Когда цветут камни - Иван Падерин

— Сержант Кедрин! — послышался голос командира отряда майора Бусаргина, остановившегося у входа. — Чем вы занимаетесь?

Кедрин выскочил из блиндажа и доложил:

— Благоустройством жилья, товарищ гвардии майор.

— Это еще что за благоустройство?

Командиру отряда было не до солдатского блиндажа: получен сигнал «Внимание!» — значит, жди боевого приказа. И все-таки он зашел в блиндаж.

Остроглазый, подвижный, в прошлом известный в Воронеже центр нападения городской футбольной команды и отличный токарь по металлу, Николай Бусаргин пользовался в полку вполне заслуженным авторитетом. Между собой солдаты называли его «моряком». В полк он пришел в сентябре сорок второго года с группой морских пехотинцев, участников обороны Севастополя.

Войдя в блиндаж, Бусаргин, посмотрел на искусно сплетенную сетку кровати, затем сочувственно вздохнул, как бы говоря: «Дивлюсь я твоему умению, Кедрин, и жалко мне губить такое рукоделие, но вынужден я сделать вот что…» И он выдернул колышек. Кровать сразу обезобразилась.

— Вот так. Иначе тебя не оторвешь от этого дела.

— Товарищ гвардии майор, вот наш комсорг в штабе армии был, и по всему видно — жить нам тут еще не день, не два, — сказал Кедрин, потрясенный самоуправством Бусаргина.

— Экий стратег: «Не день, не два!..» Почему не готовы рупоры? Почему не пришиты к ремням дополнительные петли для гранат? Где у вас запасные жгуты для карманных лестниц?

— Все будет сделано, как приказано, товарищ гвардии майор!

— Когда?

— Сегодня к вечеру, не позже.

— Уже опоздал. Вот так. — И Бусаргин, не сказав больше ни слова, ушел.

Кедрин удивленно посмотрел ему в спину, сдвинув каску на лоб, и, повернувшись к Лене, сказал растерянно:

— У нас, в десантных войсках, бывало…

Леня ждал, что он бросит вслед командиру отряда какое-нибудь злое слово, но Кедрин лишь с сожалением посмотрел на свои руки: вот, дескать, зуд вас донимает, охота прутья гнуть, полезные вещи для мирной жизни мастерить, а еще не пришло время, еще война идет, потерпите.

И неожиданно ополчился сам на себя:

— За невыполнение приказания командира дали бы мне на всю катушку — суток десять, не меньше. Как ты думаешь, комсорг, крепко он рассердился на меня или только так, для начала перед разгоном? Мотор-то ведь всегда при включении вспышку дает.

— Не знаю, — ответил Леня. — Через несколько часов, видно, будем прощаться с этими блиндажами…

— Верно говоришь, — согласился Кедрин, — и давай-ка, пока не сыграли подъем, закончим хоть одну карманную лестницу. Может, и рупоры успеем склепать. Тоже нужная штука. Я уже сорок слов немецких заучил… Тот пленный немец, что у разведчиков прижился, гут, гут, говорит, сержант. Значит, хорошо по-немецки балакаю…

И друзья в первую очередь начали мастерить то, что потребуется в бою.

Обогнув замаскированные у подножия высоты огневые позиции тяжелых минометов, Василий направился к явочному оврагу, но, сделав несколько шагов, остановился. На плацдарме началось оживление, и он не мог понять, чем это вызвано. У него не было никаких новых сведений, кроме копии полученного вчера из штаба дивизии приказа о дополнительных работах по совершенствованию обороны переднего края.

Он торопился, размышляя: «Можно еще доложить Скворцу, что сегодня утром поставил на довольствие двадцать шесть человек, прибывших из госпиталя. Но это все мелочи. Такой доклад Скворец расценит как отказ от выполнения задания, и тогда едва ли выйдешь живым из явочного оврага. Нет, надо побывать в штабе полка, у Максима. Ему-то, конечно, известно, что за причины такого оживления на плацдарме. Там же, кстати, поговорю с комсоргом Движенко — узнаю, о чем говорил на совещании Бугрин. И тогда будет видно…».

В штабном блиндаже Василий застал и Максима, и начальника штаба, и знакомых писарей, которые всегда доверчиво делились с ним всем, что им было известно… Сейчас писаря были заняты по горло — шуршали картами, торопливо готовили какие-то бумаги. Даже Максим, всегда выдержанный и медлительный молчун, то и дело поглядывал на часы, разговаривая о чем-то с начальником штаба. Штабные офицеры, видя, что он поглядывает на часы, строгими взглядами поторапливали писарей: не отвлекайтесь, не теряйте зря времени: видите, командир полка ждет…

Стукнув каблуками, Василий обратился к начальнику штаба:

— Товарищ гвардии майор, походные кухни в полном порядке. Когда прикажете распределить их по отрядам? Пожалуй, пора…

— Не спешите. По ходу дела будет видно.

