Правила большой игры - Алекс Орлов

– Говорят, сегодня вертолета не будет…

Берт подхватил за ручки два круглых контейнера. Джек успел прочитать на фирменной этикетке два слова: «…трансплантологический фонд…», и этого хватило, чтобы по его спине побежали мурашки.

– Ну, давайте начнем с вас – Айвор приветливо взглянул на Рона. – Имя, фамилия, возраст…

– Боб Радецкий, сэр, сорок шесть лет.

– Возраст, конечно, немалый, но кое-что, я думаю, еще сгодится, – произнес доктор Айвор, рассматривая

Рона, словно мясник мерина. – Вы, Боб, не болели в детстве свинкой?

– Не помню, сэр.

– Ну-ка встаньте. Подойдите ко мне…

Доктор Айвор стал мять Рону правый бок.

– М-да, печенка у нас не очень хорошая. Пили?

– Бывало, сэр.

– Бывало. – Айвор покачал головой. – Здоровье беречь нужно, нельзя так разбрасываться… А что это за шрам? Похоже на ножевое ранение.

– Подрался по молодости.

– На спине еще один…

– Это меня в другой раз угостили.

Вернулся Берт.

Печень не годится? – спросил он.

– Нет, конечно, посмотри, какие у него под глазами мешки. Ладно, делай анализ крови, мочи словом, все по списку.

Берт взял Рона под свое покровительство и увел в другой конец помещения, а Айвор занялся Джеком.

– Имя, фамилия, возраст…

– Дэвид Карло, тридцать три года.

– Подойдите ко мне, Дэвид.

Джек подошел.

– Что это за шрамы на груди… повернитесь. И на спине. На ножевые ранения, как у вашего приятеля, не похоже, для пулевых они слишком безобразные.

– Спереди шрапнель, сэр, сзади – осколок.

– Вот как! Воевали?

– Недолго, сэр.

– Понятно…

Доктор Айвор принялся ощупывать печень Джека, и она ему понравилась. Потом он оттянул пациенту веки, сказал «ага» и попросил показать язык.

– Понятно… Берт, забирай второго! Первое впечатление – хорошее. Да, и посмотри на его шрамы, тут и шрапнель, и осколки…

– Правда, что ли? – не поверил Берт.

– Да, я не шучу.

Обследование продлилось довольно долго – не менее полутора часов. Напарники сдавали на анализ кровь, мочу и слюну, их просвечивали рентгеном, заставляли дуть в какие-то трубки, надевали на головы шлемы с проводами и просили спеть, потом оклеивали датчиками и приказывали приседать.

Когда все закончилось, утомленным пациентам зачитали вердикт – у Джека все было хорошо, за исключением поврежденного осколками правого легкого, у Рона дела были неважные.

– Что, доктор, совсем никакого просвета? – спросил он.

– Не совсем, у вас поразительно высокий тонус мышц правой руки, соответственно сухожилия тоже весьма прочны, на такие всегда хороший спрос.

– На что спрос?

– Э-э… я хотел сказать, что хорошие сухожилия сейчас большая редкость.

70

Джека и Рона вернули в третий корпус. Возвратившись после пережитого в санчасти, напарники облегченно вздохнули и почувствовали себя дома. Бросившиеся к ним было обитатели корпуса, увидев, что это не новенькие, угрюмо побрели обратно – ложиться на нары, чтобы смотреть в потолок и тосковать.

Услышав про свои сухожилия много хороших слов, Рон теперь другими глазами смотрел на двух одноруких узников. Поначалу он полагал, что это просто калеки – мало ли как случается в жизни? – но теперь и себя легко представлял в таком виде.

Гастон выглянул из своего «кабинета» и махнул им рукой. Напарники проследовали мимо притихших обитателей корпуса и вошли за загородку.

– Ну как? – спросил Гастон.

– Паршиво, – ответил Джек, садясь на стул. – Я им понравился, за исключением продырявленного осколком легкого.

– Хорошо, значит, начнут с почек.

– А чего же хорошего?

– Доноры почек – местные долгожители, иные до полугода живут, пока кому вторая понадобится или там печень с сердцем.

– А если орган никому не нужен? Скажем, запросили печень, а сердце или легкое куда девать?

– Все идет в дело. Если печень запросили, значит, она пойдет по повышенной цене – кому-то приспичило. Другие органы продадут подешевле, их берут начальники госпиталей и частных лечебниц, хороший врач всегда держит что-то про запас. Ценовая скидка определяется известным риском, у тебя в холодильнике может лежать печень, а клиенты, как назло, будут поступать с обгоревшими легкими. В коммерции всегда так:

– И сколько же стоят органы?

– По-разному, но у меня листпрайс имеется.

С этими словами Гастон вынул из поцарапанного письменного стола листок бумаги.

– Вот пожалуйста. Сердце – от восьмидесяти до ста десяти тысяч батов, печень – от шестидесяти до семидесяти тысяч.

