Испанская легенда - Татьяна Полякова

– Что читаешь? – спросил у отца Мартин, кивнув на книгу.

– Тацита.

– Это кто ж такой? – скроив забавную мину, удивился Мартин и тут же замахал руками: – Ладно, ладно, я помню, кто этот тип. В противном случае придется выслушать подробный рассказ об этой выдающейся личности и времени, в котором он творил.

Они продолжали подшучивать друг над другом, а я, сидя на диване, слушала их, чувствуя себя так, словно после долгого отсутствия вернулась домой. Говоря попросту, была почти счастлива. И не заметила, как уснула, прижавшись щекой к плечу Мартина, и во сне видела себя у камина в окружении родных мне людей. Теперь я рассказывала что-то и подшучивали надо мной...

– Девочка устала, – услышала я. – У нее был трудный день.

Я подняла голову и увидела Мартина, он улыбался, все еще обнимая меня.

– Проводить тебя в твою комнату?

Комнату мне отвели на втором этаже.

– Я буду спать напротив, – предупредил Мартин. – Если что, зови громче.

– Если что? – подняла я брови.

– Ну... надежды я все-таки не теряю.

Он поцеловал меня и ушел, я тут же пожалела об этом, но все равно была счастлива.

Я проснулась, когда за окном было темно, в дальнем углу комнаты горел ночник, заботливо прикрытый экраном, чтобы свет не мешал. И поняла, что Мартин заходил в комнату уже после того, как я уснула. Я представила, как он входит, включает лампу, затем наклоняется ко мне и осторожно целует... Он сказал, его комната напротив, а еще сказал, что не теряет надежды. И мне захотелось к нему. Желание было настолько острым, настолько волнующим, что все мои страхи мгновенно отступили. Я поднялась и на цыпочках направилась к двери, еще сомневаясь в том, что у меня хватит смелости.

Дверь в его комнату была открыта. Я сделала шаг, затаив дыхание. Свет уличного фонаря падал в окно, освещая застеленную кровать. Я вздохнула, скорее от разочарования, и попятилась назад. И услышала голоса, едва различимые. Значит, Мартин все еще внизу, со своим отцом.

Не очень отдавая себе отчет, что и зачем делаю, я медленно спустилась по лестнице, она тонула в темноте, и мне пришлось держаться за перила, чтобы не оступиться.

Отец Мартина по-прежнему сидел возле камина, Мартин бродил по комнате, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Девочка спит? – спросил отец.

– Да, спит.

– Она очень красива, – сказал Игнат Мартынович. – Очень. Но мы с тобой знаем, чего стоит красота.

– Она прекрасна, отец. И я люблю ее.

– Это меня и беспокоит. Любовь делает человека беззащитным. То есть слабым.

– Только не меня, отец. – Мартин подошел и положил руку на его плечо, тот похлопал сына по ладони.

– Я не сомневаюсь в тебе. Пожалуй, нам тоже пора.

– Спокойной ночи, отец.

– Спокойной ночи.

Мартин направился к лестнице, а я стала быстро подниматься на второй этаж, стараясь делать это бесшумно и боясь, что Мартин заметит меня. Я уже была возле двери в свою комнату, когда услышала, как он окликнул меня. Я нашла в себе силы повернуться и посмотреть на него. Он подошел, взял меня за подбородок и спросил:

– Подслушивала? – А я отступила, отводя взгляд. – Это не страшно, – улыбнулся Мартин, обнял меня, я вновь отступила и потянула его за собой. – Ты уверена? – спросил он, целуя меня.

– Ты же сам сказал: «Слушай свое сердце».

Свое сердце я послушала, но все-таки была здорово напугана и в первые минуты всерьез опасалась грохнуться в обморок. Меня трясло от волнения, и руки вдруг стали ватными. Я торопливо стянула с себя футболку, чтобы назад дороги не было, и тут же устыдилась своей наготы. Боялась смотреть на Мартина, его нагота тоже смущала и против воли притягивала взгляд.

Я пыталась вспомнить хоть один похожий эпизод из фильма или любовного романа, чтобы позаимствовать подходящую реплику, но в памяти внезапно образовался провал, а потом все реплики и прочая ерунда уже не имели значения. Ничего уже не имело значения, только то, что он рядом, что мы вдруг стали единым целым, дышали, двигались в такт и мое тело знало, чего оно хочет. А еще было смешно вспоминать чужие рассказы, такими глупыми они казались. Потому что в действительности все не так. Я знала: никогда не смогу передать словами даже сотую долю того, что сейчас чувствую. И если был во мне страх, то теперь уже по другой причине. Я не боялась показаться неловкой или, боже избави, некрасивой. Я поняла, как сильно люблю его. И вспомнила слова его отца: «Любовь делает человека беззащитным». Но страх тут же исчез, на смену ему пришла уверенность: я в безопасности, потому что Мартин любит меня. И в момент, когда счастье достигло критической точки, я увидела свое отражение в зеркальной двери шкафа (до той поры я мало что видела вокруг) и отражение Мартина, два сплетенных в страстных объятиях тела. Я стояла на коленях, и Мартин целовал мою спину, слева под лопаткой, и шептал тихо:

– У тебя здесь шрам. Откуда?

