Рыцарь в черном плаще - Эрнест Капандю

Возле мадам де Вильмюр сидел Норман д'Этиоль, муж Антуанетты, человек низенького роста с отталкивающим лицом.

Из четверых других мужчин трое были знаменитостями: Бусле — живописец, Фавар — драматург и Жанти-Бернар — поэт. Четвертый мужчина с серьезной физиономией, в строгом костюме, с проницательным и ясным взором, был Пейрони, знаменитый хирург.

Живой и остроумный разговор шел весело и душевно, каждой новой шутке все весело смеялись.

— Господа! — сказала Антуанетта д'Этиоль, до того тихо говорившая с герцогом Ришелье. — Позвольте мне сообщить вам приятное известие: герцог любезно обещал мне формально испросить у его величества позволение, чтобы «Искательница ума» была поставлена в придворном театре.

Фавар вспыхнул.

— В самом деле?

— Да-да! Это решено, не правда ли, герцог?

— Обещаю вам. — отвечал Ришелье.

— Довольны ли вы, Фавар?

— Доволен ли! — воскликнул автор, тогда еще малоизвестный. — Мог ли я мечтать о большем счастье? Ах! Все радости моей жизни достаются мне от вас: вы — муза, вдохновляющая меня!

— А месье де Вольтер подает вам советы.

— Фавару нужны только похвалы, — ответил Вольтер.

— Я никогда не забуду, что со мной случилось через два дня после премьеры вашей очаровательной пьесы, — сказал Турншер, смеясь.

— В самом деле, — сказала мадам д'Этиоль, также засмеявшись, — представьте себе, господа, после премьеры «Искательницы ума» я пришла в такой восторг, что умирала от желания увидеть автора и осыпать его похвалами. Я попросила дядюшку на следующий день исполнить мое желание, и он мне обещал.

— Верно, — продолжал Турншер, — а когда я отправился к Фавару, думая, что еду к поэту, я нашел кондитера…

— Увы! Такова была моя профессия! — сокрушенно сказал Фавар.

— Он обжаривал в масле пирожки, — прибавила мадам д'Этиоль.

— Не говорите дурно о пирожках, — сказал Пейрони с серьезным видом, — пирожки в масле выдумал отец Фавара, и они оказывают большие услуги желудочным больным.

— Кене предписал именно их бедной Сабине, — заметил Таванн.

— Кстати, — заметил Креки, — Даже говорил мне третьего дня, что его дочери гораздо лучше.

— Уверяют, что она спасена.

— Узнали, наконец, кто ранил эту несчастную девушку? — спросила мадам д'Этиоль.

— Пока нет. Начальник полиции не мог разузнать ничего, и он в отчаянии, этот бедный Фейдо де Марвиль, потому что король не скрыл от него вчера своего неудовольствия.

— Ах! — сказала Антуанетта д'Этиоль, и лицо ее вдруг изменилось.

— Это покушение на молодую девушку без видимой причины очень странно! — сказала мадам де Госсе. — Но ведь вы видели ее в самую ночь преступления, месье де Берни?

— Верно, — отвечал аббат, — мы ужинали в тот вечер с герцогом де Ришелье, с маркизом де Креки и виконтом де Таванном. Маркиз и виконт первые оказали помощь дочери Даже.

— Таванн первым увидел ее, — сказал Креки.

— И до сих пор ничего не известно?

— Решительно ничего.

— Впрочем, в ту ночь случились странные происшествия, — прибавил Пейрони, — особняк Шароле сгорел.

— И мы имели честь быть представлены Петушиному Рыцарю, — сказал Ришелье.

— Петушиному Рыцарю! — с ужасом повторила Антуанетта. — Вы его видели?

— Видели.

— Где?

— У мадемуазель Комарго.

— Ах, Боже мой! Неужели он хотел ее убить?

— Вовсе нет, разве что имел намерение задушить ее розами, потому что он принес великолепнейший букет, какой только можно достать в это время года.

— Петушиный Рыцарь принес розы мадемуазель Комарго?

— Он при нас преподнес их ей, и, право, этот Рыцарь очень хорош собой, и имеет очень интересную внешность!

— Подобное чудовище!

— Тише! Не говорите дурно о нем: его искренний друг здесь.

— Искренний друг Петушиного Рыцаря здесь, в моем доме?! — возмутилась Антуанетта.

Все гости переглянулись с выражением комического ужаса.

— Этот преданный и искренний друг, — сказал Ришелье, — виконт де Таванн.

— Боже мой! — сказала Антуанетта. — Вы шутник, герцог!

Веселый хохот встретил слова герцога. Один Таванн не смеялся.

— Утверждение месье Ришелье совершенно справедливо, — заявил он.

Взоры собравшихся устремились на него.

— Какая странная шутка! — проронила мадам де Вильмюр.

— Таванн вовсе не шутит, — возразил Креки.

— Он и прежде об этом говорил! — добавил аббат де Берни. — Доказательством служит то, что Рыцарь принес розы мадемуазель Комарго в ночь, когда он велел сжечь, как сам же признался, особняк Шароле, и пришел по приглашению Таванна.

— Он даже успокоил этих дам, — сказал Креки, — уверив, что им ничего не грозит и что он уже отдал соответствующие приказы.

— Ну да, он так и сказал, — подтвердил Ришелье.

— Но, выходит, ваш Рыцарь очаровательный человек, — сказала мадам д'Этиоль.

Ришелье расхохотался.

— Спросите вашего дядю, — предложил герцог. — Он также видел Рыцаря однажды…

Турншер сделал гримасу. Намек на приключение с бриллиантами у мадемуазель Аллар вызвал у него печальные воспоминания. Смех удвоился, потому что это приключение было известно всем.

— И Петушиный Рыцарь — друг виконта де Таванна? — поинтересовался Вольтер.

— Я имею честь находиться с ним в хороших отношениях, — ответил виконт самым серьезным тоном.

— В таком случае я буду вам чрезвычайно обязан, если вы представите меня ему, я желаю с ним познакомиться.

— Рыцарь тоже будет рад вас видеть, потому что он ваш поклонник. В последний раз, когда мы разговаривали с ним за завтраком, он мне много говорил о ваших сочинениях.

— Мне чрезвычайно лестно. Но разве вы часто с ним видитесь?

— Представьте себе, вот уж пять лет всякий раз, когда я подвергался опасности или когда мне была нужна важная услуга, Петушиный Рыцарь являлся в надлежащую минуту — устранял опасность и тем самым оказывал мне услугу.

— Что он требовал от вас взамен? — спросила Антуанетта.

— Ничего.

— Почему он так поступает?

— Не знаю.

— Разве вы у него не спрашивали?

— Никак не могу объясниться с ним на этот счет.

— Однако вы знаете его давно?

— Пять лет назад я его встретил при трагических для меня обстоятельствах. Я видел его тогда впервые, и в продолжение шести часов он дважды спас мне жизнь, убил трех человек, увез четвертого, мешавшего мне, за пятьдесят лье и истратил сто тысяч экю, чтоб помочь моей любви к одной женщине, с которой я никогда не говорил, но которую обожал.

— Сто тысяч экю! — удивился Турншер.

— Сто тысяч экю! — повторил де Рие недоверчиво. Оба капиталиста, очевидно, не могли поверить своим ушам.

— Расскажите нам все это подробно, виконт, — попросила де Вильмюр.