Ожоги - Сара Парецки

— Нет, — покачал головой доктор Хомерин, — полицейские со мной еще не говорили. Я просто проверяю ваши способности логически отвечать на вопросы.

Да. Я и сама пыталась проверять это в промежутках между приступами боли и тяжелого забытья. Результат был самый плачевный.

Ну что там могло произойти? Возможно, кто-то явился, чтобы поджечь здание. В это время Элина вышла оттуда, он последовал за ней, услышал, как она говорила со мной из автомата. Потом, когда она вернулась в подвал, он ее кокнул и стал дожидаться меня. Нет, не годится — слишком сложно. Проще было поджечь здание, пока Элины там не было. Вероятно, он испугался, что она сможет его узнать, и потому решил ее убить. Но зачем тогда было гоняться еще и за мной? Нет, я не могла разгадать эту головоломку. Голова раскалывалась. Больше всего на свете мне хотелось домой, но я, кажется, настолько ослабела, что и одеться сама не смогу.

Увидев, как я расклеилась, Хомерин переключился на более общие вопросы: кто у нас президент, кто мэр и тому подобное. Против воли я бойко отвечала. Потом он стучал молоточком по моим коленям и локтям, ощупывал голову — словом, проделывал обычные медицинские фокусы, чтобы убедиться, что все части моего больного тела на месте.

Закончив осмотр, он посмотрел мне в глаза, несколько раз повернул туда-сюда мою голову и снова уселся на стул для посетителей.

— Вам бы лучше задержаться здесь еще на денек, мисс Варшавски, — мягко сказал он.

— Не хочу! — Я была на грани истерики.

— Вы ведь одна живете? Сейчас вы даже не сможете себя обслуживать. Насколько я вижу, ничего страшного у вас нет, всего лишь побочные явления сотрясения мозга. В среду утром в пункте оказания первой помощи вам сделали сканирование мозга: ничего особенного. Просто вы быстрее поправитесь, если позволите нам поухаживать за вами еще денек.

— Терпеть не могу, когда за мной ухаживают.

Образ Тони, который под конец жизни даже не мог сам дышать, стоял у меня перед глазами. Больше всего я боялась стать такой же беспомощной, как он. Я услышала вдруг его свистящее дыхание и совершенно неожиданно разрыдалась.

Доктор Хомерин терпеливо ждал, пока я успокоюсь. Потом спросил, что именно меня тревожит, не хочу ли я с ним поделиться. Но воспоминания об умирающих родителях слишком мучительны, чтобы говорить о них с незнакомым человеком. Вместо этого я пробормотала:

— Вы считаете, Лотти права? Мне и в самом деле грозит паркинсонизм?

Он едва заметно улыбнулся.

— Она просто тревожится за вас. Поэтому и меня сюда притащила; специально добилась согласия персонала. Я, конечно, не пророк, но три травмы за семь лет, это, пожалуй, более чем достаточно для одного человека. С другой стороны, боксеры травмируются чаще, и ничего. А сейчас постарайтесь успокоиться. И обязательно дайте мне знать, если появятся какие-нибудь необычные симптомы.

Он достал из бумажника визитную карточку и протянул мне: Мец Хомерин, невропатолог; и два адреса — в Мичигане и в Эджуотере.

— Какие симптомы вы имеете в виду? — спросила я.

— Разные: ослабление зрения, проблемы с памятью, дрожь в пальцах рук или ног. Но вы, пожалуйста, не сосредоточивайтесь на этом. Честно говоря, я буду крайне удивлен, если у вас появится хоть один из этих симптомов. Сосредоточьтесь лучше на том, чтобы поправиться. И обязательно позвоните, если вам что-нибудь понадобится. Даже если захотите просто поговорить. О чем угодно.

Он произнес это так мягко, что я опять не смогла удержаться от слез.

— Моя тетушка… Вы не знаете, что с ней?

— Тетушка?.. А, вы имеете в виду ту женщину, которую вы спасли? У нее, кажется, тоже была травма головы, так? Она здесь?

Этого я не знала. Он пообещал выяснить все об Элине и представить мне подробный отчет о ее состоянии.

Сначала я собиралась одеться и уйти сразу же после него. Но недавний приступ слез настолько ослабил меня, что я задремала, кажется, еще прежде, чем доктор Хомерин исчез за шторой.

Глава 27

СТРАЖ ЗАКОНА И БЛЮСТИТЕЛЬ ПОРЯДКА

Только в субботу в моей голове окончательно перестала пульсировать боль. Домой я пришла в пятницу. Пришлось признать, что доктор Хомерин был прав — без посторонней помощи эти несколько дней я бы, пожалуй, не обошлась. А к вечеру пятницы, после всех треволнений этого дня, я даже пожалела, что не осталась в больнице. Главное, чего я не знала и о чем совершенно не думала, — в больнице я была защищена от набегов полиции.

Конечно, копам не терпелось встретиться со мной. Уже в среду утром они примчались в пункт оказания первой медицинской помощи — и Монтгомери, и Бобби Мэллори, и Майкл. А потом Монтгомери два дня подряд присылал в клинику сотрудника. Доктор Мец Хомерин случайно наткнулся на него, выходя из моей палаты, после чего на моей двери появилась большая красная табличка с надписью: «Посетители не допускаются», что вызвало массу волнений среди сестер и нянечек, которые позднее и рассказали мне об этом во всех деталях.

До своей машины я доехала на такси. «Шеви» завелся с какими-то странными рокочущими звуками, которые не умолкали всю дорогу до дома. Вскоре после полудня я уже взбиралась по лестнице, а еще через некоторое время явился мистер Контрерас, нагруженный всякой едой.

Я в это время отмокала в ванне, стараясь не замочить свои перевязанные руки.

— Ну почему же ты мне ничего не сказала, куколка? Я бы забрал тебя из больницы. Ну как же