Дневник заштатной звезды - Пол Хенди

Гррррррыххххх.

Классический комедийный эффект иголки, резко снимаемой со старой пластинки. Все разом вдруг прекратили смеяться и уставились на меня. Тишина была просто оглушительной. Для полноты картины не хватало лишь перекати-поля да завываний ветра. Моя шутка не просто умерла: ее зверски убили, искромсали на тысячу мелких кусочков и растворили в ванне с серной кислотой. Я знал, что заливаюсь краской, и чувствовал, как сзади по шее заструился ручеек пота.

– А по-моему, отличная шутка, просто супер, – поспешила на помощь Клодия – прекрасная дама в сверкающих на солнце доспехах. – Пусть и не смешная в обычном смысле слова, – продолжала она под всеобщее хихиканье, – но все равно прикольная. Несмешная прикольная шутка – прямо как у Бена Элтона.[43] У него вообще все такие.

Последний комментарий вызвал у зала настоящий хохот. Клодия наклонилась, легонько приобняла меня, и я понял, что спасен.

– Единственное, чего у нас до сих пор нет, так это сюжета для Саймона, – продолжила Лиззи, возвращая собрание к повестке дня.

Тамсин, одна из помощниц продюсера, подняла руку. Лиззи ткнула пальцем в ее сторону.

– Что там у тебя, Тамс?

– Мы планировали эксклюзивное интервью с Мими Лоусон.

Я вдруг почувствовал страшную дурноту.

– Я думала сделать что-то вроде скетча: Мими рожает, а Саймон делает вид, что он отец ребенка.

Комната пошла кругом у меня перед глазами, глотка превратилась в сплошной песок.

– Чертовски убойная мысль, Тамс, – похвалила Лиззи.

Я вцепился в стол, дыхание участилось.

– К сожалению, она отклонила наше предложение.

Я испустил тяжкий вздох облегчения.

– Она больше не дает интервью – до тех пор, пока не пройдут роды.

– И когда у нее срок, Тамс? – бесстрастно поинтересовалась Лиззи.

– Где-то на следующей неделе.

Новость бомбой разорвалась у меня в голове, дыхание вновь участилось. Я и не думал, что роды уже так скоро. Разумеется, я понимал, что это примерно через девять месяцев после «черного дела», но не подозревал, что девять месяцев пролетят так быстро.

– Значит, над этим и нужно работать, – подытожила Лиззи. – Сюжет для Саймона. Саймон, ты в порядке? У тебя какой-то взволнованный вид.

– Все нормально, – пробормотал я.

Как бы мне хотелось именно в эту секунду предложить что-нибудь гениальное – что-то вроде боксерской идеи Клодии!

«Чертовски убойная мысль, Сайме, – сказала бы Лиззи. – Давайте вздернем ее на флагшток и посмотрим, кто как отсалютует».

Но, разумеется, ничего такого я не предложил. Я не сказал ни слова. Вместо этого отправился домой, больше чем когда-либо чувствуя, что барахтаюсь в пучине растерянности безо всякой надежды на спасение.

29 октября

Приступы паники.

После «летучки» под ложечкой словно образовался огромный узловатый ком, и я совсем не могу есть. Позвонил Чарли, но она сказала, что это нервы, хотя, по-моему, это нечто большее. Думаю, что помимо беспокойства за Мими и надвигающихся родов меня терзает самый настоящий страх перед провалом. Раньше я всегда мог воспользоваться оправданием, что, мол, власти предержащие не дают мне возможности показать себя в Настоящем Деле. Но теперь, когда такую возможность мне предоставили, вдруг я окажусь недостаточно крут? Вдруг мне не хватит сообразительности и находчивости? Вдруг я просто-напросто не гожусь для этой роли? И что, если вся страна вдруг увидит то, что увидел Тарквин на пробах для своей научной программы? Что я – жулик, обманщик и всего лишь обыкновенный парень, которому крупно повезло.

Надел костюм от Освальда Боатенга и просто смотрел на свое отражение в зеркале в течение двух часов. Может, я и правда всего лишь обыкновенный парень, которому крупно повезло, но, черт возьми, как же я все-таки сексуально смотрюсь с этой красной подкладкой!

30 октября

До дня рождения осталось всего тридцать шесть дней, но на данный момент лишь два человека ответили, что придут на вечеринку. Один из них – Чарли, которую, в общем-то, можно не считать, поскольку она так и так пришла бы, а второй – Арчи Риммер. Арчи Риммеру семьдесят два, и, вероятнее всего, он носит специальные трусы от недержания. Вечеринка, похоже, будет еще та! В «Красном льве» такого еще не видели.

