Цитадели - Евгений Шалашов

— А может, надо было пар выпустить? Днем-то карлики не страшны. Да и не нашли бы мы их, — подначил Борис.

— Ну походили, поискали. Устали бы, как собаки, вернулись… Подготовить крепость к обороне мы бы уже не успели. Кто знает, когда они нападут — через месяц, или, сегодня ночью? Если свою крепость не укрепим — тьфу, тавтология, так надо в Цитадель драпать. А если драпать, так зачем мы пришли?

— Правильно, — одобрительно отозвался Борис, осматривая между тем ледник. — Ты вот что, господин комендант, скажи своим ребятишкам — пусть спать ложатся. Мы пока без них справимся. Да и самому бы тебе вздремнуть не мешало и руки перевязать. И не ели вы сегодня. Вот за это тебе выговор! Пусть конец света грядет, а народ свой ты обязан накормить! Понял, комендант? Только смотри, не обижайся на старика.

Обижаться на Бориса я не стал. Думал — поняли ли меня ребята? Мстить за Гнома или искать Андрея, изображая «Спасение рядового Райена», — глупо.

Когда поднялся наверх, увидел, что возчики и грузчики из Цитадели уже разгрузили все, что привезли, и принялись расставлять деревянные клети. Видимо — это и были межэтажные перекрытия. А двое мужиков колдовали над костром, пристраивая на нем котелки. Узрел еще, что вокруг одного из приезжих столпилась моя «гвардия». Завидев меня, заголосили:

— Олег Васильич, иди к нам! Здесь кормят!

— И наливают!

Последнюю фразу сказала Вика. Может же девочка быть такой ехидиной!

Мне выдали граненый стакан, наполовину наполненный водкой. Судя по блестевшим глазенкам подчиненных, они уже успели «принять» без разрешения комсостава. Ладно, не буду жлобиться. Молча наклонил голову и выпил.

Настя притащила чистую кружку и налила из термоса крепкий чай. Знал бы про такой чай, так и водки бы не надо.

— Покушай, Олег Васильевич, — сказал незнакомый мне «возчик», протягивая сложносоставной бутерброд, где здоровенный кусок хлеба с маслом, сыр и ветчина увенчивались кружочками помидоров.

Бутерброд был такой толщины, что не влезал в рот, поэтому пришлось обкусывать его по частям. Прожевав немного, спросил:

— А почему по отчеству?

— Так на ребят глядя, — улыбнулся тот, нарезая ветчину и шлепая Вику, пытавшуюся стащить кусочек, по ручонке: — С хлебом надо есть, дочка, с хлебом! — и снова обернулся ко мне: — Они всё — «Олег Васильевич да Олег Васильевич!»

— Лучше — Олег, — махнул я рукой.

В самом начале, когда Ярослав определил меня в здешнюю школу, меня коробило, когда ученики говорили мне «ты» и «Олег». Потом привык. Теперь вот, коробит от обращения по имени-отчеству.

— Меня Степаном зовут. Мы с тобой вместе с терендеями дрались.

— С кем, с кем? — переспросил я. — С берендеями?

— С терендеями, — ответил Степан, слегка удивившись вопросу. — Ну те самые, которых ты неандертальцами назвал.

— А почему — терендеи?

— Так пёс его знает, — пожал дядька плечами. — Мы их всю жизнь так зовем. Мне тебя Брясло показывал, вон, мол, новый парень, который месяц без еды в лесу просидел…

Вот уж точно, не помнил я дядьку. Хотя на зрительную память никогда не жаловался. А то, что тех «неандертальцев» называют здесь «терендеями», тоже не знал… Ворона я. Птица, с клювом… Так и не удосужился спросить — а с кем это мы воевали?

От раздумий отвлекла неугомонная Вика, которая, навострив ушки, слушала:

— А в книжке Олег Васильевич про бой почти ничего не писал! Так, немножечко. Это чтобы не пугать?

— Солнышко, — ответил я, продолжая жевать. — Ну книжка — это не жизнь. Да и опасно всю правду описывать. Был у меня рассказик, про дракона в болоте. Так один литературовед стал говорить — вот, мол, как автор понимает современную Россию: сравнивает ее с драконом, попавшим в болото. И, только объединенными усилиями народа можно этого самого дракона, сиречь Россию, вытянуть!

— Жалко мне писателей, — засмеялась Вика. — Они и не знают, чего там критики напридумывают. У нас, в универе, преподша вещала, что Булгаков в образе кота вывел самого Данте. Типа — Данте рассказывал про ад, а за это его наказали.

— Ну литературоведам тоже жить нужно, — резонно заметил я.

— Вот-вот, жить, — широко зевнула Елена. — Сюда бы их, критиков. Посмотрели бы сами — на домовых с русалками. Карлики с копьями. А если еще драконы летать начнут?

— Прилетят, накакают, а мы убирай! — «выдала» Вика очередной перл.

