Набат-2 - Александр Гера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит нежиться, красавчик! Пора харчи отрабатывать. Пошли, дощаник покажу.
Найда переминалась передними лапами и за Кронидом не пошла. Прости, хозяин, говорила ее пристыженная морда, тут кормят, тут службу надо править.
Из-под стрехи навеса хозяйка вытащила удилища и вручила Крониду.
— Лови на красную тряпицу. Рыба совсем одурела, зажралась, на экзотику клюет, как мы, бывало. Ты как к экзотике относишься, э? — спросила она, пытливо заглядывая в его глаза.
— Никак, — ответил Кронид и опустил глаза; что-то провокационное было в вопросе, чем-то пугала его прямота.
— Научим, — насмешливо пообещала она. — А к излишествам?
Кронид густо покраснел.
— Ладно, — разрешила она. — Мужик работает, баба его за это любить должна. Понял, живчик?
Ничего он не понял, а злиться условия не позволяли. Хоть беги прочь, а незачем. Книги, упакованные в спальник, он предусмотрительно засунул под топчан: не они нужны этой женщине, книг не отберет, а остальное не жалко.
Рыбачил ось славно. Разнорыбица перла на крючок с красной тряпицей как умалишенная. Насадил червя — тишина.
Хотел рыбачить сразу с трех удочек, не успевал с одной справляться. Солнце не успело до горизонта дойти, а весь дощаник завален рыбой, а рыба-то, поросята, а не рыба!
— С уловом! — встретила Кронида Клавдия Васильевна.
Кронид вывалил рыбу в эмалированную ванну, невесть почему стоящую здесь, и она принялась сортировать ее.
— Так, милый мой рыбачок. Почти весь улов на удобрение, а кое-что можно в пищу.
— Как — на удобрение? — не поверил Кронид.
— Молча. Вот эта, с синими жабрами, поражена химией, это — карась-перерожденец, пестицидов нажрался в донной гадости, кишит глистами, а вот плотвичка подойдет на жареху.
Заученными движениями она отобрала с десяток плотвичек. Подтолкнула его в бок игриво:
— Не расстраивайся, с хищником не пропадешь. Отдыхай до ужина.
Кронид ушел к озеру, сел на причал и снял сапоги. Ноги отошли, раны затянулись, но от сапог дух шел тяжелый. Умывшись, перемыв все подряд, он босиком отправился во двор, где примостился на корточках, втягивая ноздрями нестерпимый аромат горячего масла.
Стремительно вышла из хижины хозяйка.
— О, чего это ты разулся?
— Ноги отдыхают.
— Иди за мной, — скомандовала она.
В хижине подошла к сундуку, извлекла груду вещей.
— На-ка вот, примерь. С воинского склада вещи. — Прошла к другому сундуку и добыла высокие сапоги со шнуровкой. — Воевать не с кем, в миру сойдет. — Стремительно прошла к топчану и задернула цветастую занавеску. — Готовься к ужину.
Он отобрал из груды комбинезон на широких подтяжках, куртку, майку, носки, все защитного цвета — вылитый боец. В таком наряде полмира прошагать можно.
— Готов? — появилась она из-за шторы. Кронид остолбенел. В летнем платьишке, в модельных туфельках, хозяйка превратилась в юную даму. Жаль, манеры оставались вровень с рыбацкими бахилами: — Ну чё, приход солнца отметим?
Из высокой бутылки разлила по хрустальным фужерам чего-то терпко пахнущего, один пододвинула Крониду:
— Со свиданьицем, хозяин? До дна!
Кронид покорился и опрокинул в себя жидкость. Перехватило в горле, запершило, глаза налились слезами.
— Вот так мужчина! — подскочила она, постучала по спине ладошкой. — Чистейший спирт! — И засмеялась. — Закусывай!
Собравшись с духом, Кронид потянулся к рыбе, но она протянула ему консервированный помидор.
— Это лучше.
Действительно, стало лучше. Потом в хороводе видений, в хмельной отваге мешались закуски и подливания.
— Можно я не буду больше пить? — попросил он. — Я никогда не пил спиртного.
— А службу не нарушишь? — спросила она, прищурившись.
— Ни за что! — храбро ответил он, не различив подвоха.
После этого кособочилось вокруг и было весело, и спирт пился и запивался чем-то отрезвляющим, и не пугал впивающийся в него хозяйкин взгляд. В конце концов она скомандовала:
— Прогуляйся перед сном, и спать.
Сказано — сделано. Под звездным небом стало легко и неудержимо отважно. Теплые звезды шептались весело, на боку лежал Орион.
— Орионушка! Все нормально! Сейчас отдыхать будем. Прости.
Он вернулся в хижину. Посуда со стола исчезла, пропала и хозяйка. Керосиновая «летучая мышь» горела в полсвета.
— Где ты там? — донеслось из-за шторы. — Укладывайся.
