Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем

— Мы имеем дело с чем-то непостижимым, — сказал мистер Кэмпион. — Ладно, до завтра!

С этими словами он зашагал к машине, где его уже давно поджидали остальные.

Маркус и дядя Уильям сели сзади. Оба были усталые и немного растерянные. Джойс — на ее щеках пылал болезненный румянец — села рядом с Кэмпионом. Они медленно поехали по городу. Учеба официально началась вчера, и Кембридж ожил: улицы заполнились удивительными автомобилями, велосипедисты гоняли на бешеной скорости, превратившись в грозу пешеходов, тут и там мелькали мятые квадратные шапочки и потертые мантии. Когда машина выехала на широкую и просторную Трампингтон-роуд, Джойс облегченно выдохнула и заговорила:

— Как я рада, что все закончилось! Вы… вы видели кузена Джорджа? Он наверняка будет дома, когда мы приедем. Это в его репертуаре: появляться и терзать миссис Каролину в самый неподходящий момент. Сегодня он точно явится, как считаете?

Мистер Кэмпион бросил на нее неопределенный взгляд.

— Не рановато ли вы собрались домой — это я сейчас безотносительно кузена Джорджа говорю? Почему бы не пожить у Энн еще денек-другой?

Девушка помотала головой.

— Нет, все уже уладилось, и я не хочу понапрасну тревожить Энн. Она — чудо, всю неделю со мной возилась. И потом, я уже распорядилась увезти вещи. Сегодня я ночую в «Обители Сократа».

Заметив, как он расстроен, Джойс поспешила что-нибудь сказать в свое оправдание:

— Я пять дней не была дома! Уехала по первому вашему слову — и ничего не произошло, так ведь? Да и потом, если кузен Джордж в самом деле явится к миссис Каролине, бедняжке понадобится моя помощь.

Мистер Кэмпион не ответил, и всю оставшуюся дорогу они молчали.

Дверь открыла Элис. Ее красное лицо прямо-таки сияло от счастья. Очевидно, слухи о вынесенном вердикте уже каким-то образом просочились в дом.

— Миссис Фарадей в гостиной, — сказала Элис. — Мистер Фезерстоун и миссис Китти там же, с ней. Она просила вас сразу же пройти.

В большой гостиной, освещенной последними лучами заходящего солнца, царила куда более радостная атмосфера, чем того ожидал Кэмпион. В кресле у камина сидела прямая как штык миссис Каролина — хрупкое, но царственное создание в великолепных кружевах. Рядом с ней была тетя Китти; дача показаний в суде выжала из жалкой блеклой старушонки последние силы, и ее тонкие веки нервно подрагивали.

Фезерстоун-старший выглядел старше их обеих и, как никогда, походил на древние руины огромного замка. Он сидел чуть поодаль и с такого расстояния совершенно точно не видел ни ту, ни другую. Когда в комнату вошла Джойс, он неуверенно поднялся на ноги.

Тетя Китти, от которой всегда можно было ждать какого-нибудь неловкого поступка, с визгом вскочила, пробежала через комнату, обвила руками тушу дяди Уильяма и истерически запричитала:

— Ах, милый Вилли! Наконец-то все хорошо!

Дядя Уильям и так был взвинчен до предела. Он поморщился и отстранился.

— Не глупи, Китти, — проворчал он. — Из меня сделали козла отпущения, но я не собираюсь оставаться им до конца жизни. Нет уж, увольте.

Он прошел мимо сестры и сел в кресло.

Обиженная тетя Китти вдруг поняла, что стоит одна-одинешенька посреди гостиной, и задрожала от страха. Она так и стояла, не в силах пошевелиться, пока Джойс не подошла и не отвела ее к диванчику у камина.

Старик Фезерстоун откашлялся.

— Что ж, — низким и чересчур мелодичным басом проговорил он, — как я только что сказал миссис Фарадей, нас всех можно поздравить. Мы глубоко признательны миссис Финч и этому парнишке, ее помощнику. Нам с ними очень повезло, учитывая, что от вас, мистер Фарадей, никакой помощи в этом отношении мы так и не дождались.

Дядя Уильям насупился.

— Говорю же, я был болен. Никто не понимает! Я был болен и болен до сих пор! Это скверное дело меня чуть в могилу не загнало, и хоть бы один человек попытался понять…

— Но мы как раз все поняли, Вилли. Поэтому так за тебя и переживали, — ляпнула тетушка Китти. Увы, Джойс не успела ее остановить, и всем тут же стало ясно, что она имеет в виду.

Дядя Уильям не выдержал.

— Как вам это нравится?! Двенадцать посторонних рассказали всему белу свету, что я ни в чем не виновен, а родная сестра готова повесить на меня смертный грех! Ни от кого не дождешься сочувствия, кроме Кэмпиона. И с чем это вы себя поздравляете, Фезерстоун? Свидетелей-то нашел Кэмпион! Малый — гений, ей-богу. Я сам не знал, куда меня занесло в то воскресенье, а он в два счета сообразил.

