Сто одиннадцатый - Георгий Мартынов

Звонок из Фокино раздался через двадцать минут. Звонил по приказанию майора Саша Кустов. Выслушав сообщение Кузьминых, он сказал:

– Это мы должны были сообразить сразу.

– Ты же не знал…

– Не играет роли. Можно было понять, что, если бы «полоса» шла по-вчерашнему, машина полковника никуда не могла исчезнуть. Моя вина! Бегу докладывать. Думаю, что будет принято решение ехать на вырубку…

Три машины мчались к оврагам, минуя Н…ск, напрямик, по просёлочным, не расчищенным от снега дорогам.

Вот наконец и вырубка!

Повсюду, покрытые снеговыми шапками, пни, поваленные деревья, штабеля брёвен…

И нигде никаких машин!

Ни бежевой «волги», ни грузовика, посланного сюда старшим лейтенантом Кузьминых. Очевидно, не дождавшись появления «волги», он вернулся в Н…ск.

– Хватит! – сердито сказал майор из областного управления. – Кругом города десятки и сотни мест, где она может оказаться. Вернее, – он посмотрел на часы, отогнув рукав шинели, – уже оказалась один час и двенадцать минут тому назад! Поехали, товарищи!

И только успели прозвучать эти слова, пронзительный звенящий свист разорвал морозную тишину лесной вырубки и в двадцати шагах от них, действительно как на экране кино, возникла на пустом месте бежевая машина…

Та самая, которую ждали!

Возникла как раз посередине между тремя громадными штабелями.

Корреспонденты схватились за камеры…

Снова тот же пульт с двенадцатью сферическими экранами – «иллюминаторами» перед ним.

Снова те же серебристые операторы. Пятеро!

Но это в «креслах» у пульта.

А позади них – сорок три серебристые фигуры, застывшие в ожидании.

Только сорок восемь посвятивших себя работе на пульте имеют право носить серебристые плёнки. Вензот – самый старый из них, самый опытный, он руководит всеми.

Все сорок восемь, едва ли не впервые, собрались вместе.

Кроме них в помещении пульта находится ещё не более двух десятков темнои светло-синих.

События внезапно приняли такой оборот, что от предстоящего сеанса связи с Норит сто одиннадцать может зависеть очень многое, вплоть до прекращения самой деятельности сорока восьми серебристых.

Трое светло-синих, в полной готовности в любое мгновение отправиться на помощь Норит сто одиннадцать, ожидают на стартовой площадке, которая хорошо видна на одном из двенадцати экранов. Кто из них удостоится такой чести, решат здесь, на пульте, когда настанет нужный момент…

Девяносто восемь раз встречались в просторах Галактики с чужим разумом. Девяносто восемь раз надежды не оправдывались, серебристые и светло-синие убеждались с чувством горечи, что надеяться не на что, их собственный разум значительно выше встреченного.

Чрезмерная разница ничего, кроме вреда, не принесёт. Нельзя слишком резко ускорять естественный ход эволюции!

И вот девяносто девятая встреча может все изменить!

Впервые встретилось нечто, чего не смог до конца понять разум светло-синих.

Это означает, что наука и техника на чужой планете в чем-то выше или, во всяком случае, не такая, как их собственная.

Это означает надежду!

Ведь что-то мешает, чего-то они не знают!

Так, может быть…

Жизни трех поколений едва хватило, чтобы дождаться этой встречи. Так редок высокоразвитый мозг в Галактике!

Но и счастливый случай может не дать ничего!

Из-за времени.

Времени может не хватить. Слишком неудачно, сквозь ничто вошли они в эту планетную систему. Все ближе и ближе роковой момент, неумолимо приближается несущая гибель гигантская планета чужой системы, все ближе те последние секади, когда ещё не поздно будет уйти обратно в ничто!

Но уйти – это означает потерять так внезапно возникшую, с таким трудом найденную возможность надеяться. Дважды встретиться с одной и той же планетной системой, пройдя к ней через непостижимое ничто, невозможно. Законы вероятности такого не допускают.

Но с помощью аборигенов системы, сознательно помогающих, такая задача становится возможной.

Хотя бы только возможной, довольно и этого!…

– Внимание!

Секади… секади… секади…

– Старт!

Одновременный, слившийся в один, щёлк тумблеров – и на экране Норит сто одиннадцать, в своём обычном облике, привычном для всех.

Норит сто одиннадцать. Четырнадцать тысяч секади назад сюда прибыли учёные из больших поселений…

Против обыкновения, посланец планеты пропускает традиционное приветствие. Он раздражён или очень сильно взволнован – это видно по изменению цвета, волнами проходящего по его телу. Волны кажутся темно-синими и совсем чёрными…

Вензот. Когда ты думаешь поговорить с ними?

Норит сто одиннадцать. Я их увидел секади назад… Четырнадцать тысяч драгоценных секади пропало без пользы… Потому что на дорогу луча попали как раз они.

Вензот. Учёные были в машине на колёсах?

Норит сто одиннадцать. Да, трое!

Вензот. Досадная ошибка! Но ты можешь её исправить.

Норит сто одиннадцать. Я против повторения. Аборигены этой планеты не заслуживают быть подопытными. Они едва не погибли, потому что вы изменили направление луча, не предупредив меня. Их машина попала между тремя грудами спиленных деревьев. Уклонись луч совсем немного, и…

Вензот. Поняли! Согласны с тобой!

Норит сто одиннадцать. Они погибли бы. Ждать прибытия других учёных у меня не было бы времени… А ведь они, аборигены планеты, поняли опасность возвращения и заранее подумали о том, чтобы, очистить место…

Это ещё не упрёк, но близко…

Вензот. Разве они понимают, что происходит у них?

Норит сто одиннадцать. Да. И не только «что», но и «для чего». Правда, не знают «как». Но учёные все поймут. Развитие разума на этой планете надо отнести к восьмой ступени.

Вензот. Посылать светло-синего?

Норит сто одиннадцать. После того как я поговорю с учёными планеты.

Вензот. Ты им откроешься?

Норит сто одиннадцать. На словах. Показываться считаю вредным. Поймите правильно! Уточняю: шидри погиб не по вине аборигенов. Его разорвали звери, когда он вышел из воды. Я послал вам останки. Но теперь аборигены уверены, что мы у них. Что я один, они знать не могут. Подозревают, что нас много и что мы невидимы для их глаз.

Вензот. Исследование останков шидри показало: биологических препятствий явно нет. Это очень обнадёживает. Тем более что таков же результат исследований животных и самих аборигенов, побывавших у нас в лабораториях.