Акварель для Матадора - Вячеслав Курицын

Матадор прикрыл глаза. В темноте всплыла картинка: чёрным ярким контуром квадратная маска из его африканского прошлого…

— Колдун без имени не просто учил нас преодолевать водопады и пропасти. Он назвал нас своими учениками… Группа получила из Центра задание: пробраться через длинную цепь болот на территорию сосед него государства…

— Болота? — очнулся Матадор. — Мне никогда не доводилось форсировать болота.

— Огромные вонючие болота с горячи ми испарениями… Засасывают человека в минуту. Севшую птицу болото съедает мгновенно. Будто кто-то сидит в тине и дёргает птицу за лапку. Иногда она успевает вскрикнуть…

Барановский прервал рассказ, нащупал в ящике новую пачку «Примы». Выглянул из-за тяжёлой шторы на Лубянскую площадь. По площади бродили нарядные толпы москвичей и гостей столицы. Готовились сжигать гигантское чучело Дантеса.

— Вы говорили о Колдуне без имени, — напомнил Матадор.

— Да… Колдун без имени пошёл вместе с группой. Перед болотами духи сказали ему, что он не перейдёт на другую сторону. Что он непременно погибнет. И спутники его скорее всего погибнут. Но у них есть шанс, а у него нет…

— И что сделал колдун?

— Колдун открыл, что ему поведали духи. Он сказал им, что должен остаться. Мои друзья возразили ему: учитель не должен бросать учеников…

— И что же? — напрягся Матадор.

— Всех засосало болото. Колдун без имени знал, что идёт на верную смерть, но ему объяснили, что нельзя кидать учеников… И он пошёл. А поступок учителя был бы — бросить их. Бывает, что нужно оставить тех, кто тебе дорог и близок… Я бросил тогда, год назад, Малыша. Я обманул тебя с Ариной, да. Я не придумал других способов подтолкнуть дело. Это может значить, что я плохой профессионал, но не значит, что мне надо бросать нравственные упрёки. Может быть, тебе когда-нибудь придётся оставить меня. И я к этому готов, Глеб…

— Генерал, — взволнованно сказал Глеб, — вы так спокойно говорите о таких вещах…

— Увы, Глеб, есть вещи, которые больше нас, больше наших отношений. Люди предают даже очень близких людей. Так бывает, Глеб. Так всегда будет.

Генерал замолчал. Молчал и Матадор. Спустя минуту, гудящую тишину прервал телефонный звонок.

— А Колдун без имени не успел передать многих своих умений. Мне… и тебе, — генерал взял трубку. — Извини, Глеб.

Матадор вдруг поймал себя на том, что стоит посреди кабинета, спиной к генералу, и держит в вытянутой руке череп из расстрельных пуль.

Матадор всматривался в пустые глазницы. Ему казалось, что в тёмных глубинах черепа, далеко-далеко, горит огонёк…

— Глеб, — тронул его за плечо Барановский, — надо произвести обыск у Гаева. Мы добыли ордер.

— У Гаева? — поднял брови Матадор. — А что искать у Гаева?

— Акварель, — сказал Барановский.

— Акварель? Но разве не вся Акварель уничтожена? У них есть формула, зачем Гаеву рисковать, оставлять препарат?

— Малыш говорит, что одна колба пропала во время захвата лаборатории… Он подозревает, что Гаев унёс что-то под полой плаща.

— Но вряд ли он хранит Акварель дома.

— Арина вспомнила…

— Арина? — резко обернулся Матадор. — Вы говорили, что она в безопасности.

— Она не только в безопасности, — улыбнулся генерал, — она сильно нам помогает. Она вспомнила, когда угодила под машину…

— Арина попала под машину?! — подпрыгнул на месте Матадор.

— Ничего страшного, — успокоил его Барановский, — пара ушибов… Так вот, она вспомнила, что видела несколько раз, как Гаев капал своему коту в еду алую жидкость… Он часто баловал кота разной экзотикой, Арина не обратила тогда внимания…

— Вот это финт, — пробормотал Матадор.

— Если Гаев подсадил кота на Акварель, — продолжал Барановский, — понятно, зачем ему понадобилась колба. Во всяком случае, это наш единственный шанс. Арина везёт сюда парня с обострённым чутьём на Акварель, пашет как прибор. Сейчас ты встретишься с ней, возьмёшь этого «носа» и двинешь к Самсону… У Арины, насколько я знаю, через два часа выход в эфир в одной новой программе…

— Двадцать секунд осталось, — лейтенант Лейкин не сводил глаз с часов.

Зайцев достал новую подушечку «Дирола», сунул в рот.

Свет в номере погас, экран телевизора потух. На огромном экране на площади, где крутили нон-стоп предвыборную гаевскую бодягу, застыл на мгновение Президент с отвисшей челюстью.

