Шиза - Алексей Мальцев

Она неожиданно взяла мое лицо в свои ледяные ладошки.

– Скажи, это правда, что Бережков – мой отец?

Мне захотелось расхохотаться.

Сколько еще сегодня меня ждет ударов ниже пояса?!

Сколько еще мне лгать, изворачиваться? Сколько?

Конечно, серые глазенки Яны – не две рентгеновские лупы-установки Лекаря, но тем не менее…

– Кто тебе такое сказал? – как можно натуральней удивился я.

– Я нашла дневник маман и прочитала. – выпалив это, она вскочила, отвернулась к шкафу и запричитала: – Ну, отшлепай меня, поставь в угол, вызови родителей в школу. Я знаю, что читать чужие дневники нехорошо. Ну!..

Последние слова утонули в рыданиях.

Так, приехали! Пришла беда, откуда не ждали! Про дневник Киры Станиславовны никто не знал. Не мог знать! Правда, была одна маленькая возможность утечки информации – это могло присниться! Обязано было!

Но не приснилось же!

Изо всех сил стараясь сохранить трезвость и адекватность, я поднялся и обнял Яну за плечи.

– Не прикасайся, пожалуйста, ко мне! – закричала она.

Я тут же отпрянул и, заложив руки за спину, принялся ходить из комнаты в комнату, из прихожей – в кухню и обратно. В голове звенела странная пустота, словно я вдруг забыл, кто я, с какой целью пришел в эту квартиру, какое сегодня число, какой век на дворе.

Острый приступ болезни Альцгеймера. Такие случаются только у психиатров, загнанных в тупик. Вообще, какого черта я пошел в психиатрию? Что мешало в девяностые заняться бизнесом, втиснуться в какую-нибудь крохотную рыночную нишу и торговать себе потихоньку…

– Ты не ответил, – неожиданно прозвучало над моим левым ухом, – мы с ним родственники или нет?

Оказывается, я уже не ходил по квартире, а давно сидел на софе, уперев локти в колени. Яна стояла слева и гладила мои волосы.

Привыкай, доктор, эта отключка наверняка не последняя!

– Выходит, родственники, – пробубнил я. – Но что это меняет?

– Многое, – уклончиво ответила хозяйка. – Но ведь тест на ДНК не проводился, откуда тебе известно? Бережков сказал?

В голосе девушки звучали металлические нотки. Таким бы голосом неплохо на железнодорожном вокзале прибытие и отправление поездов объявлять.

– Ты только что раскололась, – попытался я собрать воедино расползающиеся из головы мысли, – что прочитала дневник матери. Или мне послышалось?

– Маман лишь намекает на это, напрямую не пишет. Вот я и спрашиваю, откуда тебе об этом известно? От Бережкова?

Я окончательно запутался. Будто это не Яна была «с бодуна», а я вчера в один присест опростал несколько бутылок. Тупо сидел и молчал, переваривая услышанное. Не признаваться же, что втайне от нее я отнес на экспертизу ДНК зубную щетку, которой она пользовалась у меня дома.

– Если его признают вменяемым, то посадят в тюрьму? – вопросы сыпались один за другим.

– Конечно, в тюрьму, – глухо ответил я. – Не об этом ли ты мечтала буквально три дня назад? Он же убил твою мать!

– Ты так говоришь, потому что у тебя в детстве были отец и мать, – прозвучало суровым вердиктом. – А я росла без отца! Да и маман меня не особо жаловала. Ты не знаешь, какая она, безотцовщина…

– Знать не знаю, но догадываюсь. Что я, монстр какой-то?

– Если признают невменяемым, то отправят в психушку?

– Тебе-то какая разница, в психушке он будет или в тюрьме?

– Пусть он будет психом, мне наплевать. Психи тоже люди, ты же сам говорил. У меня появился отец, ты понимаешь?! Вдруг появился, неожиданно. Как с неба свалился!

– И теперь ты готова ему простить убийство матери?

– А ее можно этим самым вернуть? Не вернешь ведь!

Я невольно вспомнил, как сам пожалел Бережкова десять лет назад, успокаивая себя, что дочь все равно не вернуть… Вспомнил и не нашелся что ответить Яне. Есть ли у меня право требовать от нее что-то вообще, на чем-то настаивать?

Мы вышли на балкон, молча закурили. Я ждал, что она начнет расспрашивать о Лекаре, поинтересуется, как конкретно мы планируем его разоблачить, но она молчала. Мне самому начинать разговор не хотелось.

Когда молчание стало невыносимым и единственным логичным поступком было бросить окурок и покинуть балкон, я буркнул:

– Как надумаешь, дай знать.

Репетиция

Глядя на летящий под капот асфальт, я думал о том, есть ли у меня в арсенале что-то еще, способное заставить Лекаря сбросить маску, если вдруг Яна не согласится помочь. Есть или нет?

В принципе, если прийти к Либерману, повиниться, сказать, так и так…

Тут я понял, что просто признать неправоту уже не получится. Вчера я выложил заведующему фактически все аргументы. Несмотря на его доводы, прозрачные намеки и предостережения, все же проявил твердость.

