Набат-2 - Александр Гера

Бьяченце Молли вышел на верхнюю террасу и прошел ее из конца в конец. Было темно, без огней океан казался бездонной ямой. Внизу пели братья, послушно высиживая отпущенный час песнопений. Хор был ладным.

«Кому же теперь передать накопленные знания? — доканывала его одна мысль, и Бьяченце Молли перебирал в памяти достойных. Таких хватало, но не выделялись они главной чертой: быть винтиками в сложном механизме он сам приучил их, а сами создать подобный они уже не успеют. Они могут создать только упрощенный, как сами, механизм.

На Дронова затрачено много усилий — вот что бесит его.

Беззубым журналистом он попал на заметку Ордена умением выделить в материале мишень, правду-матку, не затрагивая болезненных придатков. А без придатков дитя не родится… А он умел. С его помощью отстреливали неугодных, мешающих Ордену творить свою дорогу. Он благополучно выполнял задания и нигде не засветился. Слава ему не застила глаза, жил он незаметно, оставаясь за спинами сильных, но никогда не прибегая к их заступничеству. Исчезли Воливач, Гречаный, Сумароков, не удержались на покатой плоскости Момот, Судских, и Бьяченце Молли всерьез подумывал о кандидатуре Дронова, и вдруг сместились полюса, нечего стало делить и переделывать. Счет пошел на минуты.

«Если это провидение Господне, почему оно такое нелепое? Почему не пощадил он правых и виноватых, почему не выделил избранных?» — не мог найти причинную связь магистр.

Когда-то юным послушником Ордена Иисуса Христа Бьяченце попробовал наркотики и открыл в себе возможность перевоплощения. Так, самая малость «травки» ради интереса, но сколь нов мир за границей реального! Позже, без помощи наркотиков, он научился двигать предметы, подавлять чужую волю и толкать людей на поступки. Это было удивительным: он становился в простенок меж окон, выглядывал на площадь внизу и наблюдал, как незнакомый человек падал, рассыпал апельсины из кулька, гадко ругался на проходящих мимо, точь-в-точь повторяя слова, которые нашептывал юный Бьяченце. Он открыл этот дар в себе благодаря наркотику. Не каждый обладает такими, но каждый может проверить, на что он способен. Можно и не вернуться из виртуальных миров, часто именно так случается. Наставник Бьяченце распознал возможности послушника и сурово осудил его: «Ты. не имеешь права уходить в мир иной, не обретя в этом тверди. Сладчайший Иисус наш Христос никогда не даст тебе власти без познания святая святых. Иначе ты опередишь развитие причин и конец будет ужасным. Наш враг — Православная церковь сильна терпением, готов ли ты положить жизнь свою ради этого познания?» Он выслушал наставника и в следующую ночь бежал из обители Ордена, чтобы никогда не вернуться под сень иезуитского креста. Никакого: ни креста Алькантары зеленого, ни красного Ка-латравы. Его не манили больше таинства, из-за которых надо пожертвовать жизнью и получить ненужную власть в конце жизни. Тонзура быстро заросла, и Бьяченце стал обычным коммивояжером.

Его нашли. Масонская ложа лучше церковных орденов разбирается в людях. Пригодились его исключительные качества и не требовалось монашеское послушание. Это подходило Бьяченце Молли. Он стал монсеньором, купался в роскоши, ничем не нарушая законов ложи. Причинные связи масонов были легче и прочнее церковных.

Теперь связь оборвалась, а его корабль остался без компаса.

Из неприятных новостей последних дней положительной было сообщение Дронова о змейке-радуге: грядет невиданное землетрясение, оно охватит всю планету. А почему именно Дронов увидел вещий знак, тому были веские причины: Момот верно выбрал свой полюс, он, Бьяченце Молли, верно расположил противовес. Но природа — не весы, а магический треугольник, и в вершине его по воле Творца оказался Дронов.

Если кто и ломал когда голову над необычной судьбой ариев и самой России, то не познал того, что доступно ему, магистру Ордена. В этом он сильнее прочих.

А не это ли святая святых? — поразила его догадка.

Он прошел к компьютеру и набрал необходимые параметры.

Три раза по шесть величин.

Три слова, из шести букв каждое.

Равнобедренный треугольник.

666.

Даже голову заломило от проявившейся тайны. Хвала Творцу! Проход в иные миры нашелся!

Бьяченце Молли откинулся на пружинящую спинку кресла и блаженно закрыл глаза.

