Духи дамы в черном - Гастон Леру

Глава 12 Необъяснимое убийство

- Несчастье случится, если вы не расскажете нам правду, - тихо отозвался Рультабийль. - Но если вы не станете ничего скрывать, несчастья не произойдет. Пошли. С этими словами Рультабийль повел привратника за руку к Новому замку; я последовал за ними. Начиная с этого момента, я снова стал узнавать в молодом человеке прежнего Рультабийля. Теперь, когда он столь счастливо разрешил касавшуюся лично его загадку, когда он вернул себе аромат духов Дамы в черном, - теперь он напряг всю силу своего ума, чтобы проникнуть в тайну. Теперь, до тех пор пока все не будет закончено, до самой последней минуты - самой драматичной, которую я пережил вместе с Рультабийлем, минуты, когда его устами говорили и были объяснены жизнь и смерть, он будет следовать своим путем без тени сомнения и не произнесет ни единого слова, которое не приближало бы нас к развязке страшной ситуации, сложившейся после нападения на Квадратную башню в ночь с 11 на 12 апреля. Бернье не сопротивлялся. Случалось, Рультабийлю пытались сопротивляться, но он быстро преодолевал упорство таких людей, и они просили пощады. Бернье шел перед нами с опущенной головой, словно обвиняемый, которому предстоит держать ответ перед судьями. Придя в комнату Рультабийля, мы предложили привратнику сесть; я зажег лампу. Набивая трубку, молодой журналист молча смотрел на Бернье, по-видимому, он хотел узнать по лицу старика, насколько тот откровенен. Затем он нахмурился, глаза его засверкали, и, выпустив несколько клубов дыма, он спросил: - Итак, Бернье, как произошло убийство? Бернье покачал большой, как у всех пикардийцев, головой. - Я поклялся ничего не говорить. Я ничего не знаю, сударь. Честное слово, ничего. - Тогда расскажите то, чего не знаете, - посоветовал Рультабийль. Если вы, Бернье, не расскажете мне то, что не знаете, я ни за что не отвечаю. - За что вы, сударь, не отвечаете? - За вашу безопасность, Бернье... - За мою безопасность? Но я же ничего не сделал. - Не отвечаю за нашу общую безопасность, за нашу жизнь! - закончил Рультабийль и, поднявшись, прошелся по комнате; за это время он явно успел произвести в уме несколько алгебраических операций. - Итак, он был в Квадратной башне? - Да, - кивнул Бернье. - Где? В спальне Старого Боба? - Нет, - отрицательно покачал головой Бернье. - Спрятался у вас в привратницкой? - Нет, - снова покачал головой Бернье. - Вот как! Так где же он был? Не в комнатах же господина и госпожи Дарзак? - Да, - кивнул Бернье. - Мерзавец! - прошипел Рультабийль и вцепился Бернье в глотку. Я поспешил привратнику на помощь и вырвал его из цепких рук Рультабийля. Немного придя в себя, Бернье прошептал: - Что с вами, господин Рультабийль? Почему вы хотели меня задушить? - И вы еще спрашиваете, Бернье? И вы признаете, что он находился в комнатах господина и госпожи Дарзак? А кто же его туда впустил, если не вы? Ведь когда хозяев нет, единственный ключ у вас. Сильно побледнев, Бернье встал: - Вы обвиняете меня, господин Рультабийль, в том, что я сообщник Ларсана? - Я запрещаю вам произносить это имя, - вскричал репортер. - Вам прекрасно известно, что Ларсан мертв, и давно! - Давно! - с иронией повторил Бернье. - Верно, я и забыл! Если ты предан хозяевам, если ты сражаешься за них, нужно забыть даже, с кем сражаешься. Прошу прощения! - Послушайте, Бернье, я знаю и ценю вас. Вы добрый малый. Я обвиняю вас не в предательстве, а в небрежности. - В небрежности! - воскликнул Бернье, и его бледное лицо побагровело. - В небрежности! Да я из привратницкой и коридора ни на шаг. Ключ все время был при мне, и, клянусь вам, после вашего посещения в пять часов в комнаты никто не заходил, кроме господина Робера и госпожи Дарзак. Я, конечно, не