Пол Сассман Исчезнувший оазис - Пол Сассман

Гиргис кивнул, как будто ждал такого ответа, извлек из кармана пачку влажных салфеток и медленно протер руки. Это было проделано в полной тишине — только мотыльки стучались в стекло да с улицы доносились гудки машин и грохот какой-то телеги. Минуту спустя Гиргис швырнул салфетку на пол и обратился к подручным. Один из охранников поднял лампу и прислонил к стулу, направляя свет в дальний угол помещения, где до самого потолка высилась гора полипропиленовых мешков. Рядом с ними виднелся промышленный агрегат, похожий на деревоизмельчитель, с раструбом в крышке и многочисленными кнопками-рычагами на передней панели. Гиргис подошел к нему, а коротышка-очкарик, как верный пес, затрусил следом. Флина и Фрею подвели туда же, уперев стволы в спину. Свободный охранник — тот, который двигал лампу, — спустился по лестнице и прокричал что-то вниз.

— Знаете, что это? — спросил Гиргис, похлопав по агрегату.

Флин и Фрея не отвечали и держались невозмутимо-вызывающе.

— Называется гранулятор, — ответил за них египтянин. — Обычное для этого района устройство. Как правило, их держат на первом этаже, а мы свой поставили здесь. Для особых случаев.

Он снова усмехнулся жуткой усмешкой рептилии.

— Сейчас я покажу, как он работает.

Гиргис сделал знак своему человеку. Тот достал пружинный нож, щелчком открыл его. Флин напрягся и шагнул вперед — загородить собой Фрею, однако нож, как вышло, предназначался не для них. Охранник подошел к груде мешков и полоснул по одному. Оттуда посыпались пустые пластиковые бутылки.

— Никаких особенных навыков или знаний здесь не требуется, — продолжал Гиргис, в очередной раз вытирая руки. — Детская забава. Причем буквально, так как чаще всего именно дети работают на таких вот машинах. Что сейчас продемонстрирует мой маленький помощник.

Сзади раздались шаги: охранник вернулся, ведя с собой маленького мальчика, чумазого и тощего, лет семи на вид, в балахоне с чужого плеча, скрывающем руки. Гиргис что-то шепнул мальчугану, тот кивнул, подошел к агрегату и нажал левой рукой красную кнопку, похожую на гриб. В недрах гранулятора что-то запершило, зарокотало, а через миг комната наполнилась оглушительным механическим ревом.

— В моем детстве не было таких штуковин, — крикнул Гиргис сквозь грохот. — С другой стороны, двадцать лет назад в них не было нужды. Это сейчас кругом столько пластика, что никуда не денешься. Заббалины всегда умели приноровиться к переменам.

Мальчик подошел к куче бутылок, одной рукой набрал дюжину в подол, после чего вернулся к гранулятору и стал скармливать ему бутылки одну за другой. Агрегат затрещал, зашипел и изверг на пол поток пластиковых кружочков размером с монету.

— Как видите, бутылки поступают туда целиком, а лезвия внутри машины их измельчают, — пояснил Гиргис, перекрикивая шум. — Образующееся сырье продают городским торговцам пластиком. Просто и выгодно.

Мальчик уже измельчил все бутылки и по сигналу босса снова нажал красную кнопку, выключив гранулятор.

— Просто и выгодно, — повторил египтянин. В установившейся тишине его голос прозвучал неожиданно громко. — Хотя, увы, не всегда безопасно.

Он кивнул мальчугану, и тот поднял правую руку. Рукав джеллабы соскользнул к плечу, открывая уродливую культю. От запястья до локтя по ней тянулись полосы свежих шрамов, словно ее обмакнули в розовую краску, Фрея ахнула, Флин покачал головой от жалости к ребенку и отвращения к тем, кто выставил его увечье напоказ.

— Рукава, знаете ли, цепляются за лезвия, — произнес Гиргис с лучезарной улыбкой, — и их затягивает внутрь, а ручки-пальчики калечит. Те, кого не успеют вовремя доставить в больницу, умирают от потери крови. Может, оно и к лучшему. Их будущее не особенно радужно.

Он дал пленникам время обдумать услышанное, а потом обратился к Фрее:

— Вы ведь занимаетесь скалолазанием, мисс Хэннен?

Фрея молча посмотрела на него, гадая, к чему он клонит.

— Боюсь, я не слишком разбираюсь в таких вещах, — продолжил египтянин, не переставая протирать руки. — В моем бизнесе это не очень востребовано. Однако буду рад узнать больше. Правда ли, например, что очень трудно подтягиваться на одной руке?

Флин подался вперед, стиснув зубы.

— Ее не впутывай! Не знаю, чего ты хочешь, но она тут ни при чем!

Гиргис зацокал языком.

— Еще как при чем, — сказал он. — Именно поэтому ее рука сейчас отправится в гранулятор, если ты не скажешь, где были сделаны фотографии.

— Да Боже мой! — взорвался Флин и махнул снимками перед Гиргисом. — Это же просто руины! Деревья и камни! Как, черт возьми, я должен сказать, где их сняли? Они могут быть где угодно!

— В таком случае будем надеяться — ради здоровья мисс Хэннен, — что ты назовешь мне точные координаты этого «где угодно». Я даю тебе двадцать минут: посмотришь фото, определишься с выводами. После этого…

Он ударил кулаком по пусковой кнопке гранулятора — все вокруг опять потонуло в грохоте, — а потом выключил.

— Двадцать минут, — повторил Гиргис. — Я жду внизу. Он отшвырнул салфетку и направился к лестнице в сопровождении своего растрепанного помощника, обходя что-то по пути — не иначе таракана.

— Ты убил мою сестру, — крикнула Фрея вдогонку. Гиргис остановился и, прищурясь, посмотрел на нее, словно не верил ушам.

— Ты убил мою сестру, — сказала она еще раз. — И я тебе отомщу.

После секундной паузы тот улыбнулся:

— Что ж, будем надеяться, профессор Броди нам скажет, где сделаны фотографии, иначе тебе придется мстить одной рукой.

Он кивнул и ушел вниз по ступенькам.

Каир, Бутнея

Именно мать научила близнецов готовить баранье торли: счастливчики, коим довелось его пробовать, единогласно признали рецепт лучшим в Каире, если не в целом Египте. Секрет заключался в том, что барашка предварительно вымачивали в каркаде, и чем дольше, тем лучше, в идеале — целый день. Густой красный отвар не только делал мясо нежнее, но и придавал ему легкую сладость, которая вдобавок улучшала вкус остальных ингредиентов блюда — лука, картофеля, бобов и горошка.

— Сначала барашка купаем, — напевала им матушка в детстве, обмакивая мясо в красный маринад, — потом укладываем спать в духовку, и он готов…

— …Прыгнуть к нам в рот! — хором подхватывали близнецы, хлопая себя по животам, а мать заливалась хохотом и прижимала их к груди.

— Медвежатки мои! — квохтала она. — Вы мои разбойники!

Сегодня, со всей этой суетой ради Гиргиса — то в пустыню слетай, то по Каиру побегай, — даже мясо толком было некогда замочить, так что они просто подержали его в каркаде, пока резали овощи, а после сгрузили все в глиняный горшок и поставили тушиться.

Близнецы готовили для матери дважды в неделю или чаще, если могли вырваться к ней в Бутнею, где выросли. Она жила все в той же тесной двухкомнатной развалюхе за мечетью Аль-Азхар, среди змеиного клубка переулков, и съезжать не хотела, как ее ни уговаривали. Сыновья привозили ей деньги и кое-что из обстановки, вроде просторной кровати, широкоэкранного телевизора и плейера для видеодисков; соседи присматривали, так что жила она неплохо. И все же близнецы волновались. Годы побоев аль-Тейябана, иначе Змея, которого они не желали называть отцом, не прошли для нее даром, и хотя Змей уже давно исчез (после того, как они избили его в месиво), здоровье матери было уже не вернуть. В глубине души они понимали, что ей осталось немного, но не хотели признать этого и не обсуждали между собой. Это было чересчур тяжело. Омм была всем для них. Всем.

Наконец торли запеклось, и они вытащили горшок из духовки. По кухне поплыл восхитительный, густой аромат тушеной баранины с мятной ноткой (мята тоже была матушкиным секретом). Горшок отнесли в гостиную и поставили на пол, а сами уселись вокруг, скрестив ноги, и стали раскладывать мясо. Старуха суетливо облизывала ложку, шамкая беззубым ртом.

— Медвежатки мои! — кряхтела она. — Как вы балуете свою матушку! Обещайте, что в следующий раздадите мне готовить самой.

— Хорошо, — ответили близнецы и подмигнули друг другу, зная, что Омм просто лукавит. На самом деле ей нравилось, когда ее опекали и холили. Впрочем, она достаточно ради них настрадалась, так что пусть отдохнет. Лучше матери в мире нет, это точно.

Они разговорились за едой — то есть говорила в основном мать. Сообщала сыновьям последние местные слухи и новости: госпожа Гузми обзавелась очередным внуком, бедному старику Фариду удалили второе яичко, а Атталас только что купила новую плиту («Вы не поверите — шесть конфорок! Шесть! Да еще и противень в подарок!»). О работе мать не спрашивала, а они не спешили ее просвещать. Пусть верит, что их дела — связи с общественностью. Зачем расстраиваться? Вдобавок не век же им работать на Гиргиса. Они и так уже скопили достаточно, чтобы осуществить мечту — открыть торговую палатку на территории Каирского международного стадиона, продавать таамию, фатир и, конечно же, знаменитое матушкино торли. Еще немного — и Гиргис (редкий урод, по их обоюдному мнению) останется в прошлом.