ТАТУИРО (HOMO) - Елена Блонди

Выбираясь из-за стола, таща тяжелый пакет, Витька шел через жару, касаясь Натки плечом. Смотрел сверху на ее чуть облезший нос и потрескавшиеся губы. Смотрел на плоско-острые макушки пирамид – две рядом, одна чуть поодаль. С горячей благодарностью – и к ним, и к Натке. Думал, как хорошо, что он здесь – с ней, а ни с кем другим. Еще бы девчонку ту увидеть, помахать и улыбнуться. Чтоб знала, что не одна.

Глава 21

После еды, подгоняемые экскурсоводом, разбрелись по сувенирным лоткам и ларечкам. Горластый египтянин, всю дорогу до Каира гордо вещавший подопечным о том, сколь сильны и могучи были коренные жители и как не разрешали они детям своим мешать кровь с нечистыми арабами, – теперь озабочен был лишь тем, чтобы не упустить комиссионных. И неутомимо сгонял туристов в кучу, направляя к товарам подельщиков, расхваливая фаянсовые тарелки с мутным рисунком и лоскуты папируса с бесчисленными египетскими богами.

– Ты что-то купишь? – через жаркое марево Витька брел за Наташей, иногда отодвигая в сторону суетливых прохожих.

– Не зна-аю… – ветер пытался трепать подол бледного, будто выгоревшего Наташиного платьишка, но жесткая льняная ткань лишь складывалась японскими оригами. Квадратное какое-то платье – вдруг задумался Витька. И сказал:

– Натк, а ты одеваешься хорошо. Ну, не только дорого. Я что-то и не встречал таких вещей.

– Угу. Это называется вкус, Витенька. Он у меня есть.

Она вытянула в стороны загорелые руки, платьишко ерзнуло по фигуре и сделалась Наташка неимоверное трогательной – кукла, выпадающая из свертка. Подаренная…

– Я раньше не особо смотрел, это ж все как бы дамское считается.

– Как бы да. Но ведь все связано. Потому и таскаю тебя по жаре. Ищу. Чтоб не западал на ерунду.

– То есть, что попало не купишь? – Витька продлил взгляд по бесконечному ряду лотков, переполненных цветом, звоном, шуршанием, треском и снова цветом.

– Никогда, – Наташа шла вдоль ряда, уворачивалась от смуглых рук продавцов, что, встречая гортанным криком, продолжали кричать вслед. Жаркий ветер таскал под ногами обертки от только что купленного, сверкал в глаза полиэтиленовым золотом ленточек.

На ходу брала в руки лоскут папируса, пузырек с разноцветным песком, статуэтку черного камня.

– Неплохо рисовано, но тема избита… А это – на каминную доску или в спальню в деревенском стиле.

– В деревенском?

– Ну да, типа, дальний родственник, что не вылезает из дальних морей. На контрасте среди ситчика, знаешь, как ушибет глаз! Несмотря на то, что в каждой третьей семье такая египетская цацка есть. Ага, этого вообще ничто не спасет, сенкс, сорри. А вот здесь – можно выбрать! Ты знаешь, что если внутрь поставить свечу, камень светит, как через женскую ладонь? Нежно. Потому никаких круглых форм и завитушек – не пересластить.

И она сунула в руки спутнику высокий бокал на приземистой грубой ножке. Грязноватый мрамор поблескивал, будто кусок сахара, что уронили по дороге из магазина.

– Вот этот торгуй. В спальне поставишь, будешь моделек своих кадрить…

– Наташ, ну тебя.

– Не ломайся! – прикрикнула девушка, – пользуйся, пока советую. Или думаешь, такие советы на дороге валяются?

– Думаю, нет, – Витька проводил ее взглядом и остался воевать с радостным торговцем.

Истоптав огромную площадку, пыльные и счастливые барахлом туристы грузились в нагретый автобус. Хвастались, распихивали по сеткам обновки.

Когда автобус тронулся, из сеток выпали, покачиваясь, разноцветные кальянные трубки и повисли перед лицами пассажиров.

– А еще ювелирная фабрика, – шепнула Ната, – и благовония всякие.

Витька вертел в руках выторгованный мраморный бокал. А больше ничего и не купили.

Истомленные качкой и жарой, в ювелирный супермаркет они не пошли. Побродили по каменной улице, утыканной двумя бесконечными рядами пальм, заглянули в пару узких проулочков. Болтали с маленькими, совсем крошечными детьми, которые, сверкая зубами, легко переходили с английского на русский, с русского на немецкий. От горсти мелочи не отказались, конечно.

– Нат, ты, верно, по всему миру побывала.

– Есть немножко.

– Завидую…

– Нечему. Понимаешь, Вить, туристические зоны, они, как лагеря или больницы, везде примерно одинаковы. А местная экзотика – давно уже и не поймешь – что настоящее, а что подделка, чтоб легче глоталось. Куда ни поедешь, всюду одно – мягко поспать, симпатично выпить, пляж. Или – горы в снегу. И пара лакированных аттракционов туристических, чтоб не дай боже не переутомить. Знаешь, есть такие человечки, что обожают сфотографироваться на фоне указателей стран и городов. А то, вдруг не поверят, что вася тут был.

– А ты знаешь, что с тобой болтать интереснее, чем спать?

– Наверное, – девушка сунула монетку черненькому мальчику в когда-то белой рубашке и сандалиях с полуоторванными ремешками, – спать ведь и без мозгов можно.

Выходя из проулка, поморщилась, глядя на спутников – грузятся в автобус. Взблескивают медальоны, покачиваясь на зажатых в потных кулаках цепочках. Торчит из-под автобуса обширная задница в белых шортах – уронил таки неуклюжий покупочку, ногами зашаркали, поди найди теперь…

– Сейчас повезут фабрику духо-о-ов, – протянула, – весь автобус завоняют.

Витька, усаживаясь в духоте салона, переваривал услышанное. Всю жизнь привычно мечтал – дальние страны, все посмотреть. А после наташиных слов, будто кнопка в голове включилась и голова заработала. Даже стыдно стало, мысли-то простенькие, а он раньше их и не думал. Да думал ли вообще?

– Как же быть? – спросил растерянно. Про все, собираясь с мыслями. Наташа ответила лишь о путешествиях:

– Думать своей башкой. Ездить совсем по-богатому. Или – совсем по-нищему. Второе – опаснее, но вернее. Но это съедает время твоей жизни. Надо ли?

– Как это?

– Сообрази. Ведь надо пожить, привыкнуть, найти свое. А это нужно далеко не всем. Поверь, Вить, на десятой поездке все достопримечательности на одно лицо. И невозможно вспомнить – сам ли был, или – по телеку видел.

– Значит, можно и не ездить совсем? – медленно сказал Витька.

– Можно. Или – лишь туда, куда хочется. Не ставя галочек.

– Ох, Натка, и как тебя бомонд твой терпит!

– А никак. Отбываю пару вечеринок в месяц. Для Кутиной пользы. И – сама по себе.

Гомонящий автобус развернулся на асфальтовой площадке. Две обязательные пальмы осеняли помпезный вход, украшенный расписными деревянными колоннами. Встречающие арабы простирали навстречу руки в просторных рукавах джалабий – так энергично, что, казалось, и ждать не будут, когда группа выйдет, с автобусом внутрь и занесут.