Хотя, наверное, все-таки видели.

Зачем я пригласил Арчи Риммера?

Очень хочу пригласить своего отца.

1 ноября

Неотступная нервозность и отсутствие аппетита. О еде не могу даже думать. Вечером предстоит большая презентация «Сливок» с банкетом. Лиззи Риз-Морган сняла ночной клуб «Бархат» на Лестер-сквер и наприглашала целую кучу журналистов и фотографов: кажется, из всех возможных газет и журналов страны. Она также разослала приглашения более чем 150 звездам первой величины, и большинство из них уже подтвердили, что придут. Наша с Клодией и Пиппой задача – тусоваться с толпой и «пожать как можно больше рук».

– Я хочу, чтобы ваши фото были в каждой газете, а ваши имена – в каждой колонке светской хроники, – сказала она мне.

И еще она велела надеть один из тех новых костюмов, что подобрала для меня стилистка, и ни в коем случае не тот «отстой», в котором я обычно хожу. Я сказал ей, что сжег все свои старые рубашки, на что Лиззи ответила:

– Полиция моды будет без ума от счастья.

На вечеринке я снова увижу Пиппу – впервые за последние четыре месяца. В прошлую нашу встречу я едва не сломал ей нос, а потому понятия не имею, как она меня встретит.

Надо постоянно помнить об одном: сегодняшний вечер – это работа, и я туда иду не ради удовольствия. Я должен показать себя настоящим профессионалом. Я должен быть собран, сосредоточен, внимателен и не забывать, что отныне пресса станет следить за каждым моим шагом.

2 ноября

Еще не до конца проснувшись, я уже знал: у меня жуткое похмелье. Голова раскалывалась от тупой, ноющей боли, словно кто-то внутри методично щипал мозг большим промышленным пинцетом. Продираясь к более-менее сознательному состоянию, я вдруг почувствовал: что-то не так Определенно не так, как должно быть. Медленно открыв глаза, я огляделся. Кровать с балдахином на четырех столбиках, большие мягкие подушки, кремово-белые простыни. Я глазел на все это добрых тридцать секунд, пока до меня вдруг не дошло, что в моем хозяйстве нет и никогда не было ни кровати с балдахином на четырех столбиках, ни больших мягких подушек, ни кремово-белых простыней.

Меня охватила паника.

Я повернул голову вправо – и уткнулся в лицо спящей женщины. Лицо показалось мне знакомым, но вот откуда – этого я вспомнить никак не мог.

Кто она? И что я делаю в ее постели?

Воспоминания о вчерашнем вечере перемешались в голове: пресса, фотографы, знаменитости, шампанское…

Думаю, презентация удалась на славу – вот только из всего этого я мало что помню. Целый день я ничего не ел, и халявные бокалы шипучки быстро ударили мне в голову. Клуб буквально кишел знаменитостями: куда ни плюнь – сплошь знакомые лица. Звезд было так много, что никто из журналистов не обращал на меня внимания. Я попытался «поналаживать контакты», но никого, похоже, это не заинтересовало, так что пришлось вернуться к шампанскому.

Пиппу я видел один только раз – да и то во время групповой съемки в полночь. Выглядела она еще прекраснее, и я не мог оторвать от нее взгляд. Уже в который раз Пиппа полностью поменяла имидж. Идеально ровный загар выгодно оттенял облегающий комбинезон из белой кожи, а прямые и черные как смоль волосы делали еще более выразительными ее небесно-голубые глаза. Со мной она была очень обходительна – но и только; случайный наблюдатель ни за что не догадался бы, что мы когда-то работали вместе. Пиппа и Клодия друг с дружкой практически не общались, и я отметил, что отношения между ними сильно натянуты, но тем не менее обе дружно улыбались фотографам. Похоже, папарацци интересовались только Пиппой и Клодией. Поначалу они снимали нас втроем, но уже довольно скоро стали кричать, чтобы я «отступил чуть левее», что фактически означало: «не вертелся бы ты здесь под ногами, а?» Рядом с Пиппой и Клодией я чувствовал себя уродливым и совсем не крутым. Я попытался компенсировать недостаток случайным блеском красной подкладки, но даже этот трюк не сработал.

В конце концов я решил не впадать в депрессию и отправился в бар за шампанским. Не могу сказать, сколько я выпил, но именно с этого момента вечер становится несколько смазанным. В голове остались лишь отрывочные образы: шампанское, пиво, вино, текила, танцы, заигрывания, нетвердая походка, такси, большой георгианский особняк, кровать с четырьмя столбиками, кожаные ремешки, цепи, наручники, плетки…