У чужих берегов (сборник) - Георгий Лосьев

«Свердловск» вышел в обратный рейс из Магадана во Владивосток в ноябре.

Пароход шел в балласте, то есть без груза, но имел на борту больше девятисот пассажиров. Это были рабочие с предприятий колымской горнодобывающей промышленности, демобилизованные красноармейцы и небольшое количество интеллигентов, окончивших трехлетний договорный срок работы на Севере. Кроме них в твиндеках находилась значительная группа освобожденных с мест заключения и людей с авантюристическими склонностями, любителей длинного рубля.

В Петропавловск пароход зашел для бункеровки и забора пресной воды. Служил я тогда в военной прокуратуре флота и в те дни тоже находился в Петропавловске, завершая длительную командировку.

Вдруг – телеграмма от магаданского прокурора:

...Порядке статьи сто двадцать третьей УПК прошу зпт выехав пароходом «Свердловск» Владивосток закончить расследование делу арестованного Магадане второго помощника капитана Расторгуева зпт частности произвести следующие действия двтч...

Следовало подробное описание моих действий.

Расторгуев обвинялся в крупной и систематической спекуляции продуктами. Насколько я понял из текста телеграммы, у Расторгуева на «Свердловске» были соучастники. Требовалось доказать их виновность и привлечь к ответственности.

Ну, что ж! Вместо предполагавшегося скоростного рейса на военном корабле придется отправиться «торгашом»...

Стояла мокрая и мозглая камчатская осень, полная липких туманов, тоскливого дождя и тяжелых снежных хлопьев.

Нахлобучив фуражку и подняв ворот шинели, я шел в порт. Знаменитая Авачинская бухта сердито шипела и сплевывала на берег сгустки пены, словно негодуя на непогоду и жалуясь, что ей, окруженной со всех сторон горами, никак не удается хватить по городу настоящим штормом.

Пустынно было на рейде. Уже ушли все корабли, и только два запоздавших логгера на якорях клевали носами воду. В свинцовом небе не реяли чайки, и лишь один орел памятника Славы, стоявшего тогда на песчаной косе бухты, распростер над Авачей свои бронзовые крылья.

Знакомый капитан порта сообщил:

– «Свердловск» штормует. В море 9 баллов. Если все будет в порядке, должен подойти завтра утром.

Моряк никогда не ответит безусловно на вопрос о времени прихода судна в порт. Он, например, не скажет: «Будет в порту ровно в десять часов». Помолчав минуту-другую, моряк обведет хмурым взором тусклый горизонт и скажет: «Должны прийти завтра утром».

Если же еще не позавтракал и после вахты зол на весь мир, то съязвит: «Рельсы по океану все еще не проложили. И чего только ученые смотрят?..»

Капитан Камчатского порта не нес ночной вахты и не был особенно загружен работой: навигация кончалась, и рейд был почти пуст. Вероятно, поэтому он не упомянул про рельсы и не ругнул ученых за техническую отсталость флота от железной дороги. Однако от дальнейшей беседы уклонился и внезапно предложил мне прогулку на катере – полюбоваться штормовым океаном.

«Свердловск» пришел в Петропавловск на вторую ночь.

Утром, уложив свой багаж в чемодан и портфель, я отправился на судно. Капитальной стенки в те времена в Петропавловском порту не существовало, и обычно суда отдавали якорь на рейде, а сообщение с берегом поддерживалось шлюпками. Но «Свердловск» шел в балласте, имел небольшую осадку и ошвартовался у какой-то шаланды, неподалеку от портовых пакгаузов.

Поставив чемодан на палубе шаланды и оглядев пароход, я невольно поморщился: грязное, запущенное судно, с облезшей краской и рыжими следами масла и помоев по бортам...

Глаз военного моряка, привыкшего к флотскому порядочку, заметил еще многое. Неприглядный вид! А пароход новый. Отличный «северняк», не столь давно сошедший со стапелей...

– Эй, на «Свердловске»!.. Вахтенный!

В ответ – безмолвие.

Подошел часовой, охраняющий пакгаузы.

– Напрасно кличете, товарищ начальник: они все ушедши на берег.

– Есть же кто-нибудь на борту? Вахтенный, черт его побери?

Хлопнула дверь кают-компании, и на палубе показался пожилой, полный человек. Был он без фуражки, но в форменном кителе с четырьмя засаленными и потускневшими нашивками. Попыхивая могучей трубкой, он не спеша подошел к поручням.

– В чем дело, товарищ?

– Дело в том, что я – следователь. Потрудитесь дать команду вывалить парадный трап. Штормтрап в порту меня не устраивает.

– А-а... Сейчас!

Он скрылся в других дверях и появился только минут через десять в сопровождении двух матросов, тоже без головных уборов.