– Ну-ка… – Джек взял у Гастона расценки и принялся что-то высчитывать, поднимая глаза к потолку и беззвучно шевеля губами. Через пару минут он бросил листок на стол и вздохнул.

– Получается, что на мне они могут заработать до трехсот тысяч батов.

– Хорошие деньги! – улыбнулся Гастон.

– Дай-ка я взгляну. – Рон взял листпрайс и отыскал нужную ему позицию.

– Ну что? – спросил Джек.

– С меня они получат немного – не более восьми тысяч.

– А что им у тебя понравилось? – осведомился Гастон.

– Мышцы и сухожилия правой руки. Она у меня ударная…

– В смысле?

– Рон неплохо обращается с ножом, – пояснил Джек.

– Вот как? Это хорошо, ножей у меня пока нет, но, думаю, через «земляка» мы достанем отличные поварские ножи для разделки мяса.

– Для разделки мяса у меня уже есть, – сказал Рон и, развернув скрученные на поясе штаны, достал сверкающий скальпель.

– Когда ты успел? – удивился Джек.

– Наш пострел везде поспел, – заметил Гастон. – А у меня для вас, камрады, тоже подарок.

– Какой подарок? Сардины?

– Нет, думаю, получше, – улыбнулся Гастон. – Только ты, Рон, убери нож… Новенький! Иди сюда!

Послышались торопливые шаги, и в закуток вошел высокий немолодой человек.

Глаза у Рона расширились, он стал медленно подниматься со стула, расплываясь в плотоядной улыбке.

– Ах ты, сука… – произнес он с расстановкой и, подскочив к худощавому, сложил его пополам мощным ударом в солнечное сплетение. Затем от души приложил коленом в лицо и принялся бить ногами.

– Только крови не напускай, я не люблю этого! предупредил Гастон.

– Ну-ка, отдохни, – сказал Джек и, отодвинув

Рона, сам принялся бить худощавого, который довольно профессионально закрывался, чтобы не получить серьезных увечий. Должно быть, набрался опыта в уличной банде или в тюрьме.

Джек и Рон несколько раз менялись, пока наконец Гастон не сказал:

– Ну хватит, приканчивать его не нужно, он на пичкан ценными сведениями.

Напарники, словно опомнившись, отошли, и Рон стал осматривать палец на ноге, который выбил в порыве мщения.

71

Вскоре поднялся и пострадавший. Он выглядел не так плохо, учитывая, как старались Рон и Джек.

– Ну, вот и все, Ставр, – сказал Гастон. – Избе жать этой процедуры, как ты понимаешь, было не возможно. Иди, умойся и возвращайся сюда: нам нужно поговорить.

Ставр кивнул и, зажимая разбитый нос, вышел.

– Его доставили, пока вы были в первом корпусе, – пояснил Гастон.

– А откуда вы узнали, кто он?

– Мне рассказал охранник.

– С каких это пор, сэр, вам докладывают охранники?

Гастон улыбнулся.

– Он не просто охранник – он педераст. Наш виртуальный роман с ним длится уже неделю – мне пришлось сделать вид, что я тоже педераст.

– А если он потребует ласки? – усмехнулся Рон.

– Не потребует. Эти голубчики обожают красивые отношения. Он тоже согласился ждать, когда я буду готов.

– Я слышал, они предпочитают тех, кто помоложе.

– Конечно, Джек подошел бы ему куда больше, но я сделал ловкий ход – сказал, будто был любовником Лоди Эрмауса. Недолго, конечно, будто бы десять лет назад мы провели с ним несколько ночей на Йономари. После этого признания охранник жутко меня возжелал.

– А кто такой Лоди Эрмаус?

– О, это в их кругах настоящая легенда. Идеолог голубого движения. Однажды он совратил премьер-министра прямо в его круглом кабинете.

Джек и Рон только покачали головами, они об этом даже не слышали.

– И что, он теперь будет снабжать вас информацией?

– Конечно, он попытался отвертеться, дескать, сильно рискует, но я намекнул, что повар меня тоже домогается, так парень прямо затрясся от ревности.

А он не прибьет повара? Кто тогда будет носить нам сардины?

– Не прибьет, повар здесь в большом авторитете.

Вернулся Ставр. Он остановился в проеме, не решаясь войти.

– Заходи, чего уж там, – сказал Рон.

– Простите меня, если можете, господа. Я вас пре красно понимаю – вы имеете право меня убить.

Ставр шмыгнул подбитым носом.

– Как ты сюда попал, расскажи, – приказал Гастон.

– Позавчера ко мне явился Шляпник и потребовал, чтобы я отдал деньги, которые забрал у этих господ… Он так и сказал – сорок тысяч в дорожных чеках. Я, понятное дело, пошел в несознанку – Шляпнику человека убить ничего не стоит. Он приехал с двумя головорезами, которые стали переворачивать мебель и простукивать стены. Так они нашли несколько моих тайников… – Ставр вздохнул: потерянного было жаль.