Полярная фактория - В. Козлов

Кроме этих лиц, составляющих ядро совета, имеется еще кандидат в члены — Ермини Яунгат. Это тот самый, что спас экспедицию Чибрикова.

КОНЕЦ ПОЛЯРНОЙ НОЧИ

Наша жизнь фактории улеглась в естественные рамки и течет без сюрпризов и неожиданностей.

Днем все заняты своей работой. Ларионов снимает допросы с Аксенова, свидетелей, которыми вызваны все сотрудники.

Вася копается во дворе с дровами, водой, углем. Раскапывает тоннели в ночных заносах.

Пепеляев больше в складе. У него теперь на руках все товары.

Я пишу ведомости приемки и сдачи, осматриваю больных, Удегов торгует. Туземцы приезжают ежедневно, торговля идет своим чередом, но хлеба нет и это вызывает ропот и недовольство.

Женщины стряпают.

В хате тесно. Теперь в одну половину дома переселилось все население фактории: 10 человек коллектива и 4 гостя из Нового порта.

Кроме того, в хате же держим собак: Роберт, Серый, Барбос, Маяк и Сонька с 7-ю щенками.

Воздух — хоть топор вешай.

Вечера длинные, скучные. Я как-то вызвался почитать вслух, но попытка не имела успеха. Внимательных слушателей я не нашел. Достиг лишь того, что в этот вечер все заснули раньше обыкновенного.

Тогда мы, мужчины, перешли на преферанс.

Когда нет преферанса, я сижу ночью над очерками. Хочется сделать их прежде всего фактически точными. Факты, факты, об’ективные беспристрастные факты и их пояснение — вот что составит ценность такой книжки, как моя. Дать жизнь оторванной фактории, как она есть, без прикрас.

Приблизительно те же условия и на других факториях и на заимках, на оторванных рыбных промыслах. Местами даже суровее.

Важно, кто составляет коллектив, какие люди составляют семью. В зависимости от характера, уживчивости и сознательности членов такого случайно и без всякой системы собранного коллектива, складывается его быт.

Время идет.

Повседневная работа делает дни незаметными.

Вот уже наступает конец полярной ночи. Вчера, 25 января, впервые после двухмесячного перерыва мы увидели солнце. Не солнце, собственно, а его лучи из-за края горизонта на румбе SW. Значит, пережили еще один этап — темную зиму.

Дальше пойдет легче и разнообразнее. Теперь дни начнут сказочно увеличиваться. Удегов уверяет, что в апреле уже наступит беспрерывный день и солнце ни днем ни ночью не сойдет с неба.

У туземцев идет оживленный лов песца. Бывают дни, когда они привозят по 20—30 штук, однажды доставили за день 63 штуки!

Однако сорт не высок. Все больше недопески — молодые полущенки, с неважной остью, мало пушистые. Они совершенно не похожи на те великолепные экземпляры, которые привозили кулаки из своих неприкосновенных запасов. Старый, пышный и дорогой зверь осторожен и в капкан зря не лезет. Его трудно добыть. Он попадает один из сотни и реже.

Туземцы приезжают на факторию ежедневно.

Песцовая западня.

Изредка привозят росомаху. Я не видел этого зверя живого. Разве, может быть, в зверинце, но теперь уж не помню. Шкура же дает неприятное, жуткое впечатление. Толстое мощное туловище на коротких сильных лапах с здоровенными когтями. Зубы могучие. Видно зверь сильный и опасный, бурой окраски с черной остью на спине и боках. Он следит за песцовыми капканами, и если охотник прозевает, то находит в капкане лишь следы добычи — росомаха поедает попавшихся песцов. У нас были случаи, что туземцы привозили лишь половину песцового трупа — другую с’ела росомаха.

Из их меха должны выходить отличные воротники, в роде медвежьих, только мягче, нежнее и пушистей.

Привозят, хоть и редко, волков. Один попал в капкан лапой и замерз, не сумев вырваться. Его привезли не ободранным. Огромный зверь, с ощетинившейся от предсмертного ужаса шерстью, с яростно оскаленными зубами.

Мы его в целом виде, будто живого, поставили на крыше хаты. Он стоит, оскалясь в снежную даль. Ночью производит жуткое впечатление. Кажется, что вот соскочит и кинется, вцепится в горло мертвой хваткой.

Собаки ходят мимо, щетиня шерсть. Ночью лают на зверя, даже воют протяжно и жутко, оборотя тоскующие морды в сторону тундры, в бесконечную снеговую пустыню, где, может быть, чуют таких же, как наш на крыше, матерых волков.

Живых мы их не видели. Один раз в светлую лунную ночь, украшенную феерией северного сияния, я отошел километра за три от фактории по направлению озер. И там за ближними буграми увидел несколько темных движущихся силуэтов зверя. Одни сидели на белом снегу без движения, другие перебегали с места на место. У меня в руках была лишь палка — я не охотник и ружье никогда не ношу. И, разумеется, я поспешил вернуться к дому.

Были ли это волки, или силуэты мне померещились в неверном освещении призрачной ночи — не знаю, Думаю, что они — эти хищники и отщепенцы бесконечных снеговых пустынь.

Мы их, в сущности, не видели, но голос их иногда доносился в ночной тиши. На него откликались наши псы, задрав головы вверх и выводя высокие ноты, с тоскливым собачьим надрывом.

Вообще наше полярное существование отнюдь не пестрит приключениями и опасностями, какими полны джеклондонские рассказы. Наша жизнь идет мирно, монотонно и однообразно.

Преферанс — единственное развлечение.

Мы отсчитываем дни и помечаем каждый прожитый крестиком.

Может быть, в будущие годы, когда на фактории установят радио, когда наше одинокое жилье обрастет поселком промышленников, рыбаков и еще чем-либо, жизнь станет разнообразней, приобретет общественный характер. Но это не для нас. Это будут иметь те, кто получит от нас наше робинзоновское жилье.

„Зимовка“ — хижина для охотника.

У нас товарная печь не работает, пекарь Дорофеева сидит без дела.

Со второй фактории дали знать, что там есть дрова — плавник и имеется возможность выпекать в две смены, если бы были рабочие руки. Решено Дорофееву отправить на Дровяной мыс.

Раз у нас нет хлеба, то мы должны обеспечить туземца хотя бы снабжением на второй фактории. За хлебом мы направляем их туда.

Это значительно понизило торговый оборот нашей лавки. Не находя главного продукта, туземцы к нам не едут, предпочитая сделать лишнюю сотню верст, но быть с хлебом. Удегов опасается за выполнение производственного плана.

VI. БЕСПРЕРЫВНОЕ СОЛНЦЕ

НЕУДАВШИЕСЯ ОЛЕНЕЗАГОТОВКИ

План оленезаготовок разработан окружным оленетрестом и, разумеется, основан на процентных выкладках. На Ямале предположено законтрактовать 6900 голов оленя. Если считать, что ямальские оленеводы насчитывают в общем до 70.000 в своих стадах, то, следовательно, план рассчитан на 10 проц. из общего оленестада.