Акамие, или Любимая игрушка судьбы - Алекс Гарридо

- Значит, спасая тебя, он и меня спас. С этим ясно. - усмехнулся царь. - Для того он и шастал на ночную половину, ночи проводил в твоих покоях...

Бросившись на колени перед царем, Акамие торопливо клялся:

- Ничего дурного мы не совершили! Не развязывал пояса Эртхиа в моих покоях, кончиком пальца меня не коснулся.

Царь пристально взглянул на Эртхиа. Тот опустился на колени, мрачно кивнул.

- Ходил. Свитки ему носил. Читали вместе. Беседовали. Другого и в мыслях не было. Каково ночи напролет проводить в одиночестве и грусти? - с ревнивой обидой за брата, с изумившим самого упреком вырвалось у Эртхиа.

- Не твое дело! - сурово одернул его царь. - Заступник... Возьми свои каракули.

И протянул Эртхиа обрывки его записки. Пот крупными каплями выступил на побелевшем лбу Акамие.

- Так ты давно знал? - прошептал он.

- Давно бы знал - давно и убил бы, - отрезал царь. Встал с трона, прошелся по помосту. Эртхаана - змея. Вот за кем глаз да глаз нужен. Эти же мальчики... Все равно, не пристало царевичу водить дружбу с рабом, хватит с него Аэши. И уж не по чужим опочивальням искать ему друзей.

- Высечь бы вас обоих, да жалко твоей кожи, мой шелковый. И этого молодого дурака жалко. Благородство без ума, что бахаресай без узды. Сам шею сломаешь и других погубишь. Ради моего спасения прощаю обоих.

Царь спустился с помоста, подошел к Эртхиа.

- Тебе заточение пусть послужит уроком. А чтобы не шастал по чужим цветникам, пора завести свой сад. Мы найдем тебе занятие на ночь. Готовься к свадьбе.

Эртхиа радостно вспыхнул, поймал руку отца, прижал к губам. Царь, помедлив, отстранил его.

- И дорогу забудь в покои Акамие. В другой раз не прощу. Себя не жалеешь, за него бойся. Ему дороже платить. А теперь ступай, обрадуй мать.

Эртхиа вышел, не осмелившись и на короткий прощальный взгляд в сторону Акамие. Еще гулял между лопаток озноб.

Тогда Эртхабадр, не приближаясь к Акамие, сказал ему:

- И ты, мой нежный мудрец, радуйся. Учитель Дадуни теперь будет свободен. Ведь негоже женатому мужчине на уроки бегать. Велю Дадуни учить тебя, раз столько радости моему драгоценному в пыльной мудрости свитков.

Акамие на коленях прополз несколько шагов, путаясь в покрывале. Поцеловал руку царя еще холодными от страха и обиды губами.

- Все останется по-прежнему, - уронил царь. - Для твоего же блага. И не думай слишком много о том, что я тебя люблю. Это правда. Но это ничего не меняет. Помни, кто ты, и мне не придется напоминать тебе об этом.

Кто я, кто я? Твой раб, твой сын, твой возлюбленный? Акамие стиснул зубы. Что толку спрашивать, все сказано. Однако...

- Так скажи мне, мой господин, еще одно! - и Акамие позволил крупным слезам пролиться из глаз. Глянул на царя доверчиво и нежно, потупил взгляд.

- Что еще? - наклонился к нему царь.

- Чего ты хочешь от меня... покорности? Или любви?

- Так ты любишь меня? Это правда?

Одной рукой царь стиснул Акамие оба запястья. Акамие вздрогнул беззвучно. Нет, под покрывалом вздрогнули подвески и ожерелья, отозвались робким бренчаньем.

- Ты правды хочешь, царь? Вот, я на коленях перед тобой, благодарность моя велика: ты простил меня за то, что я тебя спас.

- Замолчи, твоя дерзость...

