Новеллы - Жозе Эса де Кейрош

Но поскольку наш достопочтенный праотец не обладал провидческим даром или ему не хватило самоотверженности, чтобы отклонить столь великое предназначение, мы должны и дальше властвовать над мирозданием и оставаться высшими существами… И прежде всего мы должны неустанно пользоваться самым прекрасным, самым чистым, единственным, истинно великим даром, ниспосланным нам господом среди всех других его даров, — даром любить его, если уж он не сподобил нас его познать. И не забудем, что он учил нас и на холмах Галилейских, и под манговыми деревьями Белавана, и в суровых долинах Янцзы, что любовь к нему есть любовь к своим ближним, ко всему на свете — пусть то будет червь, или скала, или ядовитый корень, — и ко всему тому, что вроде бы и не нуждается в нашей любви: к Небесным Светилам и Мирам и разбросанным по Вселенной Туманностям, сотворенным, как и мы, божьей волей из той же, что и мы, первоосновы, — пусть даже они не любят нас и не знают.

КОРМИЛИЦА[30]

Жил некогда король, молодой и отважный, владевший обширным королевством со многими городами и весями, и отправился он однажды с войском в чужие земли, оставив одинокой и печальной свою королеву с малюткой сыном, еще лежавшим в пеленках в колыбели.

Полная луна, проводившая короля в поход за бранными подвигами и славой, пошла на убыль, когда воротился один из королевских рыцарей в изрубленных доспехах, покрытый запекшейся кровью и дорожной пылью, и принес горестную весть о гибельной битве и смерти короля, пронзенного семью копьями на глазах у его свиты на берегу большой реки.

Исходила слезами королева, оплакивая короля. Еще безутешнее оплакивала она супруга, доброго и прекрасного. Но горше всего оплакивала она отца, который оставил сына в столь нежном возрасте без отцовской руки, сильной мужеством и любовью, способной защитить его от бесчисленных врагов, зарившихся на его будущее королевство и готовых покуситься на его младенческую жизнь.

Из всех врагов самым страшным был дядя принца, побочный брат короля, человек порочный и грубый, снедаемый неслыханной алчностью и жаждавший королевского трона лишь затем, чтобы воспользоваться королевскими сокровищами; уже много лет жил он в своем замке, высоко в горах, с шайкой непокорных королю вассалов, подобно волку, который, затаясь в своем логове, выжидает добычу. Ах! Его добычей должен был стать еще не отнятый от груди младенец-король, властелин обширных земель, спящий в колыбели с надетой на ручонку золотой погремушкой.

Рядом с королевским сыном в другой колыбели спал еще один младенец, сын статной и красивой рабыни, кормилицы принца. Оба они родились в одну и ту же летнюю ночь. Одна и та же грудь вскармливала обоих. Когда королева перед сном приходила поцеловать маленького принца, белокурого, с пушистыми волосами, она из любви к нему целовала и сына рабыни, темноволосого и курчавого. Глаза того и другого сияли, словно драгоценные камни. И лишь колыбельки их различались: у одного — из слоновой кости, под парчовым балдахином, а у другого — из простых прутьев. Но верная рабыня пестовала их обоих с одинаковой лаской: ведь один из них был ее сыном, а другой — ее королем.

Родившаяся здесь, в королевском дворце, она питала к своим повелителям страстную, благоговейную преданность. Никто не лил столь горьких слез, как она, оплакивая смерть короля, пронзенного копьями на берегу большой реки. Но она была из племени, которое верило, что земная жизнь продолжается на небесах. И она тоже верила, что король, ее господин, теперь правит в другом королевстве, там, за облаками, где тоже много городов и весей. И его боевой конь, его бранные доспехи, его свита тоже вознесены вместе с ним в небесные чертоги. И его вассалы, те, что умерли, и те, что еще умрут, также должны были последовать за ним в небесное королевство, чтобы там снова преданно служить своему королю. И она сама, в один прекрасный день, вознесется на луче света в небесный дворец своего повелителя и снова будет ткать льняное полотно для его одежд и возжигать курильницу с благовониями и там, на небе, как и на земле, будет счастлива своей долей рабыни.