Зайцев вышел на балкон, направил бинокль на городской аэродром. Самолёт Силового Министра одиноко стоял посреди лётного поля. Вокруг суетились люди, махали руками и какими-то шлангами. Взлётные огни на полосе потухли. Свет в стеклянной башне диспетчера погас.

— Бумс, — сказал Зайцев и выплюнул жвачку.

Вытащил из кармана две таблетки, сунул их себе в рот.

Он поверил генералу Барановскому, что сувенир — безопасный. Он хотел отдохнуть часов двадцать.

За десять минут до того, как Выборгу пустили электрическую кровь, с небольшого частного аэродрома в двадцати километрах от города взлетел в небо маленький аккуратный самолёт, на борту которого был нарисован всклокоченный волк.

В салоне его находились два пассажира.

Они сидели друг напротив друга в мягких креслах. На столике, что располагался меж ними, стоял небольшой графинчик водки, блестели на тарелках кружочки солёных огурцов, ломтики селёдки.

— За успех. Не будьте, ей-Богу, как туча. Всё пока идёт хорошо.

— Если бы мои парни не поймали этот спутниковый разговор… Из наших косточек уже заказали бы холодец. Старик не простил бы ни меня, ни тебя.

— Так на то и ваши парни, чтобы ловить спутниковые разговоры. Я окончательно понял, что вы гений. За вас.

— Не суетись, не суетись… Не наливай больше. Не забывай, к кому я лечу… Что делать собираешься со своим заячим мудаком, который нас кинул? Мои ребята привезли из Ирака новые смешные приборчики, хуерубки называются. Отрезают по пять миллиметров…

— Ну… надо подумать. Я не поклонник пыток. Язык, к очкам подвешанный, нос, в салат замешанный… Надо его просто хорошо измудохать. Сейчас-то некогда — выборы…

— Ты что, опизденел? Он лее хотел нас закопать!

— А где я возьму другого? У меня на нём четверть хозяйства держится. После выборов измудохаю, до гробовой доски будет скулить и ручку ещё лизать, что мы ему жить позволили.

— Я тебя не понимаю. Эдак каждая… Что он, впрямь такой ценный кадр?

— Вы, Марлен Николаевич, ещё Сталина вспомните, что незаменимых нет. А сами, извините, не захотели отдать мне и Дубичеву скальп этого Матадора… Вы заметьте, как Зайчик сработал: ему предлагали нас потравить, а он смог вырубить электричество во всём городе. Золотой парень.

Самолёт тряхнуло. Спутники выглянули в окно. Самолёт летел низко. Тень, похожая на крест, неслась по лесам и лугам, ручейкам и перелескам.

Ровно по центру тени парил, широко распластав крылья, гордый ястреб.

Чёрный ботинок на красной ковровой дорожке.

Сейчас он увидит Арину и снова с ней расстанется. День ещё не закончен.

«Может быть, самый тяжёлый день в этом году», — сказал генерал.

«Но откуда он знает, что случилось с Колдуном без имени и с нашими парнями там, у болот?», — подумал Матадор.

«Откуда он это знает, если все погибли?»

Матадор застыл как вкопанный. Чёрные ботинки на красной ковровой дорожке.

— Глеб, вернись, — генерал Барановский приоткрыл дверь в кабинет. Чтобы раскрыть тайну болот?

— Глеб, обыск отставить, — сказал генерал, — разберутся без тебя. Ты ещё не разучился водить самолёт?

— Я опять не увижу Арину? — спросил Матадор.

— Глеб, день закончится. Обязательно закончится. Но надо, чтобы он закончился в нашу пользу.

— Что случилось? — спросил Матадор.

— Нас умыли, — сказал генерал, — Анисимов с Гаевым всё-таки летят из Выборга на частном спортивном самолёте. В Москве нам их не скушать. Ты должен встретить их в районе Твери.

Малыш посмотрел на часы. Секундная стрелка вильнула хвостом, как шлюха юбкой.

Время, отведённое на обыск, стремительно таяло. Самое позднее через час кассета должна быть в Останкино.

В секретере Гаева нашли целую аптечку эротических снадобий, вскрыли сейф, полный долларов, золота и брильянтов. Доллары поделили по-братски, золото — как пришлось. Но Акварели-то не было.

«Нос» Пуся ходил вялый. Когда Арина и Женька не дали ему уколоться, он обиделся, зарылся в подушки, громко пукнул и заявил:

— Я вам не собачка, чтобы играть со мной в «А ну-ка отними».

— Образная речь восстанавливается, — заметил Ёжиков.

Пуся в итоге согласился ехать к Гаеву, но бродил по роскошным комнатам как сомнамбула, в полнейшем забытьи и с обречённостью во взоре.

— «Нос» какой-то вялый, — озабоченно сказал Шлейфман, — это ещё чучело под ноги лезет…

Прометей в ответ зашипел и грозно мявкнул. Он не одобрил появление эфэсбэшной делегации.