считаю тот раз, когда вы с господином Сенклером заходили около шести. - Вот как! - отозвался Рультабийль. - Не хотите ли вы, чтобы я поверил, что этого типа - мы ведь забыли, как его зовут, не так ли, Бернье? - этого, скажем так, человека убили в комнатах супругов Дарзак, когда его там не было? - Нет! Могу вас уверить, он там был. - Да, но как он туда попал? Вот о чем я вас спрашиваю, Бернье. И вы один можете ответить на этот вопрос: ведь когда господина Дарзака не было, ключ находился у вас; когда же ключ был у него, он не выходил из комнаты, а спрятаться там в его присутствии никто не мог. - Вот в этом-то и загвоздка, сударь. И господина Дарзака это просто поставило в тупик. И я ответил ему так же, как вам: в этом-то и загвоздка. - Когда мы с господином Сенклером и господином Дарзаком вышли около четверти седьмого из его комнаты, вы сразу же заперли дверь? - Да, сударь. - А когда вы отперли ее снова? - Единственный раз, вечером, когда впускал господина и госпожу Дарзак. Господин Дарзак только что пришел, а госпожа Дарзак некоторое время до этого сидела в гостиной господина Боба, откуда как раз вышел господин Сенклер. Они встретились в коридоре, и я отпер им дверь. Вот и все. Как только они вошли, я услышал, что дверь заперли на задвижку. - Значит, между четвертью седьмого и этим моментом вы дверь не отпирали? - Ни разу. - А где вы были все это время? - Перед дверью в привратницкую, наблюдал за дверью в комнаты. В половине седьмого мы даже там с женой пообедали - прямо в коридоре, за маленьким столиком. Дверь в башню была открыта, и нам показалось, что в коридоре посветлее и повеселее. После обеда я стоял на пороге привратницкой, курил и болтал с женой. Мы разместились так, что, даже если бы захотели, не смогли бы не видеть дверь в комнату господина Дарзака. Это какая-то тайна - еще более невероятная, чем тайна Желтой комнаты! Там не было известно, что произошло раньше. Но здесь-то, сударь, здесь-то! Что было раньше - известно, потому что в пять часов вы сами побывали в комнатах и убедились, что там никого нет; известно и все, что было затем, - или ключ был у меня в кармане, или господин Дарзак был в комнате. Он ведь сразу увидел бы, что дверь открывается и входит убийца, да и я постоянно был в коридоре и следил за дверью. Никто незаметно пройти не мог. Что было потом - тоже известно. Да и никакого "потом" не было просто погиб человек. Но значит, он там был? Вот в чем загвоздка. - А между пятью часами и минутой, когда случилась драма, вы точно не уходили из коридора? - Честное слово, не уходил! - Вы в этом уверены? - продолжал настаивать Рультабийль. - Ах, извините, сударь! В какой-то момент вы меня позвали. - Ладно, Бернье. Я просто хотел выяснить, помните ли вы об этом. - Но это длилось одну-две минуты, а господин Дарзак был тогда у себя и не выходил. Здесь какая-то тайна! - Откуда вы знаете, что в течение этих двух минут он не выходил? - Черт побери, да если бы он вышел, моя жена, сидевшая в привратницкой, сразу бы его увидела. И потом, это бы все объясняло, и ни он, ни госпожа Дарзак так не удивлялись бы. Мне ведь пришлось повторить ему несколько раз: вплоть до его возвращения вечером вместе с госпожою Дарзак никто, кроме него в пять часов и вас - в шесть, в комнату не заходил. Он так же, как вы, все не хотел мне верить. Я поклялся ему в этом над телом мертвеца. - Где был мертвец? - У него в комнате. - Человек этот точно был мертв? - Нет, он еще дышал. Я слышал. - Значит, это был не мертвец, папаша Бернье. - Но он был все равно что мертвец! Подумайте только, господин Рультабийль, ему же выстрелили в сердце. Наконец-то папаша Бернье дошел в своем рассказе до убитого. Видел ли он его? Каков он был? Похоже, все это было для Рультабийля не