А пока она вместе с королевой трепетала за жизнь маленького принца. Не раз, держа его у груди, думала она о его беззащитности, о долгом его младенчестве, о годах, что должны пройти, прежде чем он сравняется ростом хотя бы с мечом, и о злодее дяде, чье лицо темнее ночи, а сердце темнее, чем лицо, который там, на вершине крутой обрывистой скалы, выжидает со своей шайкой удобного часа, чтобы завладеть королевским троном. Бедный маленький принц! И она с великой нежностью прижимала его к груди. Но когда рядом в колыбельке начинал лепетать ее сын, кормилица ласкала его с пылом, не столь тревожным. Ему, сыну рабыни, ничто не угрожает: кому нужна его жалкая жизнь? Все беды, насылаемые злой судьбой, не могут лишить его богатства и славы больше, чем он лишен их теперь, когда лежит в своей колыбельке под холщовой тряпицей, прикрывающей его наготу. И все же его жизнь была бы для него даже более прекрасной и желанной, чем для сына короля: ведь ни одна из тягостных забот, столь омрачающих души властителей, даже не коснулась бы его беспечной и немудреной души раба. И мать, любя его еще сильнее в этом благодетельном унижении, осыпала сочными, жадными поцелуями его пухлое тельце, поцелуями, которые превращались в почти воздушные, когда она целовала ручонки маленького принца.

Но вдруг великий ужас объял дворец, в котором правила женщина, окруженная женщинами. Побочный брат короля, хищный злодей, обитавший в горах, спустился со своей шайкой в долину и шел через хутора и села, сея смерть и разрушения. Самыми тяжелыми цепями замкнули городские ворота. На дозорных башнях зажгли сигнальные огни. Но защитникам города, чтобы устоять в обороне, не хватало твердой мужской руки. Прялка мечу не чета. Все верные вассалы короля полегли вместе с ним в кровавой битве. И несчастной королеве только и оставалось, что поминутно подбегать к колыбельке принца и оплакивать, склоняясь над ним, свою горькую вдовью судьбу. Лишь верная кормилица хранила спокойствие, словно ее объятия, в которых она сжимала принца, были крепостными стенами, неприступными для любого, самого дерзкого врага.

И вот однажды ночью, безмолвной и темной ночью, когда она, раздевшись, улеглась на свою постель, стоявшую между колыбельками, она вдруг скорее угадала, чем услыхала, раздавшийся вдалеке, у ворот дворцового парка, лязг железа и шум схватки. Поспешно закутавшись в шаль и откинув назад распущенные волосы, она настороженно прислушалась. Посыпанные песком дорожки среди жасминных кустов скрипели под тяжелыми, грубыми шагами. Потом послышался стон, глухой стук тела, упавшего, словно мешок, на каменные плиты. Она резко отдернула оконную штору. И за окном, в глубине дворцовой галереи, увидела вооруженных людей, горящие факелы, блеск мечей… В один миг она все поняла: дворец в руках злодея, сейчас он ворвется сюда, чтобы убить маленького принца! И в тот же миг, не колеблясь, не размышляя, она выхватила принца из его колыбели слоновой кости и положила в колыбель, сплетенную из прутьев, а своего сына из его бедной колыбельки, осыпая отчаянными поцелуями, переложила в колыбель принца, задернув над ней парчовый полог.

Дверь в спальню с силой распахнулась, и на пороге появились люди с факелами, и среди них человек огромного роста, с горящими глазами, в черном плаще, накинутом поверх кольчуги. Его взгляд был устремлен на колыбель слоновой кости под сверкающим парчовым пологом: он бросился к ней, вытащил из колыбели ребенка, словно кошелек с золотом, и, заглушая его крики полой своего плаща, быстрее молнии выбежал из спальни.

Принц продолжал спать в своей новой колыбельке, а кормилица застыла, недвижимая, в ночной темноте и безмолвии.

Внезапно тревожные вопли огласили покои дворца. В окнах вновь замелькало пламя факелов. В патио послышался стук мечей. И вот простоволосая, полуодетая королева ворвалась в спальню, изливая свою тревогу о сыне в громких причитаниях. Увидев, что колыбель слоновой кости со смятыми пеленками пуста, королева, сраженная горем, рыдая, распростерлась на каменных плитах. Тогда молча бледная как смерть кормилица медленным движением откинула холщовую тряпицу, покрывавшую колыбельку из прутьев… Маленький принц спокойно спал, улыбаясь во сне, и улыбка освещала его лицо, обрамленное золотыми волосами. Испустив глубокий вздох, королева припала к колыбельке и застыла над ней, словно мертвая.

В этот миг снова раздались крики в мраморной галерее, и на пороге спальни появился капитан королевской стражи, окруженный верными сподвижниками. Но их победные крики звучали печально. Злодей мертв! Настигнутые по дороге из дворца возле городской стены отрядом королевских лучников, он и два десятка его приспешников были убиты. Там он и лежит с торчащими в боку стрелами в луже крови. Но ах! Сколь безмерна скорбь! Невинный маленький принц тоже лежит там, завернутый в плащ, уже холодный и посиневший, удушенный злодейской рукой! Так сбивчиво выкрикивали они свою страшную весть, как вдруг королева, сияя сквозь слезы улыбкой, подняла на вытянутых руках — чтобы все могли его видеть — только что проснувшегося принца.