Кронид примерился к лавке, сел, блуждающими движениями снял одежду и пошел к топчану. Она откинула одеяло, и Кронид покорно забрался на топчан, будто получил шпаргалку на экзамене. Только какой предмет сдавать?
— Ты не бойся меня, — прошептала она, вжимаясь в него всем телом. — Если вина не пил, значит, и женщин не было?
— Не было, — подтвердил Кронид и вздрогнул от властного прикосновения к промежности.
— Сколько тебе?
— Шишнадцать, — разумно ответил Кронид.
— Вот и хорошо. Учиться будем, да? Я тебя всему научу, только не спеши. И расслабься, расслабься. Я все сама, ток-шоу такое было, бабы мужиков уму-разуму учат. Ой какой ты сладкий, ой какой…
«Вот она, какая жалость, — валясь на бок, думал Кронид. — Так, видно, отпущено Всевышним, чтобы человек искричался, изгоняя болезнь. Пятый раз лечилась, а дьявол глубоко сидит Но ведь получается? Помогло?»
В хижине светало, огонь лампы с1ил белесым, глаза Кронида закрывались непроизвольно.
— Давай полечимся еще? — шепнула она.
Добрый Кронид не мог отказать.
3 — 17
Держась дальше от болотины, Дронов направился к жилью у озера. Постоянно дрожали ноги. Происшедшее не замкнулось на гибели самолета, сама жизнь пошла прахом. Сделай он невозможное, его не простят: закон Ордена суров, а посвященного в рыцари ждет смерть.
Он остановился, примериваясь, как лучше обойти бочажок с водой. По-прежнему дрожали ноги.
Нет, не ноги, осознал он. Вибрировала земля под ним. Вибрация усилилась, Дронова охватил жуткий страх, увязанный каким-то образом с упавшим в хранилище перехватчиком, — душа погибшего пилота рвалась наружу с проклятиями. Хотелось стать птицей и улететь прочь от поганого места.
«Стой же, стой! — уговаривал он себя. — Уймись, землетрясение это, настоящее, никакой мистики!»
Он огляделся. Колыхалось марево над болотиной, дрожали на деревьях листья. Осторожно он пробирался по вибрирующей земле, готовый в любой момент отпрянуть от опасного места.
Вибрация унялась, жизнь продолжалась. Словно пробежал ветерок по воде, распугал стрекоз, посмеялся над зябким озером, над его обитателями.
Издали у жилища он приметил женщину, а за спиной увальня. Они тревожно дожидались пришельца.
«Не бойся, бабонька! — мыслил успокоенный Дронов. — Усыновлю твоего балбеса! Сами в постель, а его по дрова».
За пять шагов Дронов остановился.
— Здравствуйте, люди добрые!
— Мир вам, — откликнулся парень.
Женщина смолчала, пытливо оглядывая пришельца.
— Дайте водички напиться, — искал завязку разговора Дронов.
Женщина хмыкнула и ответила:
— Бабушка, дай яичко, а то соль доесть не с чем. Говори прямо, что надо?
Теперь не ответил Дронов. В увальне он признал того, из-за которого весь сыр-бор разгорелся, а на него свалились немыслимые беды. Недаром говорят, боженька надежду отберет, глубоко спрячет и ма-а-аленький кончик потом показывает отчаявшемуся.
— Вот так встреча… Кронид?
— Тут я. Только не знаю вас.
Женщина оглянулась на Кронида и подозрительно уставилась на пришельца.
— Откуда вы знаете моего мужа?
Дронов рассмеялся. Страхи последних часов отпустили.
— Муж? Красавица, ему от силы шестнадцать!
— Не ваше дело! — одернула она. — Пейте и топайте прочь.
— Не хочу, — отрицательно замотал головой Дронов. — Эх, юноша прекрасный, столько я вас искал, столько из-за вас шпаг переломано, а теперь ничегошеньки мне от тебя не надо.
Он сел на колодину и стянул через голову майку.
— Работенки нет, харчи отработать?
— Сейчас, будет тебе работа, — буркнула женщина и ушла в хибару. В ее отсутствие Дронов скептически разглядывал Кронида.
— Муж, значит? — улыбался Дронов.
Кронид различил подвох в этих словах, нелепицу своего существования и полный стыд. Гость смотрел иронично. Выручила Клавдия Васильевна, когда появилась снова. Не одна, с арбитром, пожилым красавцем «Калашниковым»:
— Ну как, сам пойдешь прочь или с допингом?
— Уважаю красивых и смелых, — ничуть не испугался Дронов. — Мне бы топор, колун лучше, дровец бы нарубил, — вставая, сказал он. Ничего агрессивного в нем не проявилось, а женщина не спускала с него глаз, понимающе сравнивая его, крепко сбитого и пахнущего крепким мужским потом, с Кронидом.