— Уильям, — оборвала его миссис Каролина. Все это время она сидела тихо и неподвижно, подмечая пронзительным взглядом черных глаз меняющиеся настроения собравшихся. — Уильям, мы должны быть признательны всем, кто помогал нашей семье. Если ты не благодарен им за избавление, то я — благодарна. Будь добр, сядь ко мне поближе.

Дядя Уильям послушался. По дороге он бормотал что-то про «козла отпущения» и «жуткое безобразие», но наконец умолк и сел рядом с матерью.

Миссис Каролина улыбнулась старику Фезерстоуну.

— Я вам так признательна. Вы — давний и преданный друг семьи. А теперь сядьте все, пожалуйста, я хочу вам кое-что сказать перед ужином.

Маркус покосился на Кэмпиона. И тот, и другой подумали об одном и том же: миссис Каролина ведь уже в курсе, что кузен Джордж вернулся в город? Однако момент был упущен, и старуха заговорила вновь:

— Я очень рада, что слушание закончилось таким образом, и очень признательна всем, кто нам помогал. Но есть одно очень важное обстоятельство. А именно: позор, который висел над нашим домом, никуда не делся — с тем же успехом кого-то из нас могли посадить в тюрьму.

— Ах, мама, как можно… как можно так говорить?! — Тетя Китти разрыдалась.

Миссис Каролина с сожалением посмотрела на дочь.

— Не глупи, Кэтрин. Чувствительность бывает весьма очаровательна, но в данный момент неуместна. Факт есть факт, и мы вынуждены с ним мириться. По делу об убийстве Эндрю вынесен открытый вердикт, личность убийцы не установлена. Пока его не найдут, этого дома и всех его обитателей будут чураться в обществе. Я уже сказала это мистеру Фезерстоуну, и он со мной согласен. Ужин сегодня подадут чуть раньше обыкновенного. Если кто-то захочет со мной побеседовать, я у себя в кабинете. Мистер Фезерстоун, проводите меня?

Старик тяжело поднялся на ноги, сознавая, что всем своим видом и поведением воплощает старомодную галантность: для полноты картины ему не хватало только миссис Фарадей.

Не успели они сделать и трех шагов, как грянула буря. Из коридора донесся возмущенный визг и хриплый мужской голос. В следующий миг белые двери священной гостиной распахнулись, и на пороге появился кузен Джордж, за спиной которого стояла растрепанная и красная Элис.

Старик Фезерстоун был единственным из собравшихся, для кого появление этого человека не стало страшным потрясением, физически ощутимым ударом — он попросту не разглядел лицо вошедшего.

В Лондоне кузен Джордж не владел собой в полной мере, но сейчас он был на коне, в его маленьких глазках полыхал свирепый огонь, и он представлял собой крайне отталкивающее зрелище. Даже миссис Каролина остановилась как вкопанная и не смогла вымолвить ни слова. Тетя Китти закричала. Кузен Джордж весело ей помахал, стремительно прошел в комнату и захлопнул дверь перед носом Элис.

— Привет, Китти, а вот и сам черт явился! Не ждали? — произнес он низким, хорошо поставленным голосом образованного человека. Джордж торжествующе оглядел собравшихся; его засаленный синий костюм, багровое лицо, раззявленный в ухмылке рот производили весьма неприятное впечатление.

— Всем сесть! — пробасил он. — Режьте телят, блудный сын вернулся!

Миссис Каролина процедила сквозь зубы:

— Джордж, будь так добр — пройди со мной в кабинет. Поговорим там.

Кузен Джордж громко и неприятно расхохотался.

— Извини, тетя, — проговорил он, театрально прислоняясь спиной к закрытой двери, — но сегодня все будет по-другому. Больше никаких тайных разговоров в кабинете. Джордж вернулся. Джордж вам всем теперь покажет! Джордж, между прочим, намерен остаться.

Из дальнего угла раздался шорох и презрительное фырканье: дядя Уильям — надо отдать ему должное, он оказался не полным трусом — вступил в бой. Подойдя вплотную к непрошеному гостю, он свирепо закричал ему в лицо:

— Гнусный мерзавец! А ну убирайся из этого дома, пока цел! И сделай милость, загляни в участок — тебя давно ждут в полиции!

Кузен Джордж окончательно развеселился. Он запрокинул голову, прислонился затылком к двери, мерзко ухмыльнулся в лицо старику и произнес слово, никогда прежде не осквернявшее благородных стен «Обители Сократа». В воцарившейся звенящей тишине он замахнулся и влепил дяде Уильяму пощечину. Тот прижал ладонь к ушибленной румяной щеке и попятился от боли и неожиданности.