— Ты все куда-то спешишь, Василь, — упрекнул его Максим, давая понять: не отвлекай начальника штаба своими кухнями от главного дела, помолчи.

— Я не спешу, но и отставать не хочу. Немножко разбираюсь, что к чему.

— Ну вот и хорошо.

Василию показалось, что Максим сознательно оттирает его от начальника штаба. Дескать, если ты не глупый и сам догадался, что к чему, то помалкивай и других не втягивай в такой разговор. А спросить открыто нельзя. Еще подумают: брат командира полка — и ничего не знает: значит, командир ему не доверяет…

В блиндаже появился Верба. Это он, Верба, предложил Василию, что в начале активных боевых действий представится возможность перевести его на строевую или даже на должность адъютанта. От должности адъютанта Василий отказался заранее, мотивируя это тем, что состоять адъютантом родного брата неудобно, люди могут истолковать это не в пользу командира полка.

Недавно старшина Борковин из первого штурмового отряда назвал Василия тыловой крысой. Это быстро долетело до слуха Вербы, и тот на другой же день на совещании старшин полка крепко отчитал Борковина, сказав, что партизаны не меньше имеют заслуг перед Родиной, чем некоторые ветераны полка.

С тех пор Василий стал смотреть на Вербу как на друга, хотя в душе побаивался его — политработник…

Сейчас Верба появился в штабе очень кстати.

— Товарищ подполковник, в тыловых подразделениях уже два дня не было политинформации. Назревают такие события, а наши люди ничего не знают…

И опять помешал Максим:

— Борис Петрович, я собираю командиров отрядов на КП в двенадцать ноль-ноль…

«Кажется, он сегодня решил обрывать меня на каждом слове и вот-вот выдворит из блиндажа, — подумал Василий. — Впрочем, нет: сам уходит, предупредив замполита, что будет ждать его на командном пункте».

— Хорошо, я буду там, — ответил Верба и повернулся к Василию: — Проводить политинформации в эти дни будет у вас комсорг Движенко. Вот он. Товарищ Движенко, сегодня же надо поговорить с людьми тыловых подразделений…

— Слушаюсь.

Движенко и Василий отошли в сторонку.

Слово за слово, и Василию стало ясно, что сегодня будет проведена разведка боем. Движенко даже назвал роту соседнего полка, которая будет проводить разведку боем на правом фланге дивизии. Оказался он откровенным и доверчивым парнем.

Василий, не показывая вида, что обрадован, вышел из штабного блиндажа. Теперь ему есть что доложить Скворцу… Впрочем, его тут же начали терзать сомнения: «Разве это секретные данные, если они известны комсоргу полка? Может, Движенко перехитрил меня и рассказал далеко не все, что говорил Бугрин? Но вид у Движенко был такой, что он ничего не хочет утаить. Ценны ли для Скворца эти сведения? А вдруг и они не удовлетворят его?..»

Василий разволновался, пробираясь в явочный овраг. По спине прошел озноб, где-то возле ключицы бился пульс, бился в той самой точке, в которую целят опытные разведчики, пуская в ход нож. Этот прием показывали Василию в школе разведчиков. Вот в эту точку и может ударить его Скворец…

Куст. Поворот. Еще куст. Затем обвалившийся берег и глубокая узкая щель, закиданная сверху ветками. Василий три раза щелкнул языком. Это условный знак.

Тишина.

Подождав, он еще раз подал сигнал.

Снова тишина.

«Неужели пришел раньше срока? Нет, уже одиннадцать тридцать. В чем же дело?»

Приглядевшись к темному углу, Василий заметил поблескивающую подковку сапога. «Спит?» Василий наклонился. «Нет, он убит!.. Убит еще вчера. Уже посинел. У скорпионов и осьминогов кровь синяя, — мысли Василия бежали лихорадочно. — Может, он еще жив? Нет, мертв. По лицу ползают черные с желтыми гузками жучки. Убит опытной рукой — ударом в левое плечо возле ключицы. Бил свой, это тот, второй капитан из «резерва», что проходил вчера со Скворцом в блиндаж. Но почему он оставил рацию? Ее надо уничтожить. Видно, тот не успел. Кто-нибудь помешал. А документы? В них может оказаться моя фамилия».

Василий принялся обыскивать труп. Тщательно ощупал карманы, складки обмундирования, распорол сапоги, но ничего, кроме офицерского удостоверения Скворца не нашел. Шифры, планы и другие документы группы захватил с собой тот, кто убил.