Мушкетёр Её Высочества - Саша Суздаль

Проснувшись поутру, и ещё не успев умыться, сёстры принимали в гости Тимоху, который заявился с утра, притащив мешок картошки и половину мешка овса.

— Зачем нам овёс? У нас нет лошадей, — растерялась Даша, а более практичная Вера зашипела на неё: — Молчи, дура, потом поменяем на что-нибудь нужное.

Вера сразу же расспросила Тимоху о Семёне, но тот огорчённо сказал, что Митрофаныч очень занят и ему недосуг разбираться с пленником, который сидит в Бульварном полицейском участке. Вера огорчилась, но решила сама посетить «Митрофаныча» и попросить отпустить Семёна.

Покопавшись в буфете, они нашли чай в железной банке, остатки сахара и полбутылки какой-то спиртовой настойки, применяемой тётей для растирания, но с благодарностью употреблённую Тимохой. Пока пили чай, Вера не поленилась и написала письмо матушке-игуменье в монастырь:

«Уважаемая матушка Александра!

Вспоминание о вас укрепляет нашу веру и душу в столь тяжёлое и жестокое время, и мы молимся о вашем здравии, дабы вы сеяли добрые семена веры в заблудшие души. Надеемся, что вы не отвергнете подателей сего письма, так же, как вы не оттолкнули нас.

Послушницы Вера и Даша».

Когда Вера громко прочитала письмо, они с Дашей прослезились, а Тимоха спрятал письмо за пазуху, как самое большое сокровище. Письмо дошло до адресата, правда, не с сёстрами Тимохи, но игуменья, вспоминая лица сестёр Хоменковских, тоже прослезилась, но вскоре, помолившись, взяла себя в руки.

Не успели они проводить Тимоху, как заявился молодой человек лет тридцати, весь лощеный, в твидовом пальто и шляпе, из-под которой сверкали чёрные раскосые глаза. За ним шли два лоботряса, увешанные пистолетами и саблями, которые несли две корзинки, прикрытые большими белыми салфетками.

— Простите за неожиданный визит, — сказал молодой человек, и Даша сразу узнала голос ночного гостя. Сопровождающие Миши оставили корзинки и скрылись, ничего не сказав, а молодой человек продолжил:

— Я извиняюсь, что покинул вас ночью, не попрощавшись, но тому есть веские причины.

Они снова попили чаю, к тому же Миша был так заразительно весел, что сёстры, слушая его, напрочь в него влюбились. Когда он, к обеду, собирался уже идти, Вера осмелилась сообщить Мише о своём Семёне, рассказав об его аресте и молодой человек, приподняв шляпу, сказал, прощаясь:

—Завтра с утра приходите к Бульварному полицейскому участку, возможно, что-нибудь удастся сделать.

Когда Миша ушёл, они открыли корзинки и замерли: в последнее время деликатесами жизнь их не баловала. Усевшись прямо возле корзинок, они наелись до отвала. А потом среди бела дня улеглись на большую кровать в спальне, укрывшись пуховым одеялом. И проспали до следующего утра.

— О каких глазах вы говорите, Ламбре? — спросил начальник бюро Броннер.

— О глазах «той» Шанталь, — сказал Ламбре, делая ударение на слове «той», — у неё они голубые.

— Вас надули, Ламбре, — сказал Мурик, — вы отдали перстень какой-то загримированной особе.

— Я ничего не отдавал! — отчаянно воскликнул Ламбре.

— Милая Шанталь, я хотел бы сравнить ваши пальчики с той особой, которая наследила на кружке, чтобы снять с вас все обвинения, — галантно предложил Броннер, удерживая пальцами кружку и подставляя вторую руку Шанталь.

— С удовольствием, мсье Максимилиан, — злорадно сказала Шанталь, взявшись за руку Броннера, и добавила, окинув взглядом смущённого Ламбре: — Тем более что здесь мне делать нечего.

— Ты не виноват, Ламбре, — пожалел помощника Мурик, — особа, которая тебя провела, очень опытная. Будучи на твоём месте, я не уверен, что справился бы с ситуацией.

— Спасибо вам, мсье Михаил, — поблагодарил Гильберт, больше переживая за то, что его, кажется, покинула подруга. Броннер лично спустился с Шанталь в лабораторию и сканировал её пальчики. Как он и думал, отпечатки не совпадали. Он уже собирался уйти, прочитав отчет, но лаборант ему напомнил, что отпечатки, пусть и не похожи, но принадлежат брату или сестре подозреваемой. «Подозреваемая», которая стояла рядом и всё слышала, насупилась, а Броннер сразу же спросил:

— У вас есть брат или сестра?

Шанталь задумалась, что дало повод Броннеру ей сообщить:

— Пройдёмте в кабинет Мурика и поговорим.

— Я спешу и мне нужно идти, — заявила Шанталь, вырываясь.

— Позвольте вам не позволить, — пошутил Броннер и, взяв Шанталь за локоть, повел её в кабинет. Крепко схвачена, Шанталь не пыталась вырываться, чтобы не причинять себе боль, и обречённо следовала рядом с Броннером. Зайдя в кабинет Мурика, Броннер сказал ему:

— Приготовь расплавленный свинец, нам нужно допросить подозреваемую.

— Шанталь, так это сделала ты? — удивился Ламбре, увидев свою возлюбленную, которую Броннер пристегивал наручниками к стулу.

— Ламбре, помоги, — приказал ему Броннер и Ламбре принялся помогать шефу, пытаясь расстегнуть наручники на руках Шанталь.

— Не бойся, я с тобой, — прошептал ей Ламбре и незаметно чмокнул в волосы.

— Ламбре, сторожите её, а мы со старшим коронером обменяемся мнением, — сказал Броннер, кивая Мурику.

— Он же её опустит, — сказал Мурик, когда они вышли в коридор.

— Так и нужно, — ответил Броннер и побежал по коридору, бросив Мурику:

— Бегом в мой кабинет.

Вбежав в кабинет, Броннер выдвинул ящик стола и вытянул кап, который поставил на столе. В воздухе возникло изображение кабинета Мурика и полупрозрачное тело Шанталь в кресле, а возле неё Ламбре. Мурик никогда не видел, чтобы кап так работал, но понял, что начальник оставил свой кап, вероятно, в кармане Шанталь.

— Ты, правда, украла перстень? — спросил Ламбре.

— Гильберт, не дури, освободи меня от стула, и поговорим в другом месте.

— Я хочу знать правду! — заупрямился Ламбре.

— Хорошо, я тебе скажу, — дернулась на стуле Шанталь, — клянусь Богом, я не брала этот дурацкий перстень. Я, даже, не знаю, как он выглядит.

Ламбре расстегнул наручники Шанталь и сказал:

— Возможно, что меня выгонят с работы, но я пойду с тобой.

— Я тебя люблю, — сказала Шанталь, целуя Ламбре, и забрала у него ключик от наручников. Потом защёлкнула наручник на руке любимого, объяснив:

— Чтобы не возникло подозрения!

Пристёгнутый к трубе отопления, Ламбре дёрнулся, но Шанталь оказалась уже возле двери.

— Пока, любимый, — сказала Шанталь, посылая Ламбре воздушный поцелуй.

Броннер в своём кабинете потирал руки от возбуждения. В таких случаях они у него потели.

На следующее утро, в четверг, двенадцатого декабря, первой проснулась Вера, так как ей не терпелось увидеть своего любимого и ненаглядного Семёна. Она растормошила Дашу и крикнула ей на ухо: