Ким Филби - супершпион КГБ - Филлип Найтли

Мы поспорили с ним по существу этого высказывания. Мой аргумент: трудно представить такую глубокую преданность политическому делу, чтобы быть готовым во имя этого проливать кровь людей. На что Филби ответил: «Я постараюсь объяснить различие в наших точках зрения. Я всегда действовал на двух уровнях: личном и политическом. Когда двое вступают в конфликт, я всегда отдаю предпочтение политическим соображениям. Вопреки существующему на этот счет мнению, я всегда испытываю сожаление по поводу такой необходимости. Примерно такие же чувства, очевидно, испытывает честный солдат в связи с необходимостью убивать на войне своих врагов».

В последние дни второй мировой войны обозначились контуры будущего противостояния разведок. Москва знала, что один из ее лучших сотрудников, внедренных в спецслужбу противника, очевидно, сохранит там свои позиции. Фактически уже имелись симптомы, что после войны Филби не только попросят остаться в кадрах СИС, но, учитывая его успехи и возраст (только 33 года), у него откроются прекрасные шансы вырасти по службе. Но неожиданно возникла опасность в лице двух перебежчиков, которые могли поставить под угрозу все достижения Филби.

ГЛАВА X. РАССТРОЙСТВО ПОДЛОГО ЗАМЫСЛА

В 1967 году в ходе расследования, проводившегося газетой «Санди таймc» по делу Кима Филби, мы столкнулись с обрывочной и непонятной информацией, что якобы был русский перебежчик, перешедший на сторону Запада в конце войны, который дал первые сведения о возможной работе Филби на советскую разведку. Ряд сотрудников СИС и МИ-5, с которыми мы беседовали в то время, высказывали соображения следующего порядка: «Конечно, именно этот предатель в 1945 году навел нас на след Филби. Чтобы выяснить все подробности, вам нужно получить доступ к архивам». При проявленной нами настойчивости в отношении деталей, они, как правило, замолкали. «Оставим этот вопрос, старина. Иначе вступит в действие закон об официальных секретах».

Сначала мы думали, что сотрудники британских спецслужб имели в виду предательство в сентябре 1945 года Игоря Гузенко, двадцатипятилетнего шифровальщика, работавшего в 1943–1945 годах в советском посольстве в Оттаве. Гузенко обратился к канадским властям с просьбой предоставить ему политическое убежище. Не имевшие опыта в подобных делах канадцы сначала хотели возвратить его русским, чтобы избежать политических осложнений. И только вмешательство сэра Уильяма Стефенсона, гражданина Канады, во время войны занимавшего пост главы британской миссии по вопросам координации обеспечения безопасности (г. Нью-Йорк), спасло жизнь Гузенко. (Стефенсон убедил руководителей Королевской канадской конной полиции — РСМП, занимавшейся вопросами разведки и контрразведки — укрыть Гузенко на территории специальной военной школы на северном берегу озера Онтарио.)

Допрашивали Гузенко сначала сотрудники РСМП, затем офицер СИС Петер Двайер и, наконец, сэр Роджер Холлис, начальник отдела британской контрразведки МИ-5, занимавшейся разработкой политических партий, и, в частности, Коммунистической партии Великобритании. Ценность Гузенко заключалась в том, что он располагал данными, позволявшими раскрыть личность советских агентов, работавших на Западе. Часть этих данных он получил во время работы в Оттаве, другие — в Москве [17].

По данным Гузенко, канадские власти арестовали и в 1946 году осудили доктора Алана Мея, британского ученого, работавшего во время войны над созданием атомной бомбы в научном комплексе на Чак-ривер, Онтарио. Мей якобы снабжал русских информацией о своей работе. Гузенко передал так много сведений, что канадское правительство учредило королевскую комиссию по вопросам шпионажа, арестовало восемнадцать человек, девять из которых были осуждены. В их числе Кэтлин Уиллшер, которая работала в бюро по учету документов посольства Великобритании в Канаде. Она была арестована 15 февраля 1946 года, признала себя виновной в передаче русским секретной информации, но, поскольку сведения большой ценности не представляли, Уиллшер была осуждена только на три года тюрьмы.

