Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

Данины предположения непроизвольно заставляют провести знак равенства между мной и Ваней. Мы оба знаем, каково это — проснуться не собой. И я бы не пожелала такого даже самому лютому своему врагу.

— Нужно сходить за ним, — повторяю я. — Даже если он скажет, что не хочет нас видеть, это именно то, что сейчас ему необходимо.

Мы нашли Ваню между стеллажами с буквами «М» и «Н». Он сидел на полу, прислонившись к деревянному краю, и читал книгу в цветной обложке. Я никогда ещё не видела Ваню таким… увлечённым? То, с каким энтузиазмом он заглатывал знания по предметам в штабе и рядом не стояло с блеском во взгляде, который впивался в новые страницы бульварного чтива.

Я остаюсь чуть позади, Даня подходит к брату максимально близко. Присаживается рядом, заглядывает в книгу. Смеётся. Ваня толкает его локтем в бок, недовольно кривя губы, и это было бы самым будничным зрелищем в мире, если бы не необычно, но чертовски красиво горящие оранжевые глаза.

Они напоминают мне солнце. И закатное небо. И апельсины. И огонь. Всё сразу и каждое по отдельности.

В какой-то момент и Ваня, и Даня поднимают на меня свои глаза. Я принимаю это за знак и делаю первый шаг в их сторону. Второй. Третий. Ноги ватные, дрожат.

— Что читаешь? — спрашиваю я.

Опускаюсь на колени, размещаюсь с другой стороны от Вани, при этом продолжая держать небольшое расстояние между нами.

Мало ли что.

Ваня молча демонстрирует мне обложку. Я несколько раз пробегаю глазами по названию и имени автора, но когда Ваня кладёт книгу на пол обложкой вниз, я уже не помню ни того, ни другого.

— Я, вероятно, должен сказать тебе «спасибо», — начинает Ваня после того, как откашливается. — Так считает Даня.

— Ты мне ничего не должен, — произношу я.

— А вот так считаю я, — отмечает Ваня с грустной улыбкой на губах.

Он обхватывает ноги, прижимая их ближе к груди. Даня ободряюще хлопает его по коленке.

— Я дала обещание тому, кто помог, что возьму всю ответственность за тебя на себя, — говорю я. — И я планирую выполнить это, хочешь ты того или нет.

— Ладно, — кивает Ваня удовлетворённо. До этого он всё смотрел куда-то перед собой, а теперь поворачивает голову в мою сторону. — Потому что мне чертовски страшно, если честно.

«Я знаю, мне тоже», — едва не срывается с губ.

Останавливает лишь одно — надежда в глазах Вани, которую не спрятать даже за оранжевым огнём.

И я говорю:

— Всё будет хорошо.

Я подолгу стою сначала у подъезда, потом на лестничной клетке. Дойти до двери квартиры мне смелости так и не хватает. Знаю, что меня там ждёт: просьба или, если быть точнее, приказ объясниться. Всем нужны мои мотивы, но при этом никто почему-то не хочет поблагодарить меня за правильное использование времени и активную попытку любым способом отыскать решение.

Я не сидела, зарывшись в книги, как они. Я действовала. Разве уже хотя бы это не заслуживает уважения?

Достаю из кармана куртки телефон, гляжу на время. Либо я сейчас возвращаюсь в квартиру и встречаюсь со своим страхом лицом к лицу, либо через полчаса возвращаться уже будет неприлично поздно. Время на раздумья у меня ещё есть, но мне сегодня не хочется больше принимать никаких важных решений, поэтому я ищу в списке контактов нужный номер телефона и нажимаю на вызов.

Два гудка перед тем, как на другом конце провода говорят:

— Привет.

Я его не разбудила, но голос явно уставший.

— Мы можем встретиться? Нужно поговорить.

— Конечно. Где?

— Дойдёшь до меня? Буду ждать тебя у подъезда.

— Хорошо. — Пауза, в течение которой я не бросаю трубку только потому, что знаю — мне ещё не всё сказали. — По пути зайду за чаем, тебе взять чего-нибудь?

На размышления уходят считанные секунды:

— Да. Как обычно — карам…

— Я знаю, что ты пьёшь.

Я хмыкаю. Конечно, он знает.

