Девятый император - Андрей Львович Астахов

- Чего же так?

- Слава у нас дурная, Хейдин, - улыбнулась Липка, но глаза ее остались печальными. – Мамка моя людей травами лечила, вот и болтали про нее, что она ведьма, с чертом знается. Лечиться к ней ходили, а потом про нее же гадости говорили. Был один человек, хотел на мамке жениться.

- Что ж не женился?

- Не успел. Свадьбу на вресень* назначили, а в серпень**, аккурат после Ильина дня, к нам в село суздальские разбойники нагрянули. Они-то мамку и снасильничали, - Липка помолчала.- Когда мамка меня родила, стали говорить, что я от тех насильников родилась, безотцовщина словом. Только я отца своего знаю. Мамка мне про него сказала. Мой отец – Феодор Угличанин, в Новгороде книжный человек. Он ведь потом к мамке сватов засылал, да только она отказала. Я теперь, сказала, срамом помечена, не хочу, чтобы грех мой на тебя пал. Не хочу, сказала, чтобы мужа моего попрекали, что меня после псов тех блудливых из жалости в дом свой взял. Так и прожила шестнадцать лет одна.

- Мне очень жаль, - Хейдин положил ладонь на руку девушки. – Твоя мама была гордым человеком. Такие и среди знатных людей редкость. Мне приходилось встречать принцев, которые были бы недостойны прислуживать твоей матери за столом.

- Правда твоя, гордая она была, - Липка вздохнула. – Еще меду-то налить?

- Нет, - улыбнулся Хейдин. – Лучше посиди, поговори со мной.

- Это можно, - щеки девушки порозовели. – О чем же говорить-то?

- О тебе. Жених у тебя есть?

- Нет. Порченая я. Сказала же, безотцовщина, на такой добрые родители сына не женят. И мамка у меня ворожея была. Дочь ворожейки – сама ворожейка, так люди говорят. А так-то есть один парень. Ходит за мной, вздыхает. Только молодой он шибко, мне не ровня.

- Так и ты не старая. Совсем девочка.

- У нас на селе знаешь, как говорят? Девка должна до двадцати лет замуж выйти. Коль не выйдет, значит, перестарок, не нужна никому. Мне уже двадцать один.

- Клянусь пряжей Атты, прямо дряхлая старуха! А этому парню сколько?

- Семнадцать всего. Он с моим Заряткой дружит.

- Ну и славно. Четыре года – это разве разница?

- Да ну его! Молодой он, глупый, - тут Липка внимательно посмотрела на Хейдина, - Мне бы человек постарше подошел. Чтобы добрый был, ласковый, умный.

Хейдина бросило в жар. Глаза девушки не лгали. Она смотрела на него с таким ожиданием, с такой надеждой, а он не знал, что ей ответить. Сказать ей, что она для него очень молода? Что он всего лишь бездомный нищий старый солдат, силой магии занесенный в ее мир? Или сказать ей, как она хороша? Она ждет ответа, и от того, что он сейчас скажет, зависит очень многое – может быть, вся его дальнейшая жизнь.

Лай собаки на дворе избавил Хейдина от необходимости отвечать Липке. Девушка же, вздрогнув, подбежала к окошку, затянутому бычьим пузырем.

* Вресень – сентябрь

** Серпень – август

- Сейчас я, - сказала она, набрасывая на голову платок.

Хейдин понял, что пришел кто-то чужой. Видимо, слух о таинственном госте Липки уже разнесся по деревне. На всякий случай Хейдин положил на лавку рядом с собой Блеск. Убивать он никого не собирался, но вот попугать при надобности мог бы. Местные жители – всего лишь крестьяне. Как и все профессиональные воины, Хейдин относился к земледельцам с презрением и не видел в том ничего зазорного. Так что если наглое мужичье начнет к нему приставать с расспросами…

За дверью затопали, громкий мужской голос что-то пророкотал – Хейдин не понял ни единого слова, - затем вошли сразу двое; приземистый круглолицый толстяк в хорошей овчинной шубе и постный носатый человек в облезлом тулупе, мгновенно наполнив горницу козлиным духом, ядреным до слезоточения. Следом за странной парой вошла Липка. Особой радости на ее лице не читалось.

- Здравствуй, мил человек! – Носатый отвесил Хейдину церемонный поклон; толстяк, помешкав немного, сделал то же самое. – Бог с тобой.

Толстяк уставился на Хейдина маленькими белесыми глазками, вцепился пухлыми пальцами в бороду – верно, не знал, как начать беседу. Носатый оказался пообщительнее.

- Что, хозяйка, не сажаешь нас за стол обеденный, медом али брагой не потчуешь? – сказал он Липке. – С мороза мы, согреться нам надобно.

- Садитесь, дяденьки, - сказала Липка довольно равнодушным тоном, - Садитесь, угощайтесь, чем Бог послал.

- Гостю твоему не в обиду ли будет наше обчество? – осведомился носатый. – Чаю, человек он приезжий, может, устал с дороги.

- Хозяйка пригласила, так садитесь, - ответил за Липку Хейдин, - И назваться не мешало бы, а то не знаю, с кем за одним столом честь имею сидеть.

- Не серчай, чужестранец, - носатый уловил в голосе Хейдина властные ноты, сразу перешел на заискивающий тон. – Прости нас, темных да худородных. Мы-то живем в глуши нашей по-простому, по обычаю дедов и прадедов наших. Назваться и в самом деле не мешает. Люди кличут меня Додолем, а спутник мой – староста наш сельский, Дорош Иванкович. А тебя как величать, человече?

- Олекса, - вдруг сказала Липка из-за спины старосты. – Дядька это мой по отцу, Олекса Бориславич. Из Новгорода он ехал, да остановился у меня.

Умница девка, подумал Хейдин. Лица у гостей сразу приобрели более доброжелательное выражение. Хейдин благодарно улыбнулся Липке

- Ну, вот и представились, - сказал он. – С чем пришли, любезные? Говорите.

- А с тем и пришли, чтобы зна-знакомство свести, - ответил староста Дорош, сильно заикаясь. – Говорили о т-тебе по селу, вот и с-стало нам лю-любопытно…

- Ну и что? – Хейдин с вызовом посмотрел на старосту. – И что же по селу обо мне говорили?

- Ты не серчай, мил человек, - заговорил Додоль, - времена ноне сам знаешь какие. Тут тени своей скоро пужаться начнешь. А бабы, они иной раз такого наболтают, что прям страсть! Сказывали, в лесу тебя Липка нашла-то.

- Н-ночью, - добавил староста.

- Липка, налей меду гостям, - велел Хейдин, заметив, что девушка нервничает.