Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова. Дневники и воспоминания Чарльза Гиббса - Френсис Уэлч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, уже было слишком поздно. Как только поезд покинул Тюмень, Екатеринбург предупредили. Уральский Совет осудил действия Яковлева и передал сообщение Западносибирскому Совету в Омске, потребовав остановить Царскую Семью. В шестидесяти милях от Омска войска заблокировали железнодорожную линию. Яковлев, приказав отряду ждать, взял паровоз с один вагоном и отправился в город, чтобы снова связаться с Москвой[191]. Яков Свердлов, председатель Всероссийского Центрального исполнительного комитета, бесстрастно ответил, что выхода нет, и Яковлев должен сдать заключенных товарищам из Екатеринбурга. Иными словами, это был смертный приговор.
Несколько часов спустя на вокзале Екатеринбурга, где толпа кричала: «Покажите нам Романовых!», обязанности по содержанию августейшей четы были официально переданы Областному совету. (Князь Долгоруков был сразу отправлен в тюрьму, и больше его не видели).
Вот как вспоминал об этом полковник Кобылинский:
«И дорóгой Яковлев страшно торопился. Гнали вовсю (об этом мне самому потом говорили ямщики на станциях, когда я уезжал в Тюмень). Когда приезжали на станцию, сейчас же перепрягали лошадей и мчались дальше. Перепрягали лошадей и в с. Покровском на станции, как раз против дома Распутина. Мне передавали, что у его дома стояла жена, у окна сидела дочь. Обе они крестили уезжавших. Я просил Лебедева и Набокова (порядочные люди) телеграфировать мне с дороги, как будут ехать. От Лебедева я получил телеграмму из с. Ивлева, от Набокова — из с. Покровского. Они кратко телеграфировали: „Едем благополучно“. С одной из железнодорожных станций была получена телеграмма: „Едем благополучно. Христос с Вами. Как здоровье маленького? Яковлев“. Это, очевидно, телеграмма Государя или Государыни, поданная с разрешения Яковлева и им подписанная.
20 апреля[192] отрядным комитетом была получена от Матвеева телеграмма, извещавшая о приезде в Екатеринбург. Точных выражений телеграммы я не помню. Нас же всех эта телеграмма огорошила: что такое случилось, почему в Екатеринбург? Все были этим поражены, так как все были уверены, что Государя с Государыней повезли в Москву. Стали ждать возвращения солдат нашего отряда. Когда они вернулись, Лупин сделал доклад нашему отряду, ругательски ругая екатеринбургских большевиков. Мне же Лебедев и Набоков рассказали следующее.
Когда прибыли в Тюмень, Государя, Государыню и других поместили в классный вагон (больше ничего о вагоне, об удобствах не могу сказать). Вагон этот охранялся нашими шестью солдатами. Из Тюмени поехали на Екатеринбург, на какой-то станции узнали, что чрез Екатеринбург не проедут, что там их задержат (вот тут-то Яковлев и ошибся: Заславский раньше его на несколько часов выехал из Тобольска и, как я думаю, предупредил о предстоящем отъезде из Тобольска). Узнав об этом, Яковлев кинулся на Омск, чтобы оттуда держать путь: Челябинск — Уфа и т. д. Как я понял тогда Набокова, они были под самым Омском, как их поезд задержали. Яковлев вышел узнать, в чем дело. Оказалось следующее: Екатеринбург известил Омск, что Яковлев объявляется вне закона, что он везет Семью в Японию. Тогда Яковлев отправился в Омск и говорил по прямому проводу с Москвой. Возвратившись назад, он сказал: „Я получил приказание ехать в Екатеринбург“. Поехали в Екатеринбург. Здесь Государя, Государыню, Марию Николаевну, Боткина, Чемодурова, Седнева, Демидову отправили в дом Ипатьева, а Долгорукого — прямо в тюрьму. Всех наших солдат сначала задержали в вагоне. Затем их всех вывели поодиночке, обезоружили и куда-то посадили. Продержали их в заключении несколько дней и выпустили. Можно было понять, что отношение к ним, нашим арестованным солдатам, было различное: к Лебедеву, Набокову относились хуже, к другим лучше, особенно к Матвееву, и освобождение их состоялось в разное время. Матвеев ходил зачем-то к Голощекину[193] и Белобородову[194]. Когда всех их освободили и они были уже в вагоне, чтобы возвращаться в Тобольск, к ним приходил Яковлев и говорил, что он сложил с себя полномочия, что он едет в Москву и что солдаты должны с ним ехать, чтобы там, в Москве, доложить о случившемся. Ясно было, что для Яковлева, как говорили наши солдаты, остановка в Екатеринбурге была фактом проявления неповиновения екатеринбургских большевиков приказанию центра» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 304–305).
Бывший Царь говорил, что поехал бы куда угодно, только не на враждебный Урал. Теперь же он оказался в самом его центре. В ту ночь Николай Александрович ночевал в доме Ипатьева[195] со зловещим названием «Дом особого назначения». У дверей дома бывшего Императора поприветствовали презрительными словами: «Гражданин Романов, Вы можете войти»[196]. Все узники были строго обысканы[197]. Позже Александра Федоровна начертила на стене своей спальни «свастику»[198] — левосторонний гамматический крест на удачу и добавила дату: 17/30 апреля 1918 года. Это было очень трогательно.
Тем временем председателем Уральского Совета была подписана расписка[199]:
«Рабочее и Крестьянское правительство Российской Федерации Республики Советов Уральской Области Совета рабочих крестьянских и солдатских депутатов Президиум № 1 Екатеринбург, 30 апреля 1918 г.
РАСПИСКА
1918 г. апреля 30 дня, я нижеподписавшийся Председатель Уральского Областного Совета Раб. Кр. и Солд. депутатов, Александр Георгиевич Белобородов получил от комиссара Всероссийского Центрального комитета, Василия Васильевича Яковлева доставленных им из Тобольска: (1) бывшего царя Николая Александровича Романова, (2) бывшую царицу Александру Федоровну Романову, (3) бывшую великую княжну Марию Николаевну Романову для содержания под стражей в г. Екатеринбурге.
А. Белобородов
член Обл. Исполн. Комитета
Б. Дидковский[200]»
Глава XV
Последнее путешествие
Для остальных членов семьи и свиты эти дни стали наиболее тягостными за все пребывание в Тобольске. Из Тюмени получили телеграмму, но толком все равно ничего не было известно. Жильяр вспоминал:
«Спустя некоторое время один из кучеров, отвозивших Государя и других лиц, привез коротенькую записочку от Марии Николаевны. Она писала, что едут в очень тяжелых условиях: плохая дорога, плохие экипажи. Потом пришла на имя Кобылинского телеграмма от Набокова, извещавшего о прибытии в Тюмень.
Совершенно неожиданно для нас 20 апреля была получена Кобылинским телеграмма от Матвеева, что Государь и все другие оставлены в Екатеринбурге. Это для нас было
