Трон сломленных богов - Эмбер Николь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я указала на небольшой шрам между грудями. Он был почти незаметен. Почти.
– Я вырвала себе сердце несколько месяцев назад. Я думала, что умру, но была готова отдать свою жизнь за тех, кто мне дорог, и не видела другого выхода. «Если Тобиас получит книгу, Самкиэль и моя сестра умрут, бла-бла-бла». Но это было тогда, когда я верила во всеобщее благо и спасение людей.
Его дыхание стало сбивчивым.
– Меня это не убило, – я подняла голову, – но я подумала о том, какое это счастье – умереть за тех, кого ты любишь. – Я застегнула пуговицы, выдерживая его взгляд. – Но это не одно и то же. В твоей или в их смерти нет ничего благородного. Ты их не спасаешь. Вы все подписали себе приговор в тот момент, когда позволили Кадену убить мою сестру и не пошевелились, чтобы помочь.
– Мы не могли, и ты это знаешь! – прошипел он. – Ты знала, что сделает Каден, и тем не менее ушла к Губителю Мира. Ты сама виновата в том, что…
Я ударила его по лицу с такой силой, что кровь забрызгала стену. Затем я схватила его за волосы, заставляя смотреть на меня.
– Где остальные? – прорычала я ему в лицо.
– Я тебе не скажу.
– Отлично.
Я подняла свободную руку, выпустила когти и оставила на груди Джулиана глубокую царапину. Он шипел и корчился от боли, его рубашка висела окровавленными клочьями.
– Я знаю, что оборотни – стайные животные. Вы держитесь поблизости друг от друга, даже когда вам приходится прятаться. Ведь один знакомый мне всезнайка не может обходиться без вечеринок, верно? Кроме того, я знаю, что ваша стая общается воем, который можно услышать на расстоянии почти пятидесяти миль.
Я прижала кончики когтей к центру его груди, прямо над его бьющимся сердцем.
– Хочешь знать, каково это, когда тебе вырывают сердце?
– Я не стану его звать.
– Нет, станешь. Нужно лишь достаточно сильно надавить, и тогда что угодно сломается – даже ты.
Кончики моих когтей пронзили кожу Джулиана, все его тело напряглось. Я наклонила голову, мой голос понизился на октаву – Иг’Моррутен выполз на поверхность.
– А теперь позови папочку.
Входная дверь распахнулась. Я сидела у барной стойки, вычищая кровь из-под ногтей.
– Я думала, вы явитесь быстрее.
Они поспешили к висящему на стене телу Джулиана. У кого-то вырвался тихий всхлип. Я продолжала невозмутимо чистить руки. Под этот ноготь просто невозможно забраться. Я лизнула край полотенца и наконец убрала злосчастный сгусток крови. Бросив испачканную ткань на стол, я вытянула руку и внимательно изучила свои ногти: меня беспокоили неровные края, оставшиеся после превращения ногтей в когти.
– Интересно, если я вежливо попрошу, Камилла сможет наколдовать мне стойкий маникюр? Для этого ведь должно быть какое-то заклинание, верно? Больше никаких сколотых ногтей.
Передо мной появился Калеб. Он тяжело дышал, из его груди вырывалось низкое рычание.
– Что ты сделала? – рявкнул он.
Я взглянула на тело Джулиана – оборотни пытались снять его со стены.
– Ничего такого. Я не виновата, что вы так долго шли.
– Убийство моего сына – главная ошибка в твоей…
– Нет.
Комната сотряслась от силы моего голоса. Все волки, как один, повернулись ко мне.
– Ты, как и все остальные, ошибся, думая, что я слабая. Она была единственной, кто удерживал меня в узде. Это – ваша расплата. Я предупреждала тебя. Я предупреждала его. Ты сам сделал выбор.
– Ты ведешь себя так, будто мы можем бросить вызов Кадену.
– Это самое жалкое оправдание, которое я когда-либо слышала. Мы все сверхъестественные существа. И я это сделала. Я бросила ему вызов. – От моего самоконтроля почти ничего не осталось, но мне нужна была информация. – Боже, Калеб, да мои яйца больше твоих.
– Почему мой сын, Дианна? – задохнулся он. – Чем ты вообще отличаешься от Кадена? Джулиан был невиновен.
Оборотни из стаи подошли ближе, сжав кулаки, – они были готовы умереть за своего альфу[2]. Я не сводила глаз с Калеба. В баре воцарилась тишина. Все затаили дыхание.
– Нет, она была невиновна. Ты использовал своего сына как личную ищейку. Подпольные бои и денежные махинации, благодаря которым Каден остается в курсе событий. Информация, которую вы для него собираете. Не изображай святого, Калеб. Мы оба знаем, что все мы – лжецы и убийцы. Все мы виновны. Все.
Калеб взглянул на свою стаю.
– Чего ты хочешь? – спросил он, его тон изменился.
– Твоей крови. Отдай ее добровольно, или я убью стаю на твоих глазах и все равно получу свое. – Я подняла голову и улыбнулась. – Тебе решать.
– Отлично. Я в твоем распоряжении. Моя кровь разорвет тебе голову.
Я хладнокровно улыбнулась.
– Вы действительно считаете, что я такая глупая? Что я не придумаю, как обойти дурацкий план Кадена на случай непредвиденных обстоятельств? Я не идиотка. Я попросила Камиллу наложить заклинание на водопровод. Помогает вымыть магию из крови таких тупиц, как ты.
Он поник, его кадык дернулся.
– Вот так. А теперь приступим.
Калеб перевел взгляд с тела сына на свою стаю, свою семью. Затем он сделал несколько шагов ко мне – все хищники в комнате двинулись одновременно с ним. Его глаза снова встретились с моими, и он закатал рукав свитера, обнажив руку. Он сжал кулак, вены на его руке наполнились кровью.
– Нет, спасибо. – Я покачала головой и ухмыльнулась: – Мне нужно что-то посерьезнее.
Он сглотнул, и я услышала, как забилось его сердце. Это было верной смертью для волка, живущего внутри него, но все же он повиновался и расстегнул воротник. Он наклонился, и я схватила его за волосы на затылке, вонзив клыки в обнаженное горло. Воспоминания мелькали в моем сознании, но я заострила внимание только на одном из них.
Я спешил по коридору, слыша гулкие шаги за своей спиной. Что мне ему сказать? Найти то, что он просил, было нереально. Все мои мысли улетучились, когда я открыл дверь своего кабинета. Тобиас стоял возле моего стола. Он держал в руке нож для вскрытия писем и внимательно изучал его взглядом.
– Серебро. Как мило.
Я сглотнул и закрыл дверь, оставив охранников в коридоре. Поправив галстук, я обошел большой стол из красного дерева с противоположной стороны, мельком взглянув на книгу о лунных фазах, которую листал Тобиас.
– Папка слева – это все, что мы смогли найти, – сказал я, кивнув в сторону бумаг.
Тобиас уставился на меня, сверкая малиновыми глазами,