Крылатые семена - Катарина Причард

— Да, пожалуй, пора начинать, — согласилась Пэм.

— Утром мы пойдем попрощаться с Динни и с миссис Гауг, — сказала Пэт, вытаскивая из-под кровати чемодан. — Попросим их передать Биллу, чтобы он вечером пришел к нам в студию. А до вечера покончим со сборами.

Они быстро повесили платья и пальто в высокие дорожные сундуки, уложили белье и туфли в элегантные синие кожаные чемоданы, а шляпы — в шляпные картонки, разобрали бумаги и книги. Когда они спустились в ресторан обедать, официант сообщил им, что сэр Патрик приказал подать себе обед в номер.

Они увидели Пэдди только на следующее утро. Он приковылял к завтраку и приветствовал девушек в своей обычной игриво-фамильярной манере, так, словно между ними ничего не произошло. Подагра перестала наконец его мучить, совсем перестала, объявил он.

«Доброе утро», которое он услышал в ответ, прозвучало так холодно и надменно, что сэр Патрик поспешил принести извинения — вчера он был просто не в своей тарелке.

— Я очень сожалею, малютки, что был немного резок с вами, — заискивающе сказал Пэдди. — Но эта проклятая подагра даже ангела может превратить в черта.

Ответа не последовало, и Пэдди продолжал:

— Надеюсь, я не очень расстроил ваши планы, не предупредив вас заранее об отъезде? Но в воскресенье утром я получил телеграмму о том, что в Мельбурне подвернулось одно важное для меня дельце, и ответил, что выеду следующим поездом. Нельзя же вам оставаться в гостинице без вашего опекуна. А ехать одним в Мельбурн тоже не годится.

По губам Пэт скользнула усмешка — ее забавляло, что Пэдди так лебезит перед ними.

— Мы вполне готовы к отъезду, — сказала она.

— По правде говоря, мы теперь сами не прочь поскорее попасть в Мельбурн, — присовокупила Пэм.

Пэдди метнул исполненный подозрения взгляд на ее спокойное улыбающееся лицо, но сказал только:

— Вы там неплохо проведете время. Будете принимать гостей и заткнете за пояс всю тамошнюю знать. — Он лукаво подмигнул им, давая понять, что уже простил по доброте своей все их неблаговидные поступки. Эта богом забытая дыра совсем не место для прелестных мисс Гэджин. Здесь немудрено и спиться с тоски или вляпаться в какую-нибудь дурацкую историю.

Утром девушки на минутку забежали к миссис Гауг. Они рассказали ей и Динни о том, как взбесился Пэдди, узнав об их воскресной прогулке, и о его внезапном решении отбыть в Мельбурн. Пэт не пыталась скрыть, как она раздосадована тем, что ее так бесцеремонно выпроваживают отсюда. И почему ей так не хочется покидать Калгурли, она тоже не стала таить.

— Что бы там Пэдди ни говорил, а все-таки он задумал увезти нас в Мельбурн просто потому, что не хочет, чтобы мы дружили с вами… и с Биллом, — горячо сказала она.

— А разве вы не могли отказаться? — спросила Салли. — Заявили бы, что не готовы к отъезду, и все.

— У нас очень мало денег, — жалобно протянула Пэт.

— Пэдди перестал бы давать нам на расходы, — пояснила Пэм. — И потом, так или иначе, месяца через два нам все равно пришлось бы поехать в Мельбурн.

— Я передам Биллу, что вы ждете его вечером в студии, — пообещала Салли. — Хотя, по правде сказать, я бы не хотела, чтобы он слишком страдал из-за вашего отъезда.

— Вы не верите, что я люблю Билла? Никто не верит, даже Пэм! А я, кажется, готова остаться здесь, чтобы хоть изредка видеть его. Я так боюсь уехать и потерять его навсегда.

— Ну, если вы его действительно так любите, вам нечего этого бояться, — улыбнулась Салли.

— На это только я и надеюсь, — горестно вздохнула Пэт. — Не могу же я бросить Пэм, предоставив ей одной расхлебывать все неприятности, какие, несомненно, будут у нас с Пэдди из-за маминого наследства!

— Нет, конечно, не можете, — подтвердила Салли.

Весь день девушки провели в студии, упаковывая книги и картины. Для этой цели они купили в магазине два больших ящика. Пришел Динни и заколотил ящики, а для прочности даже обил толстые нетесаные доски полосами жести. Пэм подарила ему свой автопортрет и просила передать Биллу на память написанный пастелью портрет сестры. Динни сказал, что после их отъезда зайдет в студию и возьмет старый диван и стулья, которые, по его мнению, могут пригодиться миссис Салли.

Пообедав в гостинице, сестры к вечеру вернулись в студию. Оставалось запаковать кое-какие мелочи. Несколько книг было решено подарить Биллу; спиртовку, кофейник и три чашки с блюдцами тоже не стали укладывать, так как они могли понадобиться для прощального ужина с ним.

