Каирская трилогия - Нагиб Махфуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, если дело касается прав и обязанностей, то это похвала, а не порицание…
Абдуль Муним ответил:
— Ислам установил равенство между мужчиной и женщиной во всём, за исключением наследования.
Ахмад саркастически заметил:
— Даже в рабстве они равны!
Абдуль Муним разгорячился:
— Вы ничего не знаете о своей религии, вот в чём трагедия!
Хилми Иззат, обращаясь к Ридвану, лукаво спросил:
— А что ты знаешь об исламе?
Тут ещё один студент спросил его самого тем же тоном:
— А что ты сам знаешь об исламе?
Абдуль Муним задал вопрос своему брату Ахмаду:
— Что ты знаешь об исламе, что болтаешь о нём впустую?
Ахмад спокойно ответил:
— Я знаю, что это религия, и мне этого достаточно. У меня нет доверия ни к одной религии!..
Абдуль Муним порицающе сказал:
— У тебя есть доказательства, что религии это ложь?
— А у тебя есть доказательства, что они истинны?
Повысив голос так, что юноша, сидевший между ним и его братом, встревоженно перевёл глаза с него на Ахмада, Абдуль Муним сказал:
— И у меня, и у любого верующего. Но позволь мне сначала спросить тебя, чем ты живёшь?
— Своими особыми убеждениями, верой в науку, гуманизм и будущее, приверженности обязанностям, которые в конечном итоге подготовят на земле новый порядок.
— Ты уничтожил всё то, что делает человека человеком….
— Уж лучше скажи, что существование вероучения тысячу с лишним лет это не признак его силы, а скорее признак унижения людей, ибо это противоречит смыслу обновления жизни. То, что подходило мне, когда я был ребёнком, не годится мне, когда я стал мужчиной, и должно измениться. Человек долгое время был рабом природы и других людей, а с помощью науки и изобретений он сопротивляется преклонению перед природой. Преклонению перед другими людьми он сопротивляется с помощью прогрессивных школ мысли. Всё же остальное — это разновидность тормозов, препятствующих свободному движению вперёд колёс человечества!
Абдуль Муним, который в этот момент испытывал неподдельную ненависть к самой мысли о том, что Ахмад его брат, заявил:
— Быть атеистом легко, так же как и решение о бегстве даётся легко: бегства от своих обязанностей, которые предписаны верующему по отношению к своему Господу, к себе и к остальным людям. Нет иного доказательства атеизма, что было бы сильнее доказательства веры. Мы не выбираем одно или другое своим умом, мы делаем выбор своим нравом…
Тут в разговор вмешался Ридван:
— Не поддавайтесь яростному спору между вами. Лучше вам как братьям занять одну сторону…
Хилми Иззат, на которого иногда находили необъяснимые волны бунтарства, выпалил:
— Вера… Гуманность… Будущее! Всё это пустые слова. Одна только система, основанная на науке — вот и всё, что должно быть. Нам следует верить только в одно — в уничтожение человеческой слабости в различных её проявлениях. И какой бы жестокой ни казалась наша наука, она служит цели привести человечество к идеалу, сильному и чистому!
— Это и есть новые принципы «Вафда» после заключения соглашения?!
Хилми Иззат засмеялся, что вернуло его в естественное состояние. Ридван сказал за него:
— Он настоящий вафдист, но время от времени на него находят странные новые идеи, и тогда он призывает к массовым убийствам, что наверняка указывает на то, что прошлой ночью он не смог нормально выспаться!
Реакцией на весь этот ожесточённый спор было воцарившееся молчание, которому Ридван только обрадовался. Он окинул взглядом пространство вокруг, и принялся наблюдать за несколькими коршунами, что парили в небе, да за кучкой пальм. Каждый высказывал своё мнение, даже если это были нападки на Творца. Однако сам Ридван был вынужден скрывать то, что бушевало в глубине его души: это останется страшной тайной, угрожавшей ему. Он подобен изгою или чужаку. Но кто поделил людей на нормальных и ненормальных? Как можно быть противником и судьёй в одном лице? И почему мы часто глумимся над несчастными?.. Ридван сказал Абдуль Муниму:
— Не раздражайся. У религии есть Господь, который стоит на её защите. А ты через девять месяцев, самое большее, станешь отцом!
— Правда?!
Ахмад, дразня брата, чтобы потушить остатки его пыла, сказал:
— Мне легче противостоять гневу Аллаха, чем твоему гневу!
Затем Ахмад сказал про себя: «Злится он или нет, но по возвращении в Суккарийю он найдёт сострадательное сердце. Разве нельзя вообразить, что и я вот так однажды вернусь домой и застану Алавийю Сабри на первом этаже в Суккарийе?»
Он засмеялся, однако никому и в голову не пришло, какова истинная причина его смеха…
21
Дом Абдуррахима-паши Исы выглядел непривычно активным: в саду находилось множество людей, и на веранде также сидели люди. Многие входили и выходили. Хилми Иззат подтолкнул локтем Ридвана, когда они подошли к дому, и с облегчением сказал:
— Вопреки тому, что утверждают газеты, мы не лишены сторонников…
Когда они стали пробиваться сквозь толпу внутрь, несколько молодых людей выкрикнули: «Да здравствует солидарность». Лицо Ридвана покраснело от возбуждения. Он так же, как и они, был пылким бунтарём, хотя с тревогой спрашивал себя, не подозревает ли кто-нибудь из этих людей о неполитической цели его визитов сюда?.. Однажды он вверил Хилми Иззату свои опасения, и тот ответил ему: «Сомнением одержимы лишь трусы! Ступай твёрдо, с высоко поднятой головой, и не заботься больше чем следует о том, кто что думает, как и надлежит тем, кто готовит себя к общественной жизни».
Вестибюль был переполнен сидящими в очереди людьми: тут были и студенты, и рабочие, и некоторые члены «Вафда». В центре же сидел сам Абдуррахим-паша