— Ладно, если покакают, а если съесть захотят? — давясь от хохота, спросил я.

— Драться будем! — воинственно заявил Антошка, заливая кипятком какой-то китайский стаканчик с вермишелью. Как он такую дрянь может есть?

— Или — сидеть в крепости, — внес дельное предложение Андрей, а потом добавил, смущенно пряча глаза под запылившимися стеклами очков: — Извините меня, Олег Васильевич.

У меня потеплело на душе. Улыбнувшись, я предложил:

— Только не «извините Олег Васильевич», а просто — «извини, Олег». Давайте-ка, братцы, как здесь принято — по имени и на «ты».

— Это трудно, — покачала головкой Вика. — Привычка нужна.

— Нужна, — согласился я. — Но привыкнуть можно.

— Тогда уж давайте так, Олег Васильевич, то есть Олег, — вдруг подала голос Елена. — Зовите, зови меня Леной, что ли. Или — Ленкой. Когда говорят — Елена, чувствую себя старой дурой.

— Учтем Лен, что ты — дура молодая! Такая, как я, — выдала Вика, вызвав очередной приступ хохота.

— Мы вот едим, смеемся, а Гном там убитый лежит, — вдруг резко выкрикнула молчавшая до сей поры Настя. — И с Андреем неизвестно что. Может быть, его уже тоже… Неужели, мы такие скоты бесчувственные?

Смех оборвался. Ребята опустили головы.

— Настя, — совершенно серьезно сказала Вика. — Ты же знаешь: и не скоты, и не бесчувственные. Просто мы очень устали. А ты… Выпей водки…

Лучше, чем сказала Виктория — не скажешь. А чего там говорить о смехе, как о нервной реакции на пережитый стресс? Это они и без меня знают.

— Если все поели, то слушайте приказ — всем спать!

— А вы, то есть ты? — спросила Лена. — Или капитану корабля спать не положено?

— Положено, — кивнул я. — На мостике остается целый адмирал.

— А кто у нас адмирал? — поинтересовалась Елена.

— Так вон же — самый старший, — кивнул я в сторону рабочих, рядом с которыми стоял Борис.

Кстати, удачная мысль. В Застеколье, на мой взгляд, не хватало некой иерархии. Военная демократия — это немножко не то. Ну а уж коль скоро я не могу навязывать свое мнение и волю всем, то можно придумать чины для моих ребятишек. Игра, разумеется, но в каждой игрушке есть свой резон. Наша башня (ну, крепость) — это почти что корабль. Я — капитан. Андрей «тянет» на первого помощника. Ну а когда выспимся и обустроимся, можно распределить и остальные роли. Вика с Антошкой станут юными мичманцами, а Ваське подойдет роль боцмана. Лене-Елене дадим должность штурмана. Настю вот только пока не придумал, кем обозвать. Хотя годится на пост командира абордажной команды. Команды пока нет, но будет. С этой мыслью я и отправился спать. Тем более что пока командир думы думал, команда успела вытащить спальники. Мы рухнули, не разбирая, кто с кем лежит и мгновенно отключились.

Мне снился замечательный сон — сижу в своей квартире, в собственном кабинете (которого у меня никогда не было!), и сосредоточенно расстреливаю из лазерной пушки бегающих по руинам крепости карликов. Они мечутся в разные стороны, но я настигаю этих злобных тварей и развеиваю по ветру… И тут совершил ошибку — не успел увернуться от огненного шарика. «Где аптечка!» — завопил я так, что напугал сам себя и проснулся.

— Олег, — тихонько будил меня Борис. — Машка медикаменты привезла. Куда складировать?

— Где? — тотчас же проснулся я.

— Медикаменты? — с невинным видом поинтересовался Борис.

— Тьфу ты, на кой мне медикаменты? Белка где?

— Да здесь я, здесь, — почувствовал я на плече ее руку. — Давай потише, детки спят!

Я посмотрел на «деток». Вика лежала поперек, вольготно забросив ноги на Ваську — бедняга уже полузадушено хрипел… Мне стало жалко парня. Попытался уложить Викторию вдоль и едва не получил от нее пяткой в нос.

— Удочерим? — шепотом спросила меня Машка, а потом ревниво уточнила: — Или у тебя на нее другие виды?

— Дура рыжая… — сонно отозвалась Вика.

Борис, давясь от хохота, схватил меня и обомлевшую Машку в охапку и утащил.

— Что у тебя с рукой? — сразу «наехала» моя подруга. — Давай-ка ее сюда.

Разматывая бинты, Машка одобрительно похмыкивала. Смазала ожоги какой-то дрянью, забинтовала по новой.

— Ну до свадьбы заживет. Только в следующий раз лезь в костер в рукавицах!

Вот она, дитя Застеколья! Ее любовник (или кто там я?) весь в ожогах, а она говорит об этом спокойно. Но, в общем-то, правильно.