главным. Репортера более всего занимал вопрос, каким образом мертвец оказался в комнате. Как пришел человек, нашедший там свою смерть? К сожалению, папаша Бернье мало что знал. Ему показалось, что все произошло молниеносно; в это время он был за дверьми. Едва он потихоньку вошел в привратницкую и приготовился лечь, как из комнат супругов Дарзак раздался страшный шум. Бернье с женой замерли. Загрохотала мебель, послышались удары в стену. "В чем дело?" - проговорила матушка Бернье, и тут же они услышали голос г-жи Дарзак, звавшей на помощь. Мы, сидя в комнате Нового замка, этого крика не слышали. Мамаша Бернье от ужаса лишилась сил, а сам Бернье, подбежав к двери комнаты г-на Дарзака, стал в нее ломиться, требуя, чтобы ему отперли. По ту сторону двери борьба продолжалась уже на полу. Он слышал тяжелое дыхание двух мужчин и узнал голос Ларсана, который выкрикнул: "Теперь ты от меня не уйдешь!" Потом он услышал, как г-н Дарзак из последних сил, полузадушенным голосом позвал на помощь жену: "Матильда! Матильда!" Очевидно, Ларсан подмял его под себя, но тут раздался спасительный выстрел. Звук выстрела напугал папашу Бернье меньше, чем вопль, которым он сопровождался. Казалось, что г-н Дарзак, издавший крик, смертельно ранен. Бернье не мог взять в толк одного - поведения г-жи Дарзак. Почему она не открыла дверь, когда подоспела помощь? Почему не отперла задвижку? Наконец, почти сразу после выстрела, дверь, в которую не переставая барабанил папаша Бернье, отворилась. Комната была погружена во мрак, но это привратника не удивило: во время борьбы свеча, свет которой виднелся из-под двери, внезапно погасла и послышался шум упавшего подсвечника. Дверь открыла г-жа Дарзак; ее муж неясной тенью нагнулся над хрипящим на полу и, по-видимому, умирающим человеком. Бернье крикнул жене, чтобы та принесла свет, но г-жа Дарзак воскликнула: "Нет! Света не нужно! Главное, чтобы он не узнал!", после чего бросилась ко входной двери с криком: "Он идет! Идет! Я слышу! Откройте дверь! Папаша Бернье, откройте дверь! Я хочу его встретить!" Папаша Бернье пошел отпирать дверь, а она все повторяла: "Спрячьтесь! Уходите! Только бы он ничего не узнал". Папаша Бернье продолжал: - Вы влетели как ураган, господин Рультабийль. И она сразу увела вас в гостиную Старого Боба. Вы ничего не заметили. А я остался с господином Дарзаком. Человек на полу перестал хрипеть. Господин Дарзак, все еще склоняясь над ним, проговорил: "Бернье, несите мешок и камень; выбросим его в море, и никто никогда о нем не услышит". - Тогда, - рассказывал далее Бернье, - я вспомнил о мешке с картошкой: ведь жена снова собрала картошку в мешок. Я опять высыпал ее и принес мешок. Мы старались как можно меньше шуметь. Тем временем хозяйка, по-видимому, рассказывала вам в гостиной Старого Боба всякие небылицы, а господин Сенклер расспрашивал в привратницкой жену. Господин Дарзак связал труп, и мы потихоньку засунули его в мешок. Тут я сказал господину Дарзаку: "Не советую бросать его в воду. У берега недостаточно глубоко. Иногда море бывает здесь таким прозрачным, что видно дно". "Так что же мне с ним делать?" - шепотом спросил господин Дарзак. "Честное слово, сударь, не знаю, - ответил я. - Все, что можно было сделать для вас, для хозяйки, для всех, чтобы защитить их от такого разбойника, как Ларсан, я сделал. Не просите у меня ничего больше, и храни вас господь!" Я вышел из комнаты и в привратницкой нашел вас, господин Сенклер. А потом по просьбе господина Дарзака вы пошли к господину Рультабийлю. Что же до моей жены, то она чуть не лишилась чувств, внезапно увидев, что господин Дарзак цел и невредим. И я тоже. Видите, руки у меня в крови? Только бы нам не попасть в беду, но, в конце концов, мы исполнили свой долг. Это