Романтическая комедия - Кертис Ситтенфилд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От: Ноа Брюстера <[email protected]>
Кому: Салли Милз <[email protected]>
Дата: 26 июля 2020, 12:51
Тема: вообще-то
Иногда трудно понять, шутишь ты или нет, – вот потому ты и обаятельна. Ты мне правда нравишься, еще с того совещания у Найджела в офисе.
* * *От: Салли Милз <[email protected]>
Кому: Ноа Брюстеру <[email protected]>
Дата: 26 июля 2020, 12:52
Тема: вообще-то
Мне и самой иногда трудно это понять. Ну, ты тоже на этой встрече был ничего.
* * *От: Ноа Брюстера <[email protected]>
Кому: Салли Милз <[email protected]>
Дата: 26 июля 2020, 12:52
Тема: вообще-то
Опять рискну разорвать пространственно-временной континуум и спрошу: можно тебе позвонить?
* * *Глава 3
Август 2020
В отеле «Хэмптон» города Альбукерке, штат Нью-Мексико, на полпути между Канзас-Сити и Лос-Анджелесом, я заселилась в номер, умирая от желания сходить в туалет. В вестибюле стояли только я да администратор, оба в тканевых масках: он в простой синей, а на моей красовалась клубника.
– Какой номер свободен? – спросила я.
– Любой.
Пока я мыла руки в номере, в кармане легинсов завибрировал телефон. Я вытерлась (интересно, полотенце чистое? Хоть что-нибудь чистое?) и прочла сообщение.
Напиши, как заселишься, – писал Ноа.
Потом: Я говорил, как безумно рад твоему приезду?
Потом: Я безумно рад твоему приезду!!!
Я взглянула на себя в зеркало. Какое должно быть выражение у женщины, проехавшей полторы тысячи километров к Ноа Брюстеру? Соблазнительное, верно? Вот здесь и таилась загвоздка. Я с некоторым усилием могла изобразить дружелюбие, с легкостью – насмешку, а вот соблазнительность физически изобразить не сумела бы.
Прошла неделя после нашего с Ноа первого разговора по телефону, двенадцать дней с его первого сообщения и тринадцать часов, считая остановки на заправку, с отъезда от Джерри. Я одолжила «Хендай» у сестры Джерри, погрузила в багажник чемодан, рюкзак, сумочку, открытую коробку с водой, двенадцатью протеиновыми батончиками, четырьмя яблоками; три отдельных контейнера с дезинфицирующим средством для рук и связку масок в пакете с застежкой-молнией. Когда я решила ехать, а не лететь самолетом, прикинула так: либо у меня впереди два безумно длинных дня, либо три терпимых. А раз я надеялась (хотя и смутно), что еду заниматься сексом с Ноа, и хотела приступить как можно скорее, то выбрала первый вариант.
В теории после приглашения Ноа мне следовало поразиться необыкновенной тяге человека к общению даже в самые темные времена. Нет, я поразилась, конечно, и все-таки меня больше волновало, как и когда исправить жуткую волосатость и неряшливый вид, до которых я опустилась во время пандемии. Во время нашего первого разговора Ноа предложил на следующий день созвониться по «фейстайму», и только мы попрощались, я, несмотря на четвертый час утра, бросилась выщипывать брови и осветлять волоски над верхней губой все тем же наверняка ядовитым кремом, которым пользовалась со школы. Однако на следующий вечер Ноа снова просто позвонил, без «фейстайма», и я не смогла притвориться спонтанной, естественно красивой и спонтанно естественно красивой.
Когда мы договорились, что я точно-точно-точно еду в Калифорнию на машине, я тут же стала ломать голову, как заявиться к нему домой (домой к Ноа! домой к Ноа Брюстеру!) после двадцати шести часов в дороге и при этом не сбить его с ног ужасным запахом. Я собиралась привести в порядок брови, побрить ноги, подмышки и зону бикини утром, в отеле Альбукерке. Конечно, я собиралась принять душ перед отъездом из Нью-Мексико, но предстояло еще решить, принимать ли душ во второй раз, уже в Лос-Анджелесе, и где – в придорожном кафе? В отеле? На квартире у знакомых?
Я решила не вводить в уравнение еще одну логистическую или человеческую переменную и поэтому никому не сказала, к кому поехала в гости. Вместо этого решила остановиться на заправке (собственно, все прочее в Калифорнии было закрыто), почистить там зубы и, возможно, нанести новый слой дезодоранта на слой пота.
Выходит, не внутренний протест побуждал меня много лет писать скетчи о нелепости и бессмысленности стандартов красоты, а досада из-за того, что я не могу вырваться из-под их влияния. Однако же вопрос, захочет ли Ноа со мной целоваться (а ему, судя по приглашению, было настолько одиноко, что сошла бы какая угодно женщина, лишь бы живая), меня волновал меньше, чем страх: а вдруг не важно, как я выгляжу, потому что я все неправильно поняла и он приглашает меня за тридевять земель с какой-то другой целью?
Не успела я ответить на сообщение, как пришло другое:
Нам сегодня вечером нужно кое о чем поговорить
«Твою налево!» – подумала я, и мозг тут же начал предлагать варианты: Я соблюдаю обет безбрачия. Я гей. У меня опять ковид. Я тебя пригласил писать за меня сценарий для ночного ток-шоу по «зуму».
Следующее сообщение не особо успокаивало:
Ничего серьезного
Я сообщила Ноа свой номер телефона, и он почти сразу позвонил. Он мне и времени-то не дал поволноваться как следует, и все равно я выдавила «Привет» с колотящимся сердцем и гадала, уловит ли он дрожь у меня в голосе всего по одному слову.
– Привет, Салли, – поздоровался Ноа со спокойной уверенностью человека, поющего перед толпами обожателей и признанного красавцем всей Америкой. – Ты, наверное, в своей детской спальне? С постерами «Indigo Girls»?
– Увы, у меня их никогда не было. Выглядело бы куда круче, чем цитата Торо насчет тихого отчаяния. А еще у меня висел постер с Одри Хепберн – так я показывала свою элегантность и женственность. – Я ожидала совсем иного разговора, хотя и сама не знала, какого, поэтому волнение понемногу проходило. – А у тебя какие были постеры?
– Банально до ужаса: в основном музыканты. Джими Хендрикс, «The Velvet Underground», обложка «Nevermind» Нирваны. Между прочим, ты и правда элегантная и женственная.
– «Nevermind» – это тот, где доллар и детский причиндал?
– Ну, скорее осуждение капитализма, потому что ребенок тянется за долларом. Но в целом, да.
– Тут мало старых вещей осталось. Плетеная мебель есть, а шапочки выпускника, мягких игрушек и шкатулок с сережками нет. Никаких опознавательных знаков школьных лет.
– Белая плетеная мебель?
– И изголовье кровати, и прикроватная тумбочка, и письменный стол – все плетеное, и кресло тоже, я в нем сейчас сижу. Скорее всего, ты тоже сидишь в белом плетеном кресле?
– А то! Постоянно.
Я рассмеялась.
– Я у себя в кабинете. Умно звучит?
– С моноклем и сигарой в руках?
– И в бархатном пиджаке. По правде говоря, в кабинете я изучаю разве что телик. А читаю в спальне.
– И чтение, и телевизор – благородные занятия. Не забывай.
– Особенно телевизор в субботу в полдвенадцатого?
– А в спальне у тебя телевизора нет?
– Нет, там тоже есть, – засмеялся Ноа. – И еще один в гостиной.
Получив от Ноа второе письмо – то, где он сказал, что живет в Лос-Анджелесе, и,
