Избранница Фортуны - Сьюзен Нэпьер

– Сэм должен заехать за мной. Он будет беспокоиться.

– Ты хочешь сказать, что не имеешь привычки исчезать, когда взбредет в голову? – тихо прорычал он.

– Я… я не исчезала.

– А мне показалось – да. Я же сказал, что вернусь. Ты думала, это была шутка?

– Я… – Знает ли он? Лори разболтала? Поэтому у него такое жуткое настроение? Мэгги облизнула губы и решила осторожно выяснить:

– Я не была уверена… но мне нужно было уехать – это уже было запланировано;

– Кем? Престарелым Ромео? – проскрежетал он, отчаянно бросая машину из ряда в ряд.

Мэгги недоумевающе уставилась на него, потом вспомнила прощально-благодарственный поцелуй с Томасом.

– Это мой адвокат.

Он вскинул брови, резко тормозя на красный свет.

– Ты путешествуешь со своим адвокатом? Впрочем, меня это не удивляет. У тебя такой талант создавать неприятности, что адвокат тебе, наверное, необходим так же, как другим женщинам – компаньонка.

– Я не скандалистка.

– Мою жизнь ты превратила в сплошной скандал. За короткое время нашего знакомства ты создала мне неограниченное количество проблем. Я не люблю, когда у меня перед носом захлопывают дверь, будто я бездомная собака, выпрашивающая кость.

Мэгги струсила.

– Я ушла в ванную, потому что мне надоело подвергаться хулиганским выходкам…

– Я не об этом. Это было несколько дней назад. Ни твой муж, ни ваш Пятница не сказали мне, что ты уехала. Я думал, что ты забилась в свою нору, трясясь, как трусливая…

– Я не трусиха! – Возмущение пересилило страх.

– Нет? Тогда почему ты улетела?

– Я не улетела, а полетела… – Момент откровенности был испорчен гудком сзади. Сигнал светофора сменился на зеленый, видимо, уже несколько секунд назад. Ник резко развернулся на сиденье и свирепо уставился на нетерпеливого водителя, который ответил грубым жестом. Какое-то мгновение Мэгги казалось, что Ник сейчас выскочит из машины и учинит расправу. Он был на точке кипения. К счастью, он ограничился живописным ругательством, переключил скорость и бросил машину вперед. – Ник?.. Ник, это дорога не к моему дому… куда мы едем? Ник, ты не слишком быстро едешь?..

– Не учи меня водить машину, Мэгги. Я могу поддаться искушению, остановиться и показать, до чего ты довела меня.

Мэгги не поняла, было это обещание или угроза; в его голосе слились темные оттенки того и другого. Она решила, что осторожность – достойная замена смелости, и воздержалась от классического «Я же тебе говорила», даже когда их остановил молоденький полицейский и обоснованно прошелся по трюкачеству бесшабашных водителей на дорогих машинах, в частности водителей, гарцующих с перебинтованными руками.

Ник был мрачен и немногословен, когда доставал права, и даже очаровательная сокрушенность Мэгги не сгладила его раздраженную гримасу. Она могла бы сказать, что Ник даже однорукий более ловок, чем большинство мужчин с двумя руками, но предпочла не злить полицейского сильнее, чем это уже сделано. Вручению аккуратно выписанной квитанции предшествовала еще одна короткая проповедь, которую Ник выслушал, не шевельнув ни одним мускулом на каменном лице.

Вскоре после этого Ник, теперь ехавший с демонстративно преувеличенной осторожностью, завернул во двор большого представительного дома, укрытого за высокой кирпичной стеной. Мэгги узнала характерный стиль модного архитектора-авангардиста: кирпич, кедр и стекло, скупая простота линий снаружи и замысловатая красота интерьеров. Совсем как у домовладельца, нервно подумала Мэгги, догадавшись теперь, куда он ее привез.

– Ник, я не думаю…

Он открыл дверцу.