Теперь он властелин мира…

Он навсегда запомнил, как метался в наркотическом опьянении в свой первый опыт по коридорам и переходам, везде натыкаясь на тупики. Но он был упорен и заставил себя остановиться в бесплодных попытках. А выхода все не было. Тогда он заставил себя пройти сквозь стену… И вышел из мрачного подземелья прямо на светлую площадь, где его не замечали. Он зашел в ювелирную лавку и выбрал себе прекрасное распятие. Его не остановили. Потом он попробовал мечту всех лет, мальвазию трехсотлетней выдержки. Вернулся через стену в лабиринты и заставил себя очнуться. Все получилось.

Был ли это сон или наркотическое опьянение? Нет, вот оно, прекрасное распятие с изложенными драгоценными камнями. Оно всегда с ним. Как это получилось?

Он приказал себе стать раздвоенным. Он видел себя со стороны.

Чудесные видения нарушил вошедший Игнасио. Он подошел неслышной мышью и остановился за спиной.

— Что тебе? — уловил его присутствие магистр.

— Великий магистр велел предупредить его без пяти минут полночь.

— Хорошо, Игнасио, иди, я помню.

С минуту он еще блаженствовал, но обстоятельства требовали его действий. Иначе открытие не пригодится вновь.

— Братие, настал час. Займите свои места.

Еще через три минуты само здание-корабль завибрировало, в чреве громадины закрутились генераторы, готовые дать мощь кораблю для спокойного плавания среди стихии.

Небо налилось полной луной, водная гладь не морщилась, пальмы у прибрежий не махали своими лапами, не хватало только струящейся тихо благолепной музыки.

Божья благодать — обратная сторона божьего гнева. Обе стороны неотличимы для смертных.

Посвященным был один Бьяченце Молли. В другом океане, на другом острове с пальмами и безмятежностью готовились к урочному часу. Час предстоял неровный, к нему готовились тщательно. Над Тихим океаном только что появилось солнце. Было утро понедельника, на завтрак ели картошку в мундире и селедку с луком, уксусом и подсолнечным маслом.

В рубке, с обзором во все стороны, собрались старшие. Момот проследил последний круг секундной стрелки и сказал в микрофон:

— Внимание… Начинаем. Все по местам, согласно расписанию. Дежурным проверить наличие детей на палубах.

— Жаль кораблики, — смотрел на рейд Судских. Без экипажей вся мощь надводных кораблей ни к чему.

— Надо будет, новые построим, — кратко бросил Момот и поднял никелированный колпачок перед собой, который выделялся особо среди приборов, лампочек, мерцающих глазков. Под колпачком оказалась кнопка оранжевого цвета.

— Старшой, не держи дизеля, — пошутил Луцевич, хотя внутренне волновался не меньше остальных.

Момот повернулся к нему неодобрительно.

— Ехай, ехай, — махнул ему безбоязненный Луцевич, и Момот улыбнулся. Все же лучше, когда тебя не боятся.

Кнопка нажата, и, к удивлению Бехтеренко, внутренняя поляна между сегментовидными зданиями стала преображаться. Ровно вычерченные тропинки между ними взрыхлились, обнажились мощные тросы, они стали набиваться и зависли над землей метрах в двух. Потом, к удивлению Бехтеренко, здания стали съезжаться.

— Ничего техничка, да? — подмигнул ему Луцевич.

Бехтеренко догадался, что произойдет вскоре: две половинки стянутся, и получится единый плод, очень напоминающий продолговатую сливу. Ковчег. Закрытый от невзгод.

Здания съехались. В выдвинутые штанги упрятались тросы. Внутри половинок стемнело, и зажглись лампы дневного света. Чуть вибрировал корпус, пахло чем-то специфическим, что отличает корабль от обычного строения: разогретые оплетки электропроводов, кембрика и крутящихся механизмов.

— Готово, — за всех произнес Тамура.

— Видишь, Игорь Петрович, — развернул кресло от пульта в сторону Судских Момот, — куда завело тебя знакомство с Георгием Момотом? Не жалеешь?

— Ничуть. Но думаю, плавание предстоит долгое.

— Ждем полной воды, — сказал Момот. — Жаль. Сейчас бы детишки резвились на лужайках, но береженого бог бережет. Хироси, — обратился он к японцу, — расчеты подтвердились?

— Почти полностью, — кивнул Тамура.

— Почему почти? Почему не с точностью?

— Каплевидный эффект. Водный покров смещается в зону Тихого океана. Сам Господь Бог не знает точных масштабов своей затеи. Полагаю, и орбита сместится.

— Вряд ли, — отрицал Момот. — Нигде нет фиксации.

— Случаи бывают всякие, — шутливо, но веско вставил Луцевич.