Не гаси свет - Бернар Миньер

— Все хорошо, Мартен? — осторожно спросила Элиза.

Мужчина вздрогнул, вынырнул из задумчивости и осознал, что стоит столбом посреди вестибюля.

— Извините…

— Хотите, чтобы я открыла?

— Нет-нет, спасибо, я сам.

Сервас взял пакет и рассмотрел штемпель: отослано из Тулузы, как и в прошлый раз. «Спасибо», — сказал он, давая понять, что хотел бы остаться один. Элиза покачала головой и ушла.

Мартен разорвал обертку и увидел картонную коробочку размером одиннадцать на девять сантиметров, точную копию первой. Он сделал глубокий вдох и снял крышку. Внутри лежала фотография… Сыщик не сразу понял, что на ней изображено. Нечто вроде гигантского «Меккано»,[48] плывущего по орбите Земли в холодном синем свете космического пространства… Огромные крылья, составленные из солнечных батарей, белые цилиндры модулей, стыковочные узлы, иллюминаторы: Сервас смотрел на снимок Международной космической станции…

Майор достал фотографию из коробки и увидел, что на дне лежит листок бумаги в клетку, вырванный из обычного блокнота. Он прочел написанную шариковой ручкой фразу:

Еще одна улика, майор. Пора бы вам продвинуться в расследовании.

Мартен вернулся к фотографии. Вспомнил газету, которую перелистывал в кафе, прежде чем отправиться в галерею Шарлен, статью, обведенную синей ручкой. Тулуза — центр космических исследований; возможно, в этом направлении и нужно копать? Но что он должен искать? Сначала его внимание привлекли к сто семнадцатому номеру, где покончила с собой художница Селия Яблонка, теперь недвусмысленно указывают на… космос! Что за ребус, как гостиница связана со станцией на околоземной орбите?!

Сервас сунул снимок в карман и достал телефон:

— Шарлен? Это Мартен…

Его приятельница не отвечала.

— Мне нужно задать тебе еще один вопрос о той художнице, которую ты выставляла… — продолжил полицейский.

— Спрашивай, — отозвалась мадам Эсперандье.

— Селия Яблонка когда-нибудь проявляла интерес к космосу?

Пауза.

— Да. Космос был темой ее предыдущей выставки… А в чем дело? Ты что-то раскопал? — заинтересовалась Шарлен.

Сервас почувствовал холодок охотничьего азарта.

— Она могла кого-нибудь встретить в ходе своих… изысканий?

— Что значит «кого-нибудь встретить»?.. Селия со многими встречалась; она считала себя не только художницей, но и журналисткой.

— Она никогда не говорила о ком-нибудь особенном?

— Нет… я не готовила ту выставку.

Мартен вздохнул и поблагодарил хозяйку галереи.

— Ты уверен, что всё в порядке, Мартен? Голос у тебя какой-то… странный, — заметила та.

— Все хорошо, но спасибо, что спросила.

— Береги себя. Целую, пока.

Сервас снова взглянул на фотографию. Покорение пространства… Сложная область на стыке науки и политики. Сколько жителей Тулузы и окрестностей задействовано — так или иначе — в этой отрасли? Тысячи… А он даже не знает, что ищет.

— Снова снег, поверить не могу! — произнес знакомый голос у него за спиной.

Сервас обернулся и улыбнулся, глядя на молодого человека в мятом плаще «Барберри», который деловито отряхивался, что-то недовольно бурча себе под нос. У него было пухлое толстощекое лицо сладкоежки, светло-каштановые волосы и безалаберный вид подростка, который слишком много времени проводит за компьютером, видеоиграми и комиксами. Лейтенант Венсан Эсперандье в свои тридцать два года имел двоих детей — один из них был крестником Серваса — и красавицу-жену, одну из самых блестящих женщин Тулузы. Ту самую, с которой недавно встречался сыщик, ту самую, которой только что звонил.

— Привет, — сказал Венсан.

Из висевших у него на груди наушников доносилась музыка. «Смахивает на треск сверчка…» — подумал Мартен. Эсперандье вытащил из кармана айфон и ткнул пальцем с обгрызенным до мяса ногтем в кнопку, перекрыв кислород группе Killers, оравшим «All These Things Iʼve Done».[49]

— Шарлен сказала, что ты заходил, интересовался художницей — той, что убила себя в гостинице… — сказал он. — Что происходит? Узнал что-то новое?

Сервас посмотрел на своего заместителя, а потом достал жемчужно-серую коробочку и протянул ему:

— Вот, держи. Может, сумеешь разузнать, где ее сделали и где продали? Внутри есть марка.