Меня эта деталь особенно покоробила: появляться на палубе без фуражки по флотским понятиям – неприличие.

«Свердловцы» стали вываливать парадный трап, причем и толстяк старательно трудился вместе с матросами.

Наконец я поднялся по трапу.

– С кем имею честь?

– Капитан Петр Степанович Корганов, – отрекомендовался человек в затрапезном кителе. В глазах его светилось неизбывное добродушие, и голос был восковой мягкости. – Вижу, вижу, голубчик, что недовольны, но все же не горячитесь: команду я отпустил на берег – развлечься, отдохнуть. Все измотались в шторм ужасно, трепало самым безбожным образом. Пассажиры и сейчас все еще не могут очухаться – отлеживаются.

– Гм... Уставное нарушение, товарищ капитан! Вахтенная смена должна быть на борту полностью. Вас ли учить?

– Да полно, не сердитесь, не портите себе нервишки. Право, не стоит: вахтенные обедают.

– И поэтому вы сами на талях трапа?

– А что за беда, голубчик? Капитан – всему пример.

– Только не на талях. Слишком уж... демократично.

– Эх, молодо – зелено, спорить ведено!.. Не успели познакомиться, а вы сразу со своей прокурорской строгостью... Ну, пойдемте ко мне, поговорим, закусим, Я вас таким ромцем угощу – пальчики оближете! Ямайский, с негром на этикетке. Чуете? О вашем прибытии меня предупредили, каюта приготовлена, так что все – оллрайт! Вот поживете у нас, осмотритесь, познакомитесь, побываете в настоящем морском рейсе. Море – оно, знаете ли, прекрасно воспитывает человека...

Улыбчивый взгляд его скользнул по моему новехонькому флотскому кителю. Я решил осадить капитана.

– Между прочим, Петр Степанович, я не только следователь, но еще и военный моряк. С шестнадцатого года. Штурман.

Мой демарш произвел совсем неожиданное действие: Корганов привскочил и всплеснул руками:

– Да что вы! Ну, обрадовали старика, обрадовали! В таком случае – совсем дорогой гость. Васенька! – ласково подозвал он здоровяка-матроса, стоявшего у трапа в довольно разухабистой позе. – Васенька, голубчик, отнеси вещички товарища следователя в каюту второго. Да попутно вели буфетчику, чтобы послал нам перекусить. И воротись к трапу, потом я скажу, чтобы тебя подменили.

Васенька нехотя потащил мой чемодан вниз.

– Ну, давайте, давайте ко мне, голуба! Вот сюда, пожалуйте, на этот трапик, а теперь на этот, и будьте как дома, дорогой!..

Следователь редко сталкивается с откровенной грубостью, вызовом, недоброжелательностью. Чаще истинные эмоции собеседника маскируются фальшивым, наигранным радушием, дружелюбием... Я шел и размышлял: что это такое? «Липа»? Многолетний опыт уверенно подсказывал: нет, не фальшивит старикан. Видать, действительно такой характер «кунацкий». Странный капитан!..

Много я повидал и кораблей и капитанов, сам командовал. Давно составилось определенное представление о капитане как таковом: сдержанно вежлив, внимателен и предупредителен, но без этакого аффектированного радушия.

Словом, я впервые встречал такого представителя капитанской корпорации.

А за столом Петр Степанович был еще радушнее, будто с сыном встретился после долгой разлуки: угощал без конца различными яствами и искренне обижался, когда я отказывался.

– Да ну же, родненький, нельзя, нельзя! Обижаете старика. Вот этого салатика попробуйте: хорош, подлец! Пассажирский кок у меня превосходный, прекрасно готовит. Старый повар, еще со времен «Доброфлота». На пассажирских кухарит. И буфетчик отлично знает дело. Впрочем, весь экипаж подобрался на славу, толковые, знающие морячки. Тридцать три богатыря, и с ними «дядька Черномор» – так меня зовут хлопчики: я ведь черноморец. Вот только со старпомом не совсем...

– Не ладите?

– Что вы! Превосходный моряк! И человек весьма неплохой. Но дело в том, что в последнем градусе чахотки. Так я стараюсь уж его на ходовых вахтах не беспокоить, все сам да сам. Да и на стоянках тоже. А теперь еще эта грустная история со вторым помощником. Ну, кто бы мог подумать? Тоже – отличный морячок, и вдруг такой, представьте, камуфлет: спекуляция, арест, тюрьма...

– Как же вы просмотрели?

– Виноват, виноват... Я и магаданскому прокурору так же доложил: виноват. Куда ж уйдешь от ответственности? Вероятно, будут мне фитили за Расторгуева. Как думаете, будут?