И – остался в одиночестве.

Сейчас в случае отступления будет уже непрофессионализм. Этапы «неправоты», ошибочности диагноза благополучно пройдены. Этими возможностями, доктор, ты не воспользовался, пренебрег. Сейчас, по сути, нужна только победа. Безоговорочная!

Единственным оружием, способным принести ее, была Яна. Специалисты майора Одинцова сделают из нее точную копию Киры Синайской. И тогда…

Звонок сотового раздался не вовремя, пепел упал на брюки. Сколько раз зарекался, чтобы не курить во время управления машиной, и все без толку!

– Я согласна тебе помочь, – в голосе Яны улавливалось отчаяние. – Говори, что надо делать, я готова.

Меня смутила столь резкая перемена ее настроения. Еще полчаса назад она хотела помочь отцу стать невменяемым, а теперь собирается играть на моей стороне.

– Приведи себя в порядок, завтра идешь в управление МВД на Комсомольской площади, – тщательно подбирая слова, начал я инструктировать исполнительницу главной роли. – Кабинет майора Одинцова на втором этаже. Я позвоню ему, он закажет тебе пропуск. Поступаешь ненадолго в его полное распоряжение, у него там мастера макияжа, визажисты. Настраивайся как на длительную парикмахерскую. Обещай его слушаться. Ну, или того, кому он тебя перепоручит.

– На какое число запланирована операция?

– Ты прямо как координатор проекта, – сыронизировал я. – Думаю, все свершится завтра. Но перед этим я должен обязательно с тобой встретиться и порепетировать.

– Договорились, постараюсь не подвести. Ты помнишь, что мне обещал сегодня утром?

– Конечно, помню, – уверенно соврал я. – А что?

– Ты обещал, что мы с тобой все еще наверстаем. Пока, – отрапортовала она и отключилась.

Я припарковался у какой-то библиотеки, стряхнул пепел с брюк и задумался.

«Конечно, наверстаем, – ответил сам себе. – Только что именно?»

Как-то чересчур безоговорочно она согласилась. У нее вообще-то нет другого способа увидеться с отцом, кроме как согласиться участвовать в нашей авантюре. Отказываться глупо и недальновидно.

С другой стороны, разве мало за эти дни я видел перемен в ее настроении? Гнев сменялся милостью и наоборот. Среди полного спокойствия вдруг срабатывало взрывное устройство, и, если вовремя не «нырнуть» в укрытие, можно запросто схлопотать осколочное ранение.

Мне не довелось видеть Киру Синайскую нигде, кроме как на фото. Ни живой, ни мертвой. Поэтому судить о том, удалось ли визажистам и стилистам добиться полного сходства, я не мог. Скажу лишь, что первой реакцией на увиденное был тихий скулеж внутреннего голоса: «Вот это женщина!»

– Ну, как я тебе? – поинтересовалась преображенная Яна. – Нравлюсь? Или раньше интересней была?

– Не то слово, – я галантно взял ее руку в свою и, припав на одно колено, поцеловал запястье. – Ты настоящая богиня! Сейчас я как никогда понимаю Бережкова, в такую невозможно не влюбиться.

– Ага, – усмехнулась она, – и невозможно не убить. После того, как влюбишься. А убивать ее было за что, уж поверь.

– Ты до сих пор злишься на свою мать? Я, разумеется, не могу тебя одернуть, приструнить. Кто я тебе?

– Ладно, не парься, проехали. Давай, что я там должна…

Мы около часа просидели с ней в специально выделенном кабинете управления МВД, обсуждая и репетируя нюансы.

Мне казалось, мы учли все, что по крупицам удалось раздобыть за последнее время: и подмеченное тетушкой Тамарой, и откровенно рассказанное жертвами, и то, о чем поведала мне потерявшая ноги Мария Федорчук…

Наконец, результаты моих непосредственных многочасовых бесед с Лекарем – они тоже не прошли даром.

– Вспомни маму, – наставлял я девушку. – Как она двигалась, ее темперамент, походку… Стремительно, почти молниеносно или медлительно?

– Тут ты прав на все сто, – качала головой Яна. – Уж чего-чего, а молниеносности у нее было хоть отбавляй. Резкая, дерганая, как взведенная пружина, которую спустили с фиксатора.

Приглашенная специально для «идентификации» коллега по работе Киры Станиславовны, увидев Яну, всплеснула руками:

– Господи, такого не может быть! Вылитая Кира!

Потом она разгримировалась, и я вез домой прежнюю Яну, остро чувствуя, что надо бы что-то сказать, не молчать, но нужные слова, как назло, рассыпались горохом по неровному асфальту, в голове теснились одни банальности. Остро требовалось какое-то напутствие, сочувствие… Завтра девчонке – ни много ни мало – предстоит в образе матери появиться перед отцом, которого никогда до этого вживую не видела. Архисложная задача даже для профессионалов. Шутка ли!