- Моя любовь! Казни, но дай сказать. Этой ночью ты был нежен со мной, и вчера... А теперь будто подменили тебя. Так вот я скажу: я люблю тебя сильнее, чем раньше боялся. Страхом отвечают силе, но любовью - только любви. А моя любовь убила страх. Убей теперь меня, если тебе неугоден раб, не знающий страха.

- Хватит.

- Или люби...

Царь отпустил руки Акамие, отошел. За окнами ворочались тяжкие тучи, провисая над долиной. Только сейчас Акамие заметил, как темно стало в комнате, не по-вечернему темно. Будет дождь, вымокнут в саду розовые кусты. Сказать, чтобы набрали воды, вымыть волосы... Или уже не стоит? Сердцу совсем не больно теперь. Так бы и умереть, в усталой бесчувственности. Или рано сдаваться? Нежными пальцами и не такие кулаки разгибали. Снова лгать...

- Бывает ли покорность без страха? - спросил царь от лилово-серого окна. - Вчера я любил тебя, а сегодня? Ты задаешь вопросы, мальчик. Я отвечаю вопросами. Будут ли слаще твои ласки без привкуса страха?

- Ты уже знаешь, мой господин.

- Да, знаю. Все останется, как было. Вчера и сегодня. Мой любимый раб.

Только покинул Эртхиа дворец - тут же кинулся обратно в Башню Заточения. На ходу бросил широкий браслет потрясенной страже, перескакивая через ступени помчался на верхнюю площадку. И приплясывал там, пока стражники не подоспели.

Там снова стояла вонь. Правда, не такая, как у Эртхиа - в той темнице вообще никогда не убирали. Бросившись на шею изумленному Ханису и расцеловав его, Эртхиа вытащил аттанца на площадку перед темницей.

- Болваны! - прикрикнул он на возроптавшую стражу. - Немедленно рабов и чтобы здесь все блестело.

И обернулся к Ханису, расплескивая радость и ликование из распахнутых глаз.

- Жив отец! Жив и несомненно здоров, потому что добр, как никогда. Вещи небывалые и невероятные: меня простил, Акамие простил, мне говорит, к свадьбе готовься. А брат, по-моему, теперь у него в милости! - Эртхиа улыбнулся не без лукавства.

Ханиса передернуло. Нои у Эртхиа улыбка тут же погасла, он развел руками:

- Раз такова его судьба, уж лучше так, чем...

- Чем же лучше? - усомнился Ханис. Но вдруг схватил Эртхиа за плечи, притянул к себе. - Жив царь? Ты уверен?

- Да я вот от него - и Акамие с ним, бежать ему то ли не удалось, то ли он сам вернулся, привез лекарство...

- Не может быть. От смерти лекарства нет, - Ханис поднял задумчивый взгляд к высокому Солнцу, которое ему светило и сквозь тучи.

- Что ж, ты мне не веришь? - вспылил Эртхиа, сбрасывая с плеч руки аттанца. - Говорю тебе, жив, и я вот только что от него.

Ханис покачал головой.

- Это второе дело, которое я не могу ни понять, ни принять на веру. Но если ты говоришь, значит так и есть. Много странного и необычного происходит нынче.

- Что ж тут странного? Бывало и раньше, умирающие выздоравливали, если того хотела Судьба.

- Твой отец должен был умереть, потому что осквернил трон богов, золотую колесницу. Я знал это с самого начала.

- Что ж не сказал мне?

- Да зачем? Слепота, жажда и бессилие - вот три кары, которые насылает разгневанное Солнце. За ними же неотвратимо следует смерть. Зачем бы я сказал тебе об этом прежде времени? Ни ты, ни я не могли ничего изменить.

- Акамие вот смог... - ревниво возразил Эртхиа. И спохватился:

- А не случится с отцом чего-нибудь еще?

- Не думаю. Зрение и силы вернулись к нему. Такого не бывало никогда. Проклятие Солнца не дает отсрочки, как стрела не остановится в полете, понимаешь?