Стилист для снежного человека - Дарья Донцова

Ну а затем в хорошо отлаженном механизме случился сбой, и любовник решил убить Милу. Почему? Каким образом он ухитрился отравить ее? Что это за яд такой, действующий спустя длительное время после принятия? На эти вопросы я отвечу, надеюсь, позднее. Главное сейчас иное: Нина знает имя воздыхателя дочери.

«Пежо» бодро катил по улицам, мне захотелось закурить, но ни в «бардачке», ни в пластмассовом лоточке между передними сиденьями не нашлось пачки сигарет. Пришлось притормозить и топать к ларьку. Справа в нем виднелись газеты и журналы, слева курево, жвачки, зажигалки, расчески, брелки и прочее барахло.

– Дайте, пожалуйста… – начала было я, наклонившись к окошку, и осеклась.

Прямо перед носом оказалась свежая газета «Треп». «Организатор убийства Милы Звонаревой Дарья Васильева отбыла в Париж» – кричал заголовок. Пальцы вцепились в гадкий листок.

– Сначала заплатите, – сердито велела лоточница.

Я бросила на пластмассовую тарелочку деньги и, забыв про сигареты, кинулась к «Пежо» читать пасквиль.

«Наша газета проводит собственное расследование. У милиции лишь одна версия – смерть на почве ревности. Ясное дело, ментам охота побыстрее отделаться от работы и запереть папку в архив. Но мы хотим знать истинную причину гибели всенародной любимицы и задаем вопросы. Да, яд в рот жены вложил муж, это вроде подтверждено свидетельскими показаниями. Но кто они, эти свидетели? Члены семьи Дарьи Васильевой, нашей богатенькой Мальвины, великосветской лентяйки. Естественно, они станут выгораживать свою мамочку, щедро раздающую корм крошкам. Сыну Аркадию Дарья купила адвокатскую практику, невестке Ольге – программу на телевидении, дочери образование, а своему любовнику генеральское звание: деньги могут все, в особенности в нашей стране, где процветают коррупция и несправедливость. Итак, Константин в тюрьме, великая актриса в могиле, а Дарья Васильева спешно улетела в Париж. Стоит позавидовать предприимчивой дамочке, да уж, можно перефразировать старую поговорку: «Не имей сто друзей, а укради миллион долларов». Впрочем, всем давно известна простая истина: коли сопрешь с голодухи батон хлеба, ты уголовник, а присвоишь пару миллиардов из госбюжета – уважаемый человек».

Подписи внизу не было, но кто еще, кроме поганца Пищикова, нагло нарушившего наш договор, мог состряпать подобное «блюдо»?

Я стала набирать все известные номера Артура, данные мне в свое время самим Пищиковым, мобильный коротко сообщил:

– Аппарат абонента выключен.

Домашний телефон откликнулся фразой:

– Сейчас не могу ответить на ваш звонок, оставьте сообщение после гудка.

В редакции было тотально занято. Ну ничего, Артурчик, доберусь я до тебя! Рано или поздно заявишься в свою квартиру или возьмешь сотовый, тут-то я и выскажусь от души. Какая наглая ложь! Какой Париж? Я в Москве, изо всех сил пытаюсь разобраться в деле с убийством Милы. Об остальных глупостях, типа генеральства Дегтярева, даже и вспоминать не стоит.

Глава 24

Не успела я войти в дом, как из ванной вылетел Женя и с воплем:

– Боже, я совершенно счастлив! – кинулся мне на шею.

Я отцепила от себя парня, помахала в воздухе руками, чтобы отогнать от лица удушливый аромат парфюма. Отметила, что стилист снова нагло разгуливает в моих тапках, и, решив купить себе новые, поинтересовалась:

– Какова причина ликования?

– Прыщи прошли, – заорал Женя. – Вот! Ну кто бы мог подумать, что российская косметика даст такой эффект, а?

Я кивнула и пошла на кухню, стилист брел следом, извергая из себя фонтаны восторга. Стараясь не вслушиваться в его речь, я приблизилась к плите и уставилась на кастрюльку, в которой находилось нечто непонятное, темно-красное, но замечательно пахнущее то ли ванилином, то ли корицей. Очевидно, это был мусс. Но из чего?

– И с какой стати ты ходишь в голубой кофточке? – зудел Женя.

– Почему бы нет? – отмахнулась я от него, словно от назойливой мухи.

– Ужасно! Никакого понятия о моде и цвете.

– Мне без разницы, что носить, – отозвалась я, отрезая кусок булки.

Сейчас намажу его муссом и съем.

– Отвратительно, – не успокаивался Женя.

Я с тоской посмотрела на него, ведь не отвяжется.

– Бледная кожа, – вещал парень, потряхивая браслетами и цепями, – светлые волосы и… голубая кофточка! Просто мышь! Тебя не видно!

– И хорошо!

– О-о-о! Нет!

– Что же мне надевать, по-твоему?

