Посредник - Андрей Мартьянов

Впрочем, мессира де Партене городская резиденция Ордена Храма пока не интересовала – путь лежал к церкви Святого Иоанна, Saint-Jean-en-Gréve, стоявшей рядом с владением тамплиеров.

Лошадку оставил у коновязи – не уведут, этот район охраняется великолепно, неподалеку дворец Турнель, принадлежащий королевской семье. Да и поостережется парижское ворье орудовать под носом у братьев-доминиканцев; в храме и прилегающих строениях обосновался не кто-нибудь, а Sanctum Officium – Священная инквизиция и апостольская нунциатура.

– Я хотел бы увидеть брата Герарда Кларенского, – со всем возможным почтением обратился дворянин к монаху в черно-белом орденском облачении. – Надеюсь, он все еще трудится здесь, в славу Господа нашего?..

– Трудится, – легко согласился доминиканец. – Вы, сударь, по какому делу?

– Брат Герард будет рад меня видеть, – уклончиво ответил Партене.

– Хорошо, – монах подал знак причетнику. – Отведи господина в скрипторий.

Поднялись по узкой лестнице в библиотечный зал, прошли далее, через сводчатую галерею. Ого, охрана здесь составлена из сержантов-храмовников, насмешка какая. Но кому еще оберегать папское представительство, кроме «воинства божьего»? Оружие, впрочем, у гостя не отобрали – никому и в голову не придет, что благородный человек осмелится покуситься на благочестивых братьев.

– Здесь, – шепнул причетник, указав взглядом на тяжелую деревянную дверь. – Вас подождать, мессир?

– Благодарю, я найду выход.

Помещение просторное, с естественным освещением – солнечные лучи льются через узкие окна-бойницы, забранные простенькими витражами с растительным узором. По стенам – огромные книжные шкапы и стойки для тубусов, в которых хранятся пергаментные свитки. Камина нет, обычная жаровня. Стол, заваленный документами.

– Что вам угодно? – не поднимая взгляда от рукописи, спросил плотный розовощекий человек с выбритой тонзурой. Говорит по-латыни.

– Угодно осведомиться, каково кнутобойничаете, ваше преподобие.

Никак не скажешь, что добродушный с виду толстячок, всем обликом напоминающий летописного брата Горанфло – любителя поименовать утку рыбой и хлебнуть доброго бургундского, – является одним из лучших следователей инквизиции в Иль-де-Франс и Нормандии. Герард Кларенский делал стремительную карьеру в нунциатуре, ходили разговоры о его скором переводе в реймсский епископат, а то и в Рим, но флегматичный доминиканец отказывался от столь высокой чести, смиренно продолжая работу в Париже.

– Наконец-то, – сказал монах, без затруднений перейдя на русский язык. – Затвори дверь поплотнее и крюк набрось. Меня не осмелятся беспокоить, но мало ли? Сам знаешь, служба. Вон там, в ящике, возьми вино и два стаканчика, тащи сюда…

Сразу видно, эти двое знали друг друга давно и прочно. Чуть приобнялись, с похлопыванием по плечам.

– Здорóво-здорóво, – обрадованно сказал брат Герард. – Давно в Париже?

– Утром приехал, бросил вещи в Сен-Дени и сразу к тебе.

– Один?

– Нет, с новым аргусом. Опыт нулевой, хотя и подает надежды.

– Ты что же, его в одиночестве бросил? – изумился монах. – Ничего не натворит?

– Спит дома как сурок, переволновался.

– Француз?

– Русский. Начал работать с нами недавно, направление – девятый век. Парнишка сообразительный, но очень уж зажатый, всего боится. Будем воспитывать. Как у тебя дела?

– Кошмар, – признался брат Герард. – Работаю с утра до ночи, не высыпаюсь. Причем наше ведомство занимается совершенно несвойственными церковному суду делами, от махровой уголовщины до серийных маньяков… Взгляни на отчет службы городского прево о массовых убийствах на улице Боннель – дело передали инквизиции, отлично понимаю капитана Марсиньи. Ему страшно, а у нас нервы все-таки покрепче.

Доминиканец перебросил гостю мелко исписанный пергамент.

– Н-да, – протянул Иван, изучив. – Волосы дыбом. Жаль, этого де Бевера не удалось живым взять.

– Подозреваю, господа королевские сержанты его прикончили не при попытке к бегству, а по собственной инициативе. Так сказать, в состоянии аффекта. Мамашу и слугу психа повязали, показания дают такие, что закачаешься – я докладываю только главе нунциатуры Гийому де Вэру, посвящать в дело посторонних запрещено под страхом отлучения. Ниточки-то ведут туда…

Брат Герард кивком указал на открытое окно, за которым виднелась башня с черно-белым знаменем на вершине.

