Побег из Бухенвальда - Григорий Зинченко

Побег из Бухенвальда

В ночь под пятое марта я открыл свою тайну другу и попросил его помощи.

— После вечерней проверки и ежедневного «Мютце аб» (снять головной убор), побрей мне ножом голову.

Завтра, после обеденного перерыва, решил бежать, предлагаю и тебе присоединиться ко мне. Как только дадут сигнал к работе, мы первыми поднимаемся вверх по склону. Я пойду по дороге влево, а ты вправо. Возможно, одного из нас убьют, а может, и вдвоем останемся живы. Если повезет, то встретимся через ночь на рассвете, на вершине горы.

В ту ночь он сбрил мне крест на голове, а когда я ему предложил сбрить, он отказался. Побоялся, вдруг побег не состоится, то за побритую голову — смертная казнь.

Видя его волнение и я заволновался, но отступать было некуда, голова уже побрита.

Пятое марта. Обед. Я попил кофе, отдохнул. И вот уже сирена на работу. Быстро стал подниматься вверх к дороге. Взял кирку на плечо и стал удаляться как можно дальше от часового. По времени определил, что уже большая часть рабочих поднялись на дорогу. Через три минуты все поднимутся и часовой станет кричать. Бросил кирку и побежал. Обувь я приготовил заранее, вместо деревянной подошвы, которая веревками прикреплялась к ногам, сделал тапочки. Так я бежал, напрягая все силы и одновременно прислушиваясь, началась ли стрельба.

Но почему-то не слышал ни криков, ни погони, ни стрельбы. Силы стали покидать меня. Уже и лесок недалеко, но голова стала отключаться, как хочется упасть и хоть одну минутку передохнуть. И лес рядом, осталось пробежать метров десять, но ноги уже не идут.

Приостановился, чтоб перевести дыхание, но не удержался на ногах и повалился на землю. Первая мысль, которая пронзила мое сознание, что меня подстрелили.

Добраться бы до леса и перевязать как-нибудь ноги. Боли я не почувствовал, но ноги совершенно не двигались.

Стал пробовать приподняться на колени, но из этого ничего не получилось. Попытался ползти, работая изо всех сил руками. В детстве, когда мы играли, я очень ловко ползал на одних локтях, а тут еле-еле передвигаюсь, но все же добрался до леса. Прилег под елкой, потом, подтягиваясь на руках, приподнялся, чтоб посмотреть, далеко ли погоня. Ничего не вижу. Недалеко увидел бугор и решил подползти к нему. Снова осмотрелся, но никакой погони не было. Решил перевязать свои раны, сел и стал осматривать ноги. Крови нет, значит я не ранен. Может, это от перегрузки мои ноги отказали? Быстро успокоился, все-таки не ранен и погони пока не видно. Снова переполз под дерево. Сейчас побыстрее бы добраться до воды и смыть следы, ведь через полчаса уже точно немцы с собаками будут тут. Я лег против солнца, немного расслабился. Стал думать, что делать дальше. Приходили ужасные мысли, как меня собаки будут терзать, как мое тело будут разрывать.

Ноги не отходили. В коленях появилась боль, как будто они переломанные. Еще раз осмотрел колени, но все было в порядке. Стал совершенно безразличным ко всему окружающему. Тело тяжелое, как свинцом налитое, потом бросило в жар. Сколько я пролежал совершенно не осознавая окружающего, не знаю. Жар прошел, но никак не мог понять, сколько я так пролежал. Не слышно лая собак. Решил встать и потихоньку добраться до воды.

Но что случилось? В мыслях я поднялся, а сам лежу. Хочу поднять руки, но и они не слушаются. Все… На этом моя жизнь прервется, умру, но на свободе. Долго я лежал прислушиваясь, ожидая собак, но вокруг была тишина.

Несколько раз делал попытки подняться, но все бесполезно. Жар совсем утих, но глаза не мог открыть, сильно клонило в сон. Стал бороться со сном. И вдруг услышал сирену, значит конец рабочего дня, пять часов вечера.

Четыре часа пролежал на свободе, четыре часа и нет собак, нет погони? А может, часовой не заметил, что я убежал, может, обратил внимание на моего друга?

Правда, я не уверен, что он хотел бежать. Скорей всего, он отошел далеко, но не побежал, а вернулся, когда его часовой окликнул. Тогда на него вся бригада обратила внимание, а что меня нет, того не заметили. Теперь мой побег обнаружат только в десять часов вечера, во время проверки, значит, еще есть время. Я совсем успокоился и уснул. Не знаю, сколько я проспал, но когда проснулся, было уже темно. Сильно замерз и сразу не мог понять, где нахожусь. Но постепенно мысли стали проясняться: совершил побег, уснул в лесу под деревом. Вспомнил, что мои руки и ноги не работали, а как теперь? Стал поднимать одну руку, потом вторую. Сел… Взялся за ветку, чтоб приподняться… И вот стою на своих ногах. Немного прошелся. Боли нет, куда теперь идти? В воду следы смыть, но для этого надо спуститься вниз, а потом снова вверх. Нет, я потрачу много сил и времени. Ужасно мучил голод, что бы поесть? Об этом я совершенно не подумал.

Есть ли здесь деревня близко? Наверное, есть, ведь не могли же немцы ездить в лагерь за тридевять земель, значит, они жили где-то поблизости. Надо подняться на вершину горы, ведь без деревни мне не обойтись. Идти было легко и даже кушать не хотелось. Когда поднялся на вершину горы, уже занималась заря. По солнцу я определил, где восток. В том направлении заметил деревню, лес подступал к самым домам. С другого конца деревни открытое поле. Пока ночные сумерки не рассеялись, я решил пройти к деревне через поле.

Немецкие дворы я хорошо знал, кругом постройки или стена из камней. Самое главное, пробраться во двор, замков в сараях нет и забраться в курятник или подвал было легко. Хорошо, что главная улица с другой стороны, а поле подвело меня прямо к задней стене какого-то дома. Подошел к забору и стал открывать калитку, но она оказалась закрытой. Тогда я перелез через забор и открыл калитку. Тишина. Скребусь тихонько по двери сараев, в одном из сараев отозвались куры. Стараясь не поднимать шума, открыл дверь. Решил взять только две курочки, хозяева не обеднеют, у них было много кур, а мне хорошая поддержка будет.

Повадки курей я знал, если ей головку зажать под крыло, она не закричит.

Пока взошло солнце, я уже был в лесу. Лес был смешанный. Теперь нужно как можно глубже уйти в лес.

Вспомнил, как мы во время голода искали желуди, решил найти дуб и устроиться под ним. Приметил одно дерево и стал пробираться к нему. Когда подошел к дубу, там столько прошлогодних желудей было, что мне стало на душе легче. Во время голода я ел желуди, горькие, но кушать можно. Здесь же под дубом устроил себе завтрак.

В первую очередь набросился на кур. Наступил на головку, дернул — головка отлетела и я стал с жадностью пить кровь. То же сделал и со второй курицей. Со стороны можно было подумать, что зверь терзает кур. Как бы я ни осторожничал, но все же весь выпачкался в кровь.