, катался по полу и рычал как раненый зверь.

А Тора выглядела по-прежнему надменной и недоступной, опять почти не смотрела в его сторону, презрительно вздергивая носик и завешиваясь ресницами. И он снова поглядывал на нее только искоса, почему-то стесняясь встречаться с ней взглядами.

Нежная, тронутая летним загаром кожа щеки, поджатые губы, взмах стреловидных ресниц, темные, пушистые волосы… Ему кажется или под маской сдержанности проблескивает лукавство в глазах?

Но много ли увидишь, если смотришь искоса. «Кто поймет этих женщин, хоть богинь, хоть обычных смертных?»

Уходя от дома Двупалого Олафа, Сьевнар все еще вспоминал жаркое, потное сплетение тел среди шуршащего сена, частые, шлепающие удары о женскую плоть, глухие стоны с закушенными губами. Вспоминал, и опять начинал хотеть ее.

Только кого хотел – Тору или Сангриль?

Повернуть назад? Остаться? Если бы это была не Тора, если б Сангриль…

Все-таки боги сотворили мужчину очень любвеобильным, рассудил Сьевнар. Умом ведь он не на мгновение не забывал, что любит Сангриль, одну ее, и никого больше. А пришла к нему Тора, и он любил ее. Всю ночь любил с той неутомимой страстью, что предназначалась Сангриль…

Пусть будет счастье тебе, Тора! Пусть ты найдешь себе хорошего мужа, который убьет твоего отца и займет его место в доме! – мысленно пожелал он.

И опять дороги и тропы тянулись как нитки из разматывающегося клубка. Шагая в одиночестве, Сьевнар много думал о том, что увидел за это неожиданное путешествие. Вот, кажется, другие люди, другой народ, боги, обычаи, уклад – все другое по сравнению с далекой родиной… А заботы у людей те же! Получается – и люди как будто похожи. И здесь, и в Гардарике, и, если вдуматься, в землях саксов, бургундов, франков, лангобардов и других народов. В сущности, все люди живут одинаково. Можно еще добавить – одинаково трудно.

Тогда откуда же разница?

Видимо, все дело в богах! – вывел он для себя. Именно они, боги, разделяют людей. Выбирая себе богов, люди выбирают и уклад жизни, и следуют ему, как могут, потому что обещанное богам назад не берется… Но вот почему бессмертным богам так нравится делить людей, властвовать над частью, не замахиваясь на целое? Или у них тоже сил не хватает – охватить целое, сделать из всех народов один?

На эти вопросы он уже не мог ответить.

Чужак! – бросила ему Сангриль. Может, и не зря…

Нет, сначала это показалось ему обидным до слез. Ведь он, ослепленный любовью, только-только почувствовал себя до конца свеоном, перестал думать о возвращении домой даже в глубине души. По-настоящему собирался осесть на этой земле, поставить дом, завести детишек. И прожить с ней, со своей милой, сколько будет отпущено ему богами. Что не могло сделать время, сделала бы любовь, оставив его на новой родине.

А не боги ли так распорядились – силой оторвать его от Сангриль? – неожиданно пришло ему в голову. Сварог, Даждьбог, Перун, Мокошь, Велес, остальные боги родичей – они ведь не могли забыть про него, бессмертные ничего не забывают. Может, это их воля – не дать ему, поличу, пустить корни в чужой земле?