был гнусный разбойник! Но знаете, что я вам скажу? Такую историю не скроешь; лучше бы сразу все рассказать полиции. Я обещал молчать и буду молчать сколько смогу, но я рад, что облегчил душу перед вами - вы же друзья с хозяевами и, быть может, заставите их прислушаться к голосу разума. Почему они все скрывают? Разве это не честь - убить самого Ларсана? Простите, что я опять произнес это имя, я знаю, это грязное имя. Разве это нечестно - избавить от него всех и избавиться самим? Да, и еще насчет богатства! Госпожа Дарзак обещала мне богатство, если я буду молчать. А что мне с ним делать? Разве не лучшее богатство - служить этой бедняжке? Нет, богатство мне ни к чему. Но пусть она все расскажет. Чего ей бояться? Я спросил у нее об этом, когда вы якобы отправились спать и мы остались в башне наедине с трупом. Я сказал ей: "Вы должны в голос кричать, что убили его. Все вам только спасибо скажут". А она ответила: "Слишком много уже было скандалов, Бернье. Насколько это зависит от меня и если это вообще возможно, мы постараемся все скрыть. Мой отец этого не перенесет". Я ничего ей не ответил, хотя меня так и подмывало сказать: "А если об этом узнают позже, то решат, что дело тут нечисто, и тогда уж ваш папенька точно умрет". Но она так решила. Хочет, чтобы все молчали. Ладно, будем молчать, и довольно об этом. Направившись к двери, Бернье показал на свои руки: - Пойду отмывать кровь этой свиньи. Рультабийль остановил его: - А что говорил по этому поводу господин Дарзак? Каково его мнение? - Только повторял: "Как решит госпожа Дарзак, так и будет. Слушайтесь ее, Бернье". Пиджак у него был порван, горло расцарапано, но он не обращал на это внимания. Его интересовало лишь одно: каким образом этот мерзавец к нему проник. Говорю вам, он никак не мог опомниться, и я объяснял ему снова и снова. Первые его слова по этому поводу были вот какие: "Но ведь когда я вошел в комнату, там никого не было, и я сразу же заперся на задвижку". - Где это происходило? - В привратницкой, рядом сидела моя жена; бедняжка словно одурела. - А труп? Где был труп? - В комнате господина Дарзака. - А как все же решили от него избавиться? - Я точно не знаю, но что-то они придумали, потому что господин Дарзак сказал мне: "Бернье, прошу вас о последней услуге: ступайте в конюшню и запрягите в двуколку Тоби. По возможности не будите Уолтера. Если он все же проснется и потребует объяснений, тогда и ему, и Маттони, который охраняет потерну, скажите следующее: "Это для господина Дарзака, ему в четыре утра нужно быть в Кастелларе, он отправляется в Альпы". А госпожа Дарзак добавила: "Если встретите господина Сенклера, ничего ему не говорите, а приведите его ко мне; если же встретите Рультабийля, ничего не говорите и не делайте". Ведь знаете, сударь, хозяйка хотела, чтобы я вышел, только когда окно в вашей комнате будет закрыто, а свет погашен. А потом нам еще труп доставил неприятные минуты: мы-то думали, человек умер, а он возьми и вздохни, да еще как! Остальное, сударь, вы видели и теперь знаете не меньше моего. Помилуй нас бог! Когда Бернье закончил эту невероятную историю, Рультабийль искренне поблагодарил его за преданность хозяевам, посоветовал обо всем помалкивать, извинился за свою грубость и приказал ничего не говорить г-же Дарзак о только что закончившемся допросе. Уходя, Бернье протянул ему руку, но Рультабийль отдернул свою: - Нет, Бернье, вы весь в крови. Наконец привратник отправился к Даме в черном. - Итак, - начал я, когда мы остались одни, - Ларсан мертв? - Боюсь, что да, - ответил Рультабийль. - Боитесь? Почему? - Потому что, - ответил он незнакомым мне бесцветным голосом, - такая смерть Ларсана, когда он не входил в башню ни живой ни мертвый, пугает меня больше, чем его жизнь.