Венсан нахмурился:

— Это официальный запрос? Ты ведешь расследование? Решил вернуться?

— Не сейчас…

— Я навел справки. Дело закрыто, Мартен. Это самоубийство.

— Знаю. Как в деле Аллегра.

— Так, да не так. Здесь вскрытие делал Дельмас.

— Это я тоже знаю. Он уверен, что художница покончила с собой.

— Дельмас с тобой говорил? — Эсперандье не сумел скрыть изумления. — Когда?

— Не имеет значения. Мог кто-нибудь подтолкнуть ее к самоубийству?..

— Так ты общался с Дельмасом или нет? — не успокаивался лейтенант. — Чем ты в действительности занят?

— Что, если за всей этой историей кто-нибудь стоит?..

— О чем ты?

— Преследование, манипуляция, насилие…

— У тебя есть доказательства?

— Пока нет…

— Черт возьми, что ты творишь, Мартен?! Ты в отпуске по болезни, не забыл? Тебе запрещено проводить следственные действия.

— А ты явился, чтобы мне об этом напомнить? Мог бы позвонить… Я ничего не расследую — просто уточняю некоторые моменты.

Эсперандье укоризненно покачал головой:

— Спасибо за «теплый» прием, господин майор… Ладно, расскажи, как у тебя дела?

Сервас сразу пожалел, что сорвался: Венсан был единственным, кто регулярно навещал его «в заточении».

— Шарлен тебя просветила? — спросил он уже более спокойным тоном.

— Ну… Она сказала, что ты очень неплохо выглядишь.

Майор коротко кивнул:

— Не сердись, Венсан, ты знаешь, как я к тебе отношусь… как ценю, что ты сюда таскаешься — не то что другие…

— У этого заведения не самая лучшая репутация…

— Неужели? Интересно, почему? — съязвил Сервас. — Кормят тут отвратительно, но в остальном жизнь вполне сносная: занимаешься спортом, дышишь свежим воздухом, сгребаешь сухие листья, играешь роли в современных пьесах… Наши коллеги что, боятся заразиться?

Эсперандье кивнул:

— Сорок самоубийств полицейских в год, это настораживает.

Затем он кивнул на коробку:

— Откуда это?

— Получил сегодня по почте. Внутри была фотография, — объяснил Мартен и протянул подчиненному снимок космической станции. — А четыре дня назад мне прислали электронный ключ от гостиничного номера. В точно такой же коробке… От номера, где покончила с собой Селия Яблонка…

Глаза лейтенанта загорелись, как две тысячеваттные лампочки.

— Ты поэтому ввязался в расследование?

— Да…

— Есть идеи насчет личности отправителя?

— Ни одной.

— Если об этом узнают, Мартен…

— Будешь ты мне помогать или нет?

— Говори, что делать…

— Нужно узнать, подавала ли Селия Яблонка куда-нибудь жалобу, заявляла ли, что ее преследуют, угрожают, делилась ли опасениями с кем-нибудь из близких; в деле таких данных нет. Необходимо выяснить, была ли девушка склонна к депрессии, совершала или нет попытки самоубийства. И наведи справки насчет коробки: это ширпотреб или же такие выпускают маленькими партиями, кто их делает…

— Ладно, предположим, я соглашусь помогать тебе; но не суйся, куда вздумается, и не заявляй, что ты при исполнении и ведешь официальное расследование! Рано или поздно это дойдет до ушей начальства.

— Начальства? — Сервас помрачнел. — Думаешь, наши шефы часто здесь бывают? А ведь мы все еще полицейские — насколько мне известно… Члены большой дружной семьи. — Последние слова он произнес с горьким сарказмом. — Как бы ты охарактеризовал эту «семейку»? Она дружная или неблагополучная? Сказать, что я думаю? Большинство легавых, которые обретаются в этом заведении, хоть раз да совали дуло пистолета в рот. Что в такие моменты делали их начальники?

Лицо Венсана потемнело:

— И все равно ты не можешь переть напролом.

— Он прав, патрон.

Майор резко повернул голову и встретился взглядом с уродливой молодой девушкой. «Как же давно мы не виделись, — подумал он. — Так давно, что я успел отвыкнуть от ее внешности». Самира Чен, дочь китайца из Гонконга и франко-марокканки, пришла в его отдел последней, отличалась невероятным талантом и была единственной, кто называл его патроном.

— Я все тут обошла, — сообщила Самира. — Миленько, почти как в доме престарелых… — Она достала платок и шумно высморкалась.

— Почему ты ко мне не приезжала? — поинтересовался Мартен.

Девушка улыбнулась (ее улыбка больше напоминала гримасу) и покраснела.