Рассказы о привидениях - Монтегю Родс Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прокурор. Хорошо разглядел? Уверен, что это была она?
Уильям. Да, уверен.
Лорд главный судья. Отчего ты так уверен, дитя?
Уильям. Она подпрыгивала на месте и хлопала в ладоши, точно… (Тут мальчик произнес какое-то слово на местном наречии, но священник тотчас пояснил, что оно означает гусыню.) А фигурою ее было ни с кем не спутать.
Прокурор. Когда ты видел ее в последний раз?
Паренек вновь зарыдал и вцепился в мистера Мэттьюса, а тот упрашивал его отринуть страх. Наконец мальчик поведал, что еще произошло в канун ярмарки (в тот же вечер, о котором он говорил ранее). После ухода подсудимого стало смеркаться, и мальчику уже не терпелось пойти домой, но он боялся, что подсудимый его увидит, а потому еще какое-то время оставался за кустом. Неожиданно в дальнем конце пруда из воды поднялась темная фигура и вылезла на берег. И когда она выпрямилась во весь рост, мальчик отчетливо ее разглядел на фоне неба; фигура захлопала в ладоши, а после споро побежала в ту сторону, куда ушел подсудимый. Свидетеля со всей строгостью спросили, кто это был, и он поклялся, что не кто иной, как Энн Кларк.
Вызвали хозяина мальчика, и тот показал, что тем вечером паренек вернулся с пастбища очень поздно и был сам не свой, но что его так напугало, объяснить не смог.
Прокурор. Ваша честь, мы выслушали всех свидетелей обвинения.
Лорд главный судья спросил подсудимого, не желает ли он сказать что-нибудь в свою защиту, и тот, не пускаясь в длительные оправдания и беспрестанно запинаясь, высказал надежду, что суд не станет решать его судьбу, основываясь на показаниях кучки простолюдинов и неразумных детей, и заявил, что суд-де чрезвычайно предубежден против него. Судья возразил ему, напомнив об исключительной милости – переносе слушания из Эксетера в Лондон. Подсудимый сие признал и пояснил, что он имел в виду иное, – дескать, в лондонской тюрьме никто не позаботился оградить его от нежелательных вмешательств и непрошеных вторжений. Судья немедля призвал к ответу судебного исполнителя, однако никаких нарушений в содержании заключенного выявлено не было. Чиновник припомнил только, как надзиратель однажды ему докладывал, что на лестнице или перед дверью камеры видели постороннего, но внутрь тот проникнуть никак не мог. Попросили уточнить, что это был за посторонний, и судебный исполнитель ответил, что сам он не видел, а досужие разговоры суд во внимание не примет. На вопрос, этот ли случай имелся в виду, подсудимый поспешно возразил, что про то ему ничего не известно, просто, мол, тяжело, ежели узник лишен покоя, когда на кону стоит его жизнь. Более он ничего не сказал и вызова свидетелей не требовал, а посему прокурор обратился с напутствием к присяжным. (Полный текст его речи прилагается, и, если бы позволило время, я привел бы здесь ту ее часть, где он рассуждает о якобы имевшем место посмертном явлении убитой и цитирует труды древних авторов вроде трактата Святого Августина «De curâ pro Mortuis gerenda»[23], на который особенно любили ссылаться писатели древности при описании сверхъестественных событий, и приводит примеры, подобные тем, что встречаются у Гленвилла, а позже – в сочинениях мистера Лэнга. Впрочем, описание всех этих случаев можно отыскать в печатных изданиях.)
В своем обращении к присяжным судья обобщил показания свидетелей. Его речь также не содержит ничего, что стоило бы здесь привести. Он лишь отметил, что свидетельства носят поразительный характер и ничего подобного он в своей практике еще не встречал, однако закон не запрещает принимать такие свидетельства во внимание, а посему присяжные вольны сами решать, верят они им или нет.
После очень краткого совещания присяжные вынесли вердикт: виновен.
Подсудимого спросили, намерен ли он ходатайствовать об отсрочке приговора, и он ответил, что в обвинительном заключении его фамилию ошибочно написали через «е», а не через «и». Суд отклонил это замечание как несущественное, а прокурор заявил о готовности предоставить доказательства того, что подсудимый и сам порой писал свою фамилию так, как значится в обвинительном заключении. Поскольку других возражений от подсудимого не последовало, суд приговорил его к смертной казни путем повешения в оковах рядом с местом совершения преступления и постановил, что приговор должен быть приведен в исполнение 28 декабря, в День невинных младенцев.
В полном отчаянии осужденный обратился к судье с просьбой разрешить родственникам посещать его в то короткое время, что ему осталось.
Лорд главный судья. Нисколько не возражаю, пусть навещают вас в присутствии надзирателя. Да хоть сама Энн Кларк пусть приходит.
Потеряв остатки самообладания, осужденный принялся кричать, чтобы его милость не говорил таких слов; судья разгневанно ответил, что тот, кто подло совершил столь зверское убийство и не имел смелости в том признаться, не заслуживает ничьих снисхождений.
– И я искренне надеюсь, что жертва будет находиться подле вас днем и ночью до самого конца, – заключил судья.
Услышав это, осужденный лишился чувств, и его вынесли из зала, а заседание объявили закрытым.
Нельзя не заметить, что все время, пока длилось слушание, подсудимый вел себя беспокойнее, нежели это обычно бывает при рассмотрении подобных дел, даже закончившихся вынесением смертного приговора. Он то принимался высматривать кого-то среди присутствующих, то резко оборачивался, будто кто-то стоял у него за спиной. Процесс отличался также необыкновенной тишиной в зале, где вдобавок царил полумрак (что, возможно, и неудивительно для этого времени года, хотя тумана в городе не было), из-за чего свечи зажгли уже после двух часов пополудни.
Небезынтересное обстоятельство: недавно музыканты, выступавшие в деревне, о которой шла речь в этом повествовании, поведали мне, что песенка «Выйдешь ли, голубушка, погулять?» встретила у местной публики крайне холодный прием. Наутро в разговоре с сельчанами выяснилось, что, в отличие от соседнего Норт-Тотона, здесь эта песенка неизменно вызывает отвращение, ибо она, как считается, приносит несчастье. Однако откуда взялось это поверье, никто не имел ни малейшего понятия.
Мистер Хамфриз и его наследство
Перевод Л. Бриловой
Полтора десятка лет назад, то ли в конце августа, то ли в начале сентября, у станции Уилсторп, что в восточной Англии, остановился поезд, и из вагонов потянулась публика. В числе прочих