Студия имела унылый вид и навевала тоску. Большие заколоченные ящики стояли посреди комнаты, ожидая носильщиков; стены казались голыми, после того как с них сняли живые, забавные рисунки — творения Пэм; с кресел исчезли пестрые чехлы и подушки, с опустевших стенных полок — бронзовые кубки, старинный испанский кувшин для вина и красочные фаянсовые вазы. Прежде здесь был уютный уголок, где сестры все эти месяцы чувствовали себя как дома. Но теперь на крашеном, еще недавно натертом до блеска полу валялся мусор, все было покрыто пылью, и Пэм подумала, что сейчас ее мастерскую никак не назовешь подходящим местом для любовного свидания.

— Похоже на разоренное птичье гнездо, — удрученно сказала она. — На опустевшее птичье гнездо, где валяются только сухие ветки да перышки.

Пэт так устала от всех этих треволнений, что ей уж было все равно, в какой обстановке они встретятся с Биллом.

Однако, схватив щетку, она с преувеличенной энергией и озлоблением принялась мести пол, а Пэм села надписывать на ящиках свое имя и станцию назначения. Пэт собрала мусор и вынесла во двор. Вернувшись в мастерскую, она опустилась на стул и взглянула на свои ручные часики.

— Билл запаздывает! — с беспокойством воскликнула она. — Ты не думаешь, Пэм, что миссис Салли позабыла передать ему нашу просьбу?

Брови Пэм приподнялись; она бросила на сестру испытующий взгляд, и та пробормотала:

— Ах, я знаю, знаю, что это низость — так думать. Однако она ведь не хочет, чтобы между Биллом и мной что-нибудь было. Она против нежных любовных прощаний. Верно, по-прежнему считает нас с тобой просто легкомысленными девчонками, у которых одни развлечения на уме.

— Ну нет, миссис Салли теперь изменила свое мнение, — с кротостью голубки возразила Пэм, стараясь успокоить сестру. — Она, конечно, сказала Биллу, что мы его ждем. Не выдумывай чепухи, Пэтси.

Пэт закрыла глаза и устало потянулась.

— Я все думаю: за что мы его так любим? — продолжала Пэм. Откинувшись назад, она критически разглядывала свою работу: мисс Памела Гэджин, Мельбурн — смелыми черными мазками было выведено на шероховатой желтой поверхности доски. Пэм так и подмывало прибавить к надписи рисунок — несколько летящих птиц и символическую фигуру, дающую представление о том, какой гнев обрушится на чью-то голову, если содержимое ящиков будет повреждено. И Пэм поставила рядом с собой свой этюдник, вынула несколько тюбиков с красками и весело принялась за работу.

— Конечно, красавцем его не назовешь, он не похож на душку-актера, — воскликнула Пэт. — Его обаяние в чем-то другом, более ценном. Он — как чистый, тонкий шелк, приятен для глаз и на ощупь — в иносказательном смысле, конечно. Мне нравится его ум, его непреклонность, его честность. Нравится его усмешка и эти искорки в глазах… Он умеет проникнуть тебе прямо в душу и даже сам этого не замечает. И он такой порядочный, такой надежный. Вот на кого можно положиться!

— Да, конечно, — рассеянно произнесла Пэм, с увлечением разрисовывая ящик. — Но тебе не кажется, что его лучше иметь другом, чем мужем или любовником?

— Нет, не кажется! — вспыхнула Пэт. — Билл и как любовник и как муж даст сто очков вперед твоему Шону, который совсем заморочил тебя своим искусством и политикой.

— Странно, не правда ли, как это могло случиться! — безмятежно пробормотала Пэм, тщательно выписывая на крышке ящика карикатурное изображение разъяренной особы женского пола и стараясь придать ей сходство с собой. — Но меня это нисколько не тревожит. Я, видишь ли, совершенно уверена в себе и в Шоне.

— Черт возьми, уже бьет десять! — Пэт вскочила, охваченная беспокойством и нетерпением, и подошла к окну. На ратуше пробили часы. — Что могло задержать Билла?

— Нет, все же он мог бы поторопиться, — сказала она, помолчав. — Может, он вообще не придет? Может, он боится выдать себя? Хочет, чтобы мы уехали, не попрощавшись, и так и ушли из его жизни навсегда?

Пэм тихонько рассмеялась.

— Это звучит, как трагический монолог из последнего акта мелодрамы. Ради всего святого, возьми себя в руки, Пэт, и постарайся привести в порядок свою прическу. Посмотри, какой у тебя жалкий и несчастный вид!

— Именно так я себя и чувствую! — воскликнула Пэт. — Я знаю, тебя нисколько не трогает то, что нас вдруг ни с того ни с сего выпроваживают отсюда. Я была так счастлива здесь последнее время, а теперь… все рушится. Ах, черт побери, черт побери, черт побери!