– Не знаю, – пробормотала я и вдруг поняла: все это вижу не только я. Кто-то наблюдает за нами. Совершенно нелепая мысль, но я ощущала: так и есть. Кто-то из темноты смотрел на нас и ухмылялся.

– Мартин! – вскрикнула я, но он расценил мой крик по-своему, задвигался все быстрее, заставляя двигаться и меня, а я знала: тот, в темноте, хохочет в голос и глумливо бормочет: «Еще, еще...» И страх перемешался с наслаждением, и невозможно было отличить одно от другого.

Застонав в изнеможении, я повернула голову и увидела, как очень медленно, без звука закрылась дверь спальни. И почувствовала толчок в сердце: там, в темноте, действительно кто-то был. И словно в подтверждение моей догадки услышала осторожные шаги. Кто-то неспешно удалялся по коридору. Я резко подняла голову.

– Ты слышишь? – шепнула Мартину.

– Что? – удивился он.

– Кто-то ходит по дому.

– Ходит? – прислушиваясь, спросил он. – Когда я здесь, Серафима в доме не ночует. Она живет неподалеку.

Теперь и я не слышала шагов, но тягостное, саднящее чувство осталось.

Мартин поднялся, надел джинсы и направился к двери.

– Я пойду с тобой, – шепнула я.

– Не беспокойся. Дом на охране.

Он вышел из комнаты. Я вскочила с кровати и подошла к двери. Мартин включил свет в коридоре и проверил сначала второй этаж, а потом и первый. Вернулся минут через пятнадцать, я к тому времени успела успокоиться. Дом на охране, значит, чужим здесь взяться неоткуда. Можно, конечно, допустить нелепую мысль, что отец Мартина подглядывал за нами, но, во-первых, это совсем не вязалось с его обликом, а во-вторых, ходить он никак не мог. А я слышала шаги. Но если звук шагов – это глюки, то и закрывающаяся дверь тоже. Наверное, излишнее волнение сыграло со мной злую шутку.

– Все в порядке, – сказал Мартин, но выглядел озадаченным.

– Наверное, мне послышалось.

– Наверное. И все же я бы предпочел оказаться с тобой на другом конце вселенной. – И, видя, что мне непонятен смысл его слов, пояснил: – Этот чертов киллер не выходит у меня из головы.

Утром в понедельник мы пили кофе на кухне в квартире Мартина, он собирался на работу и только что закончил меня инструктировать: без него квартиру не покидать, телефон держать под рукой (каждый час он будет мне звонить) и прочее в том же духе. По-моему, он слегка помешался на моей безопасности. Я кивала, не особенно прислушиваясь, и не сразу поняла, что он произнес:

– Выходи за меня замуж.

– Что? – спросила я, он повторил. Признаться, мысль о замужестве не приходила мне в голову, и сейчас я не знала, что ответить.

– Ты молчишь, потому что лишилась дара речи от счастья или не знаешь, как тактично послать меня к черту?

– Просто это так неожиданно...

– Неожиданно? По-моему, напротив. Так ты выйдешь за меня замуж или мне пойти и утопиться?

– Что за глупости. Конечно, выйду. Но... тебе не кажется, что сейчас...

– Я все понимаю, – кивнул он и заговорил серьезно: – Со свадьбой придется повременить. По крайней мере несколько месяцев. Но мы могли бы расписаться уже сейчас.

– Почему не сделать это позднее?

– У меня на это сто причин, но и одной вполне достаточно: я люблю тебя. И хочу видеть своей женой. Вдруг ты, приглядевшись ко мне, решишь: не такой уж я и подарок, – засмеялся Мартин, потом вздохнул и сказал, глядя мне в глаза: – Для меня твое согласие очень многое значит. – Через полминуты я согласилась. – Вот и отлично. Сегодня позвоню в загс, уточню, когда можно подать заявление. Свидетелями возьмем Толика и Настю, а остальным пока знать об этом ни к чему.

Он уехал на работу, а я носилась по квартире, бормоча под нос: «Я буду его женой», и сама себе отчаянно завидовала. Возникли вопросы, как я продолжу учебу и прочее, но в тот момент они казались настолько несущественными, что я решила этим не заморачиваться.

Около двух зазвонил домашний телефон. Пять минут назад я разговаривала с Мартином, так что вряд ли это был он, и звонок я хотела проигнорировать, но потом подумала, вдруг все-таки он, и сняла трубку.