Сбрасываю звонок, толком не попрощавшись с собеседником. Бегу вниз по ступенькам, чтобы поскорее оказаться как можно дальше от злополучной квартиры. Только мне стоило более-менее привыкнуть, стоило только обжить комнату, как её стены снова кажутся мне холодными, шершавыми и чужими.

Как же надоело качаться на этих бесконечных качелях!

Я толкаю дверь подъезда от себя и тут же слышу глухой стон. Невысокая фигура, пошатываясь, делает несколько шагов назад, потирая ушибленный лоб.

— Извините! — вырывается у меня вместе со смешком.

Фигура убирает ладонь от лица, и я узнаю в ней Марселя.

— Слава? — Марс хоть и спрашивает, но он совсем не выглядит удивлённым моим здесь нахождением.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я. Отхожу в сторону, чтобы больше не преграждать вход в подъезд, но Марс туда не следует. — Ты в этом подъезде живёшь?

— Нет. — На лбу у Марса красуется алеющее пятно. Такое клятва вылечит быстро, но боль всё равно будет его беспокоить ещё как минимум пару минут. — Я к вам.

— К нам? То есть, к отцу?

— К тебе.

Я вопросительно выгибаю брови.

— Зачем?

— Извиниться.

Марс выглядит очень виноватым и… совсем ещё ребёнком. Если стражем можно стать только после шестнадцати, то я бы сказала, что этому парню со странным именем совсем недавно позволили задуть свечи в таком количестве на поздравительном торте.

— За что?

Дверь подъезда издаёт металлический звук соединившихся магнитов, когда закрывается. Я внимательно изучаю Марселя, пытаясь понять, что именно у парня на уме. Но пока он не заговаривает, мне это так и не удаётся:

— Это было моё первое дежурство, и я так облажался, — Марсель тяжело вздыхает. Теперь я вижу серые тени под его глазами и то, какие они неестественно опухшие. Марсель плакал. Похоже, очень много. — Я ведь защитник, я должен был держать ситуацию под контролем… Ваня почти погиб из-за меня, но ты снова спасла его. Ты должна вернуться в команду, Слав, а я этого не достоин.

Я качаю головой. Всё, что мне остаётся — следить за тем, как Марсель опускается на корточки, упирает локти в колени, накрывает ладонями лицо и разрывает почти ночную тишину своим плачем.

Моё сердце разбивается, но я не могу сказать с уверенностью, что хотя бы на один жалкий процент из ста не виню Марса в том, что произошло. Знаю, что он никак не мог повлиять на ситуацию, но падение здания, как я поняла по словам Кирилла по поводу предупреждения, не должно было кого-либо ранить.

И если бы они не разделились…

— Марс, — говорю я. — Ты не виноват.

— Виноват, — настаивает Марсель. — Это я предложил, чтобы сократить время, Ване начать сканирование, а нам с Даней отправиться на осмотр.

— Ты не знал…

— Но я должен был почувствовать!

Марсель кричит последнюю фразу, и у меня по спине бегут мурашки. Парень вздрагивает всем телом. Резко перехватывает себя за предплечье, тянет рукав куртки и кофты, оголяя правую руку. Я вижу красные, воспалённые, вспухшие символы клятвы. Я знаю, что так не должно быть.

Клятва светится серебром, а это — царапины, криво выведенные на коже только ради того, чтобы причинить себе боль.

— О, Марсель, — выдыхаю я.

Мой голос дрожит. Мы не друзья, я не могу обнять его, но должна хоть как-то успокоить, потому что именно за этим он сегодня пришёл, наплевав на гордость. Недолго думая, я наклоняюсь и кладу ладонь Марсу на плечо. Сжимаю; некрепко, но чтобы он отчётливо прочувствовал моё присутствие рядом.

— Это не твоя вина, — произношу я. — И я не пытаюсь сейчас тебя успокоить, а говорю правду. Ты бы не пришёл, если бы тебе было не важно моё мнение, а потому послушай меня внимательно. — Марс, словно понимая меня даже лучше, чем я бы этого хотела, поднимает на меня свои заплаканные глаза. — На твоём месте могла быть я. Или кто-то другой, гораздо умнее и сообразительнее нас двоих вместе взятых.

— В штабе таких нет, — Марс шмыгает носом.

— Это образно выражаясь, — прыскаю я. — Я к тому, что ты не должен винить себя в том, что от тебя не зависело. Уяснил, малой?