Аптекарская роза - Кэндис Робб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда он увидел меня в ту ночь, Ансельм… Боже, какое у него было лицо!
Люси едва не вскрикнула от изумления. Джеффри Монтейн. Рыцарь ее матери. Она опустилась на верхнюю ступеньку. Джеффри Монтейн и Николас? Что могло между ними произойти? И к чему теперь вспоминать о Джеффри? Он ведь исчез сразу после смерти матери.
Она снова наклонилась к двери. Кто-то плакал. Наверняка Николас. Люси не могла себе представить плачущего Ансельма. Этот монстр сведет на нет все ее усилия выходить мужа! Ансельм что-то пробормотал.
— Я… нет. Со мной все в порядке, — сказал Николас. — Просто… я должен… кое-что сказать.
«Монтейн, а теперь и Дигби». Какая между ними связь? Люси сидела в темноте, напряженно размышляя. «Когда Джеффри Монтейн напал на тебя и оставил, приняв за мертвеца». Вульфстан рассказал Николасу, как пилигрим не мог поверить, что он теперь аптекарь. Этот человек считал Николаса мертвым. Люси вспомнила, что пилигрим сражался во Франции в отряде отца. Точно. Этот странник не кто иной, как Джеффри Монтейн. Святые небеса. Что это означало? Почему они с Николасом дрались? И почему она никогда об этом не слышала?
— Ты не причинишь ей вреда, Ансельм.
— О ней речи не идет.
— Ансельм, ты должен пообещать мне.
— Они погубили тебя, Николас. Сначала ее мать, теперь она, дьяволица.
Люси ошеломило, сколько яда звучало в голосе архидиакона.
— Люси хорошая женщина.
— Она ослепила тебя. А теперь она там, внизу, вместе со своим одноглазым любовничком дожидается твоей смерти.
Чудовище. Люси хотелось ворваться в комнату и выцарапать ему глаза. «Нет, Николас. Не слушай его».
— Это ты слеп, Ансельм.
Голос Николаса звучал очень слабо. Нужно пойти к нему. Но если Ансельм заподозрит, что она подслушивала… Господи, с какой ненавистью он говорил. Ей казалось, будто он видит сквозь дверь и следит за ней холодным, бесчеловечным взглядом. Люси убежала на кухню.
Тилди подняла глаза, когда Люси, задыхаясь, прислонилась к дверному косяку.
— Миссис Уилтон!
— Люси, что случилось? — Бесс тут же оказалась рядом.
Люси покачала головой.
— Ничего. Я была… — Она снова тряхнула головой. — Нужно вернуться к работе.
— Чепуха. Ты только посмотри на себя.
— Пустяки, Бесс. Прошу тебя. Она торопливо ушла в лавку.
При виде миссис Уилтон Оуэн тоже изумился: платок съехал набок, выбившиеся на висках пряди прилипли к щекам.
— Не стоило так торопиться.
— Мне нужны несколько горшков с верхней полки. Будет легче, если я передам их тебе. — Она задыхалась.
— Присядь на минутку.
Его удивило, что она послушно опустилась на скамью за прилавком. Под глазами пролегли тени, лицо побледнело. Что это — чувство вины или беспокойство из-за болезни мужа? Оуэн надеялся, что последнее, да еще чрезмерная работа. Люси потерла локоть, словно и кости у нее тоже ныли.
— Что-нибудь принести?
Она покачала головой.
— Просто помоги мне достать горшки.
— Лучше я залезу наверх, — предложил Оуэн.
Люси вздохнула.
— Если нам предстоит и дальше работать вместе, ты должен не обсуждать мои распоряжения, а просто выполнять их. Как ты думаешь, у тебя получится?
Она убрала волосы под платок и резким движением поправила его на голове.
— Я думал…
Она поднялась.
— Я знаю, что ты думал. Женщине не следует карабкаться по стремянкам или снимать с полок тяжелые горшки. Если бы ты хоть раз понаблюдал за уборкой в доме, ты бы понял, что все это чепуха.
Она сердилась. Наверное, Бесс не рассказала ей, куда он ходил сегодня утром.
— Я был на похоронах у Дигби.
Люси пожала плечами.
— Ты имел на это право. Бесс рассказала мне о том, что случилось вчера ночью, когда ты перевернул свечу.
— Теперь ты понимаешь, почему мне пришлось отказаться от воинской должности.
Она покачала головой.
— Я следила за тем, как ты работаешь. Слепой глаз тебе не помеха. Все произошло из-за Дигби? Его смерть, наверное, тебя расстроила?
У нее были такие ясные глаза. Такие честные. Ему не хотелось ей лгать.
— Смерть в мирную пору отличается от гибели на войне. Когда каждый день умирают сотни, сердце твердеет. Но Дигби не должен был умереть.
Она внимательно посмотрела на него, пытаясь вникнуть в его слова. «Монтейн, а теперь и Дигби». Она покачала головой. Нужно выбросить это из головы.