– И правильно делаешь. Потому что выбора тебе не предлагается. Я по горло сыт твоими выборами, Мэгги. Вылезай.

Он не дал ей возможности полюбоваться интерьерами. Вихрем протащенная по многочисленным горизонтальным и наклонным переходам, она очнулась только в подчеркнуто мужского вида спальне.

Ник немедленно принялся стаскивать пиджак и галстук, чертыхаясь из-за поврежденной руки.

Мэгги откашлялась.

– Как твои пальцы?

– Буду жить, – огрызнулся он, свирепо сражаясь с пуговицами рубашки.

– Ч-что ты делаешь?

– Хочу тебе кое-что доказать.

Что он мужчина? Мэгги была убеждена в этом, но ее загипнотизировал лихорадочный стриптиз.

– Я не понимаю… Лори?.. – неуверенно заикнулась она, боясь сказать лишнее.

– Нету дома. А слуги не входят в спальню без приглашения. И вообще никто.

На этот раз нам не помешают. Ты же прекрасно знаешь, что, если бы твой муж не ворвался к нам, мы бы уже давно были любовниками.

– Нет… Ник… – Она отступила на несколько шагов. Твой муж. Он все еще не знает – ничего не знает. – Нам нужно поговорить… Я должна сказать тебе…

Он помотал головой, рывком расстегивая очередную пуговицу и надвигаясь на нее.

– Нет. Я все знаю. Ты в замешательстве, неуверенности, боишься довериться мне. Учитывая то, что произошло, и то, что я говорил о своем отношении к семье, неудивительно, что ты сбежала. Но ты не должна бояться любить меня, Мэгги, – больше нет. Я намерен доказать, что ты для меня важнее, чем принципы и гордость. Я хочу, чтобы мы стали любовниками. Я хочу, чтобы ты знала, что такое забота и любовь, когда будешь просить развода у своего мужа… Чтобы ты ощутила себя связанной со мной. Чтобы ты знала, каких наслаждений лишишься, если позволишь, чтобы верность этому неблагодарному ублюдку победила любовь ко мне. Мы принадлежим друг другу, Мэгги. Я по-прежнему верю в святость брачных клятв, но Коул был горькой ошибкой, и никто не может быть осужден на пожизненные муки из-за юношеской глупости.

Я… – Он запнулся от полноты чувств, и Мэгги ощутила, что ее сердце готово выпрыгнуть из груди. Его выношенные убеждения, жесткие законы, которые он установил для себя, – все это он пустил по ветру ради нее.

Ник снял рубашку и потянулся к ней.

– Я люблю тебя, Мэгги. Я хочу жениться на тебе. Мы принадлежим друг другу. Я больше не могу с этим бороться. Не хочу знать того, что ты чужая жена… – прорычал он, находя ее рот, – если ты любишь меня, я перенесу что угодно. Скажи мне, Мэгги. Скажи, что я не ошибаюсь.

– Нет…

Он неправильно понял ее отрицание. Эта откинутая назад голова… эта пылающая в глазах мука… Если бы Мэгги сомневалась в страсти его слов и тела, страх в его взгляде не оставил бы в ней сомнений. Ник Фортуна принадлежит ей.

– Нет, ты не ошибаешься. Я люблю тебя. Ник, люблю больше, чем могла себе вообразить… – Она захлебнулась в его поцелуе.

Изящные черные кожаные перчатки обхватили бугристые плечи, чтобы удержать тело, запрокинувшееся под яростным напором мужских губ. Прикосновение было спичкой, внесенной в бензиновые пары. Вся его фигура содрогнулась, твердое бедро раздвинуло ее ноги, задирая короткую юбку белого в черный горошек костюма, летнего кусочка эфемерной ткани, позволявшей ей чувствовать каждый его мускул. Но даже в порыве страсти Мэгги понимала, что задолжала ему право на принципы. Они важны для него, они – составная часть его натуры. Ему нужно знать, что и Мэгги уважает их.