– Да неужто? – присвистнул Иван. – Совпадение?

– Я не верю в совпадения. По должности не положено, – инквизитор внезапно озлился, залпом опрокинул стаканчик с вином, вскочил, начал ходить из угла в угол кабинета. – Знаешь, сколько у меня доносов на храмовников? Шестьдесят три! И это только за текущий год! Со всей Франции! Чепуху и откровенный вымысел я отметаю, но бумаги храню – пригодятся потом, на процессе. Влепим этой своре по полной программе.

– Ты не слишком увлекся? – осторожно сказал Иван. – Нехорошо, когда посредник настолько вживается в роль.

– Дорогой друг, – брат Герард остановился и яростно посмотрел в глаза собеседника. – Я редко бросаюсь пафосными высокопарностями, однако борьба со злом входит в мои прямые профессиональные обязанности рукоположенного священника и инквизитора. Во Франции такового зла везде хоть отбавляй, но эти, – очередной взгляд на оконный проем, – перешли все мыслимые и немыслимые границы. Не хуже меня знаешь, к чему приводит абсолютная безнаказанность и вседозволенность… Его высокопреподобие де Вэр по моему представлению имел беседу с королем, привел часть доказательств. Филипп разгневался, едва не наломал дров, но потом согласился действовать осторожно.

– Мы все знаем, чем дело закончится, – напомнил Иван. – Зачем так нервничать? История неизменяема.

– Пускай, – резко кивнул доминиканец. – Но если я вот этими самыми руками отправлю на костер лишний десяток мерзавцев… Будем считать, моральная компенсация за долгие годы работы на этой стороне и перманентный стресс. Зло – никакая не абстрактная категория. Зло существует. Видимое, воплощенное, материальное. Хочешь, устрою тебе экскурсию на улицу Боннель? В подвал дома? Наши братья там четыре последних дня работают, один монах спятил – пришлось запереть…

– Нет, спасибо, – решительно отказался Иван. – Конечно, у меня крепкий желудок, но отчета стражи короля хватило досыта. Что ты говорил о ниточках?

– Родной братец одержимого – рыцарь Ордена, часто бывал в доме. А сейчас – исчез. Мы вежливо попросили командора Франции Жерара де Вилье о встрече с родственничком Бевера и получили категорический отказ. Его нет в Париже. Убыл по делам братства. А Гуго де Кастро своими глазами видел той самой ночью воз с сеном, направлявшийся из Старого Тампля к воротам на Фонтенбло. Догадайся с трех раз, кто правил возом.

– Неужели не легенда? – Иван аж привстал. – «Под брашном, пожираемым скотом, и им влекомы…»

– Именно! Налей еще… Фюстель де Бевер, брат-рыцарь, везет сено – образец смирения! Раскрою государственную тайну: король принял политическое решение, о грядущей акции знают всего несколько человек – канцлер, коадъютор, прево Парижа, апостольский нунций. Маршал Франции. Я. Еще трое или четверо. Тем не менее утечка была, они что-то заподозрили. И начали вывозить из города самое ценное.

– Что именно?

– Откуда я знаю? Инквизиция, увы, не всесильна. Я отдал приказ искать воз, результатов пока нет. Скорее всего и не будет. Хитрые бестии.

– Понятно, – покачал головой Иван. – Весело живете, не соскучишься. Предлагаю собраться завтра или послезавтра и окончательно обсудить схему действий.

– Сколько наших сейчас на этой стороне? Как обычно?

– Да. В Париже, включая тебя и меня, шестеро, новый аргус седьмой. Шестнадцать человек ждут в Ла Рошели, девять в Бордо – самые угрожаемые направления. Пятеро в Сен-Клу, прикрытие Двери. Наше счастье, что сейчас самолеты и железные дороги не изобрели, теоретически мы всегда опережаем противника на шаг.

– Теоретически, – передразнил брат Герард. – Теоретики доморощенные. Сделаем так: приходите сюда, более безопасного места в городе не найдешь. После вечерней мессы. Сейчас можешь быть свободен, у меня уйма работы. Еще старуху де Бевер повторно допрашивать… С устрашением третьей степени.

– Сочувствую, – кивнул Иван. – Желаю удачи, борец со злом. Благословишь?

– Изыде, свинья гадаринская!

– Как будет угодно вашему преподобию.

Настрой брата Герарда Кларенского – в миру Георгия Шальнова, бывшего православного батюшки и одного из наиболее профессиональных медиаторов за всю историю Корпорации – Ивану не понравился. Он всегда был слишком ответственным, слишком впечатлительным для своего ремесла – священнику эти качества необходимы, но посреднику могут серьезно навредить. Крыша поедет.