— Ты опять удивляешь меня, Оуэн Арчер. Вероятно, человек способен изменить свою природу. Мне бы хотелось так думать.
— И каким же я был раньше?
— Ты был солдатом.
— А какова природа солдата, хотелось бы знать? Разве я сам выбрал такую жизнь? Разве я хотел убивать и быть убитым за своего короля? Это было не мое решение. Меня выбрали люди короля из-за моего мастерства в стрельбе из лука.
— Когда ты совершенствовал свое мастерство, разве ты не предполагал, к чему это может привести?
— Нет. Сначала стрельба была для меня обычной детской забавой. Она хорошо мне удавалась и вскоре стала любимой игрой. А потом я начал стрелять лучше всех.
Она отвернулась от него.
— Пора заняться делом.
— Почему ты такая? Почему, что бы я ни сделал, я не могу тебе угодить?
— Ты здесь не для того, чтобы угождать мне.
— Нет, для этого. Я твой ученик. Твое мнение — всё для меня.
«Всё для меня». Эти слова так и повисли в воздухе. Люси смотрела на него, широко раскрыв глаза. А ему хотелось схватить ее за упрямые плечи и встряхнуть. «Ты всё для меня».
Она отвела взгляд, смахнула крошки с передника.
— Тебе нужно беспокоиться только о том, чтобы я одобрила твою работу. Ею сейчас и займемся.
Оуэн сдался и покорно последовал за ней к стремянке. Стоя у подножия, он не проронил ни слова, хотя в душе поражался, как Люси не теряет равновесия, снимая с полок такие тяжеленные глиняные горшки. В какую-то секунду она все-таки покачнулась, и он обхватил ее за талию. Такую тонкую талию. Он почувствовал, как она задержала дыхание, потом посмотрела на него сверху как-то странно, перепуганно, но уже через секунду возобновила работу.
Спустившись со стремянки, Люси улыбнулась ему.
— И снова я должна поблагодарить тебя за то, что ты поймал меня. Иначе я бы упала.
Он только кивнул, опасаясь сказать неверное слово.
— Николас хочет поговорить с тобой после обеда. У него есть для тебя несколько книг.
— С удовольствием встречусь с ним. Как я понимаю, сейчас у него архидиакон.
Люси притихла, отмеряя дозу ромашки. Оуэн заметил, что она плотно сжала губы. Рука ее слегка подрагивала.
— Его визиты тебе досаждают? — спросил Оуэн.
— Николас каждый раз очень волнуется, а это ему вредно. — Люси передала ему склянку с ромашкой. — Можешь поставить на место.
Пока Оуэн стоял на стремянке, в лавку вошел мальчишка. Он работал помощником конюха в таверне возле Миклгейт. Лошадь захромала, а как раз сейчас без нее было не обойтись.
Люси задала несколько вопросов, на которые мальчишка обстоятельно ответил. Оуэн разбирался в лошадях. Лечение, рекомендованное хозяйкой аптеки, было именно таким, какое он выбрал бы сам.
Он наблюдал, как она готовила лекарство. Уверенные и четкие движения. Если бы понадобилось, она не хуже мужа сумела бы приготовить эффективную отраву. Но хватило бы ей смелости?
— Не волнуйся, Дженкинс, — сказала Люси. — Эта мазь обязательно поможет.
Закрыв баночку, она поставила ее на прилавок и протянула руку за деньгами. Мальчишка отсчитал монеты и облегченно вздохнул, когда она исправила его, заметив, что он случайно дал больше.
— Премного благодарен, миссис Уилтон.
Он вспыхнул от ее лучезарной улыбки. Оуэн понимал, что чувствует в эту минуту мальчик.
— Не теряй надежды, Дженкинс, — сказала Люси, вручая парнишке лекарство. — У нее есть еще шанс выздороветь.
Мальчик засомневался.
— Не всякую охромевшую лошадь нужно убивать. Дай ей время. — Люси наклонилась через прилавок и похлопала по крышке склянки, которую мальчишка прижимал к засаленной рубахе. — Это особое лекарство, изготовленное моим мужем.
— Поговаривают, он плох.
— Это так, Дженкинс, но его лекарство от этого не стало хуже.
Мальчишка кивнул и быстро выбежал из аптеки.
— Ты заметил, я взяла деньги раньше, чем отдала снадобье, — сказала Люси. — С Джека Кобба деньги нужно брать сразу. Большинству покупателей можно поверить и в долг. Но Джек Кобб откладывает оплату по счетам в надежде, что торговцы позабудут о его долгах. Богатый, самовлюбленный тин. Здесь этот номер у него не проходит.
Сильная женщина. Уверена в своих суждениях. Если она верила, что человек заслуживает наказания за смерть ее матери, то разве не сумела бы так же хладнокровно осуществить это наказание?