Гузенко знал, что она работала в «администрации» и ее псевдоним «Элли», что и помогло РСМП выйти на Уиллшер. Позднее Гузенко заявил, что у русских есть еще один агент, также имеющий псевдоним «Элли». В отличие от Уиллшер этот второй «Элли» занимал очень важный пост. По словам Гузенко, о втором «Элли» он узнал в 1942 году во время ночного дежурства в главном шифровальном бюро советской военной разведки. (Его коллега по работе дал ему почитать телеграмму от источника советской разведки в Великобритании.) В беседах со следователями Гузенко вспомнил некоторые дополнительные сведения о втором «Элли»: несмотря на женский псевдоним, это мужчина, который занимал настолько важное положение, что связь с ним поддерживалась только через тайники и, наконец, у него «есть что-то русское». (Последнее, объяснил Гузенко, могло, например, означать, что он посетил Советский Союз, имел жену с русскими родственниками или его работа как-то связана с Россией.) Гузенко также рассказал, что, по словам его коллеги, информация второго «Элли» настолько важна, что, когда поступали от него телеграммы, в шифровальное бюро сразу приходила женщина, чтобы расшифровать материалы и при необходимости сразу доложить о них Сталину.

Если верить Гузенко, у Москвы в самом центре западной разведки, которую олицетворяла СИС (ЦРУ было создано только в 1947 году), в Лондоне был свой агент. Начались интенсивные поиски этого второго «Элли». Трудность состояла в том, что Гузенко постоянно менял свои показания. Очень важно было установить место работы «Элли». Сначала Гузенко утверждал, что «Элли» работает в «пятом подразделении МИ», что могло означать или МИ-5 (контрразведку), или пятый отдел МИ-6 (разведки), то есть отдел Филби. Позднее Гузенко с большей уверенностью говорил, что «Элли» работает в МИ-5. С течением времени его уверенность уменьшилась, и в конце концов он согласился с возможностью нахождения агента в контрразведывательном подразделении СИС.

Были и другие сведения, которые косвенно могли бы содействовать установлению личности «Элли». В 1944–1945 годах ФБР зафиксировало радиосообщение советского консульства в Нью-Йорке. После войны американские криптоаналитики попытались расшифровать подобные радиосообщения, и уже в 1948 году были получены первые результаты. В одном из них, направленном в адрес посольства СССР в Лондоне, говорилось, что сразу по возвращении «Стенли» в Лондон необходимо предупредить его о предательстве Гузенко. По мнению МИ-5, смысл этого сообщения состоит в том, что высокопоставленному источнику советской разведки грозит опасность со стороны Гузенко и его об этом в тот момент нельзя было предупредить, поскольку он находился вне связи за пределами Великобритании. Но являлся ли «Стенли» также «Элли»? А если это два разных русских агента, внедренных в разведку Великобритании, то почему Москва хотела предупредить только одного из них — «Стенли»?

С течением времени возможности дойти до истины уменьшились. Когда в 1951 году Маклин бежал на Восток, показав, что он уже давно работает на Советский Союз, стало ясно, что он не мог быть ни «Элли», ни «Стенли». В это время Маклин находился в Вашингтоне и поддерживал постоянный контакт с представителями советской разведки. Выпадает из этой категории и Берджесс, поскольку в это время он был в Лондоне. Возможно, это был Блант, находившийся в указанное время за границей. Дело не закрыто и сегодня, в конце 80-х годов, и в западных разведывательных кругах придерживаются на этот счет двух точек зрения.

Первая версия, выдвинутая Питером Райтом, проживающим в Австралии бывшим сотрудником МИ-5, исходит из того, что «Элли» — это покойный сэр Роджер Холлис, генеральный директор МИ-5 с 1956 по 1965 год. Райт считает, что Холлис был советским агентом, внедренным в британские спецслужбы, причем его служебное положение было даже выше, чем у Филби. Хотя проводивший расследование по этому вопросу Объединенный комитет СИС — МИ-5 не нашел против Холлиса какие-либо убедительные улики и хотя пересматривавший результаты этого расследования секретарь кабинета министров Великобритании лорд Тренд не обнаружил доказательств в подтверждение этой точки зрения, тем не менее она существует.

Согласно второй точке зрения, поддерживаемой по крайней мере тремя бывшими руководителями спецслужб, Холлис не может быть «Элли». По их мнению, почти несомненно, что «Стенли» — это Филби, который, возможно, был также и «Элли». В указанное время Филби находился за границей в командировке в Стамбуле, работал в «пятом подразделении МИ» и, несомненно, считался самым ценным советским источником в британских спецслужбах. Хотя в его «биографии нет ничего русского», но у Гузенко не было точного представления, что это означает. В конце своей жизни (он умер в 1982 году) Гузенко заявил, что, по его мнению, Роджер Холлис это и есть «Элли». Однако незадолго до своей смерти в одном из своих последних интервью он утверждал, что «Элли» является Чарльз Эллис, сотрудник СИС австралийского происхождения, у которого была русская жена.