Орел расправляет крылья - Роман Злотников

– Ах, при чем здесь де Бресси! – Принцесса облегченно выдохнула.

Мадлен окинула ее проницательным взглядом.

– Похоже, дитя мое, вы на грани того, чтобы влюбиться в этого русского дикаря.

Щечки принцессы порозовели.

– О чем вы, Мадлен?

– О-о, не лгите мне. Я же вижу. – Графиня мечтательно закатила глаза. – О да, в такого можно влюбиться. Он настоящий дикарь! И настоящий рыцарь…

– Мадлен! – рассерженно воскликнула принцесса, садясь на кровати.

Графиня рассмеялась.

– О, не волнуйтесь, дорогая. Я вовсе не претендую на вашего жениха. И вообще, флиртовать с королями, конечно, довольно волнующе, но… довольно опасно. Тем более там, где замешана la politik. Но я должна вас предупредить. Если вы влюбитесь, то вам вряд ли удастся сделать то, чего так желают получить от вас кардинал и папа.

– Почему?

– Потому, дитя мое, что из двоих всегда один ведет, а другой подчиняется. Так вот, подчиняется всегда только тот, кто влюблен. Им вертят как хотят, а он способен лишь покорно следовать за предметом своей страсти. И упаси нас с вами Бог оказаться в таком положении.

– Почему? – вновь спросила принцесса.

– Потому что мужчины безжалостны! – страстно произнесла графиня. – Он дики, неукротимы и совершенно несносны. Они все время заняты своими делами. И подчинить их себе женщины могут только одним способом – влюбив их в себя. Привязав к себе этой любовью, будто поводком. Но при этом они сами должны оставаться в душе холодными и расчетливыми. Так было и так есть от времен Елены Троянской и до нашего скучного времени. И так будет в веках… уж можете мне поверить.

Принцесса некоторое время молчала, а затем тихо спросила:

– Но разве нельзя любить… вместе?

– Нет, – жестко ответила Мадлен. – Любит всегда кто-то один. А второй лишь позволяет себя любить. Запомните это накрепко.

– Но ведь Тристан и Изольда…

– И чем они закончили? – жестко отозвалась графиня. – Вспомните, принцесса, чем заканчиваются все эти рыцарские баллады о великой и неземной люб… – Но окончить мысль она не успела, потому что в дверь покоя осторожно постучали. Мадлен тут же встрепенулась, торопливо оправила платье и, приняв эдакую немного кокетливую позу, с легким придыханием произнесла: – Можете войти!

Дверь отворилась, и в покой вошел кардинал Джеронезе, а следом за ним… он. Генриетта Мария мгновенно порозовела, но затем ей на ум пришли последние поучения Мадлен, и она сердито выругала себя мысленно. Нет-нет, она не должна, не будет… Но тут он улыбнулся и заботливо спросил на латыни:

– Как вы себя чувствуете, ваше высочество? Вы так нас всех напугали…

Напугала? Генриетта Мария несколько удивленно покосилась на графиню. В Лувре благородные дамы лишались чувств по дюжине раз на дню. Это считалось признаком тонкой душевной организации и, наоборот, несомненным достоинством, однозначно подтверждающим знатность и утонченность дамы. Нет, все знали, что большинство случаев было простым притворством, но тем более ценились те, кто действительно был способен по-настоящему лишиться чувств…

– Благодарю вас, сир. Мне уже лучше, – скромно потупив глазки, отозвалась принцесса. Латынь она знала.

– Принцесса происходит из знатнейшей семьи. Ее предки по отцу правили Францией, а предки ее матери дали христианскому миру нескольких пап. Поэтому, ваше величество, вам следовало учитывать, что юная дама обладает очень тонкой душевной организацией, – спесиво возгласил кардинал, также на латыни.

Графиня д’Обри изменилась в лице. Принцессе и самой стало не по себе. Вот уж спасибо, ваше высокопреосвященство, расхвалили, будто породистую лошадь на торгах. Всю родословную выложили…

– Я непременно это учту, – вежливо отозвался он. А затем вновь повернулся к ней. – Не надобно ли вам чего? Может быть, опять прислать доктора?

– Нет-нет, я уже совершенно в порядке… – поспешно отозвалась принцесса и тут же поймала осуждающий взгляд Мадлен, мгновенно припомнив один из ее уроков, когда она наставляла ее в том, что женские слабости являются лучшим инструментом управления мужчиной. Мужчина должен быть приучен к тому, что, как только женщине становится плохо, он должен бросать все свои дела и становиться перед ней на задние лапки…

Но все равно было уже поздно что-то менять, тем более что… Тут Генриетта Мария бросила на него внимательный взгляд. Она не уверена, что с ним это пройдет. Он такой сильный, спокойный, скорее норманн, чем француз, итальянец или англичанин. Ну… какими она этих норманнов представляла.

– Что ж, тогда, я думаю, нам, мужчинам, – он сделал едва заметный акцент на последнем слове, – стоит покинуть принцессу и дать ей возможность восстановить силы.

Генриетта Мария рефлекторно бросила на него умоляющий взгляд, просивший: нет, подожди, не уходи, ну побудь еще немножко, – но тут же испугалась своего душевного порыва и потупилась. А кардинал и здесь все испортил.

– Да, конечно, идите, ваше величество. Я же – духовное лицо и обязан находиться рядом со страждущими столько, сколько им будет необходимо…

Принцесса прикусила губу и бросила на кардинала полный ярости взгляд. Как же, необходимо… Да лучше бы удалился этот напыщенный индюк, а он остался! И испугалась своих мыслей. Нет-нет, нельзя так думать, кардинал Джеронезе – посланец самого папы. Он очень достойный и… Додумать мысль она не успела. Потому что он вежливо поклонился ей и сказал:

– Что ж, в таком случае я оставляю вас и… Графиня, – повернулся он к Мадлен, которая тут же приняла кокетливую позу, – если вам что-нибудь понадобится, слуги будут ждать за дверью.

– Благодарим вас, сир, – своим самым завлекающим голосом отозвалась Мадлен, заставив принцессу сердито насупиться.

А он еще раз поклонился и двинулся на выход. Но у самой двери остановился и, бросив взгляд на принцессу, внезапно улыбнулся и… как-то эдак лукаво подмигнул ей: держись, мол, и, если что, зови, помогу. После чего вышел из покоев.

Кардинал ничего не заметил, потому что в этот момент смотрел на Генриетту Марию, с нетерпением ожидая, когда наконец закроется дверь и он сможет приступить к своим наставлениям. А принцесса почувствовала, как ее щеки вновь наливаются румянцем. Но ничего не могла с этим поделать…

– Отлично, дитя мое, просто отлично! – возгласил кардинал, едва они остались в комнате втроем. – Этот московит явно очарован вами! Вон как засуетился, когда вы лишились чувств. Немедленно послал за врачами, велел взять вас на меховой полог и нести в его личные покои. Да и сам тоже вцепился в угол…