Капля чужой вины - Геннадий Геннадьевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сара ушла в лес, а я и Горбаш пришли в село и ужаснулись. Мой брат зачитал построенным вдоль рва мужчинам-евреям манифест ОУН и объявил, что все евреи являются врагами украинского государства, и примером тому служит убийство Петлюры, совершенное пятнадцать лет назад. Дружинники вскинули винтовки и перестреляли всех мужчин и парней. Детей перебили прикладами. Младенцев побросали в ров живыми и велели полякам закопать его. В живых оставили только молодых женщин, девушек и девочек. Их согнали в школу, развели по классам и стали насиловать. В этот день я возненавидел своих односельчан, которые расправлялись с евреями, грабили оставшееся после них имущество. Мужики, мои соседи, не стесняясь жен, пошли в школу насиловать бывших односельчанок, с которыми еще пару дней назад здоровались где-нибудь у магазина.
Пока я в прострации бродил по селу, смотрел, как из домов евреев выносят имущество, ловят их кур, рвут на части какие-то книги, Горбаш нашел моего брата и сказал, что одна еврейка спряталась в лесу и он может показать, где именно. Брат понял, о ком идет речь, и послал за ней двух дружинников. Я увидел их уже около школы. Первым шел Горбаш, за ним – Сара, а по бокам – вооруженные мужчины. Горбаш подошел ко мне и говорит: «Иди попрощайся с любимой! Скоро от нее ничего не останется». Я бросился на него, началась драка. Мужики разняли нас, надавали тумаков и отправили подальше от школы. Я, как заколдованный, вернулся и спрятался в кустах. Вопли истязуемых женщин раздавались из открытых окон до самой ночи, но голоса Сары я не слышал.
С наступлением темноты я вернулся домой, лег спать. Утром пришел пьяный брат: он перепутал дом своих родителей и наш. Брат заставил отца выпить с ним самогонки, отправил мать во двор и стал уговаривать отца пойти поразвлечься, пока есть с кем. Отец стал отнекиваться, говорил, что он не сможет ничего с женщиной сделать, если она кричит и сопротивляется. Микола засмеялся и рассказал, что у него есть препарат, который обездвиживает человека. Этот препарат он украл в лаборатории, когда части НКВД спешно покинули Львов. Брат достал металлическую коробочку, похожую на портсигар. Вынул несессер со шприцом и иглами. Говорит: «Шприц можно не кипятить. Бабам в школе уже никакая зараза не страшна».
За бессонную пьяную ночь Микола ослабел и завалился спать. Отец ушел на улицу. Я вытащил у брата коробочку с препаратом и спрятал под сараем. В тот момент я почему-то был уверен, что не слышал голоса Сары именно из-за этого препарата.
В обед Микола проснулся, опохмелился и пошел в школу. Вернулся злой, как черт. Оказывается, утром Сара сбежала. Про коробочку с препаратом он даже не вспомнил, наверное, решил, что потерял ее пьяный. Дружинники по его приказу прочесали лес в поисках Сары, но никого не нашли. На другой день оставшихся евреек снова насиловали, вечером вывели ко рву и расстреляли. Закапывали ров снова поляки. Потом я узнал, что «Дни Петлюры» проходили по всей Галиции. Говорили, что у нас в райцентре казнили больше четырех тысяч евреев. Поляков, живших в нашем селе, истребили где-то через месяц, по той же схеме, с изнасилованием женщин и девочек.
После «Дней Петлюры» я впал в депрессию, целыми днями слонялся по селу, ничего не делал, потом отошел и стал жить, как все. Стресс, который я пережил, дал о себе знать позже. Годам к восемнадцати я почувствовал, что мужская сила во мне чуть теплится. Мои сверстники похвалялись победами на любовном фронте, а я, даже когда оказывался с женщиной в одной кровати, сделать с ней ничего не мог. Со временем потенция восстановилась, но к сорока годам снова угасла.
После войны я работал на стройках по восстановлению народного хозяйства, служил в армии, остался на сверхсрочную службу. Фамилию изменил на Прохоренков, имя мне поменяли в военкомате. Брата своего не видел с 1943 года. Где он и что с ним, я не знаю. Сару после ее побега не видел. О ее судьбе мне ничего не известно. Горбаш уехал из нашего села в августе 1941 года.
Вновь я его встретил год назад, на пустыре у хлебозавода. Он меня не узнал. Кто его убил и за что, я не знаю. О себе могу дополнить следующее: я всю жизнь стеснялся своей вялой потенции. Отношения с женщинами у меня не складывались. В конце 1950-х годов я сошелся с женщиной, которую не любил, но устраивал ее как мужчина. У нас родилось двое детей. В 1976 году я вышел на пенсию, материальное положение ухудшилось, и жена развелась со мной. Почти все совместное имущество досталось ей. Из Красноярского края я приехал сюда, подальше от бывшей супруги, купил домик по бросовой цене и вскоре узнал, что неизлечимо болен. Вот, пожалуй, и все.
– Ампулы? – напомнил я.
– Поступив на сверхсрочную службу, я поехал в родное село на побывку, нашел коробочку и увез с собой. Зачем я ее столько лет хранил, объяснить не могу. Наверное, предчувствовал, что пригодится. Она закопана внутри дома рядом с окном.
Прохоренков объяснил, как найти коробочку.
– Жучка похорони в конце огорода. Если земля будет мерзлая, отогрей ее углем или дровами. На костер можешь пустить любые доски, хоть весь дом разбери. Мне уже в нем не жить.
Старик закрыл глаза, показывая, что беседа закончена. Санитарка хотела уйти, но я вернул ее на место и продолжил опрос:
– Сейчас, оглядываясь назад, как вы думаете, зачем Горбаш выдал девушку? Приревновал к вам или решил выслужиться перед новой властью?
– Кто его знает! Наверное, все вместе. В «Дни Петлюры» у моих односельчан наступило какое-то помешательство. Мужики разом озверели, а уж когда самогонки выпили, вообще человеческий облик потеряли. Прошло несколько дней, и все успокоились, словно никто не истязал бедных евреек