Женя взвизгнул:

– Сейчас покажу! Только для этого придется по шкафам пошарить. У Зайки имеется подходящая блузка, у Манюни брючки…

– Действуй, – велела я.

– Супер, – взвыл Женя, – да ты у меня просто конфеткой станешь, лакомым кусочком, ягодкой, мужики проходу давать не будут!

Продолжая верещать, он унесся в глубь дома, а я, забыв про хлеб, стала лопать мусс просто так. Слава богу, безумный мальчик отправился крушить гардеробные, надеюсь, он пророется в них до утра. Меньше всего мне хочется, чтобы мужчины падали мне под ноги штабелями. Я совершенно не нуждаюсь во внимании сильного пола, великолепно живу в окружении собак, читая детективы. Избави бог еще раз предпринять попытку замужества, я уже давно поняла, что не умею жить в неволе.

– Дарь Ванна, – взвизгнула за спиной Ирка, – чегой-то вы делаете?

Я повернулась, хотела ответить: «Ем мусс», – но взглянула на домработницу и заорала:

– Мама! Что с тобой.

Наша Ирка не отличается особым кокетством. По поводу фигуры она не дергается, кушает вволю, любит на ночь выпить сладкого чайку с пирожными, а к макаронам всегда добавляет жирный соус. Результат на лицо, вернее, на теле, Ирку, впрочем, нельзя назвать толстой, она просто похожа на аккуратненький чурбачок. В отношении одежды Ирина неприхотлива, по дому носится в футболке и джинсах, иногда Зайка сердито велит ей:

– Немедленно постирай майку, стыдно смотреть.

– Так она чистая! – откликается домработница.

– Вся в пятнах!

– Их не вывести, – оправдывается Ирка.

– Выбрось хламиду, надень что-нибудь другое.

– Ага, стану деньги зря тратить, и так хорошо, – отвечает Ирка.

Заставить домработницу сделать то, что ей неохота, не может никто. Ирка всегда найдет сто объяснений тому, почему мои черные брюки имеют изжеванный вид. Материал мнущийся, в шкафу слишком много одежды, неподходящая вешалка, собаки прислонились к штанишкам. Еще Ирка самозабвенная лентяйка, пыль она протирает, не поднимая предметов, обмахнет тряпкой вокруг статуэтки и хорошо. Она абсолютно спокойно запихивает в стиральную машину мою белую майку с черным свитером Маши. Потом, развешивая вещи, Ирина станет гудеть:

– О гады! Такие деньги за шмотки берут, и чево? Все полиняло, а пуловер сел!

Маруська сто раз объясняла Ирке про различные программы стирки, но домработнице хоть кол на голове теши. Список недостатков Ирки может занять не одну страницу. С какой стати мы держим ее у себя?

У Иры нет семьи, и за долгие годы службы она стала для нас родной. А разве можно выставить вон родственницу? Впрочем, Ирка очень любит нас всех, вкупе с животными, она честный, добрый, неконфликтный человек, никогда никому не рассказывающий о семейных делах. И еще, Ирка искренне считает обитателей нашего дома неразумными детьми, которые погибнут без ее внимания и заботы. А с уборкой мы разобрались, просто теперь раз в месяц в коттедж приезжают две тетки и за очень небольшие деньги отдраивают все углы. И вот парадокс, никогда не замечающая пыли под кроватями Ирина следит за бабами, аки Аргус, тычет их носом в крохотные пятнышки и приговаривает:

– Деньги плочены, так работайте! Ишь бездельницы!

В качестве начальницы Ирка просто великолепна, с других она спрашивает по полной программе…

Повернув голову, я ожидала увидеть Ирку в ее всегдашнем виде: желтая майка, джинсы, драные тапки и голова с волосами цвета красного перца. Но сейчас на кухне стояла абсолютно незнакомая девица.

Черные, мелко кудрявые волосы падали ниже плеч. Кожа лица была ненормально белой, на ней кроваво-красным пятном проступал рот, чернели узкие щелочки глаз, и темнели кирпичным оттенком два пятна на щеках. Плечи девицы облегала очень короткая, не застегнутая размахайка. Из-под нее выглядывал черный кружевной лифчик, затем шел голый, довольно толстый живот. Бедра обтягивала цветастая узкая юбчонка, заканчивавшаяся почти сразу там же, где начиналась, потом виднелись ноги в ажурных черно-дырчатых колготках. От прежней домработницы остались лишь потерявшие всякий вид тапки.

Я икнула, уронила на пол пустую кастрюльку и взвизгнула.

– Ира! Это ты!

– Кто ж еще? – сказало чудовище сердитым голосом. – Кого увидеть тут ожидали?

– А… что… на… тебе… надето? – еле-еле выдавила я из себя. – И волосы! Они откуда?

– Парик, – гордо сообщила Ирка, – Женя дал. Кофта Машина, юбка невесть чья, давно в гардеробной на первом этаже пылится. Может, кто из гостей забыл? Только раз ее никто три года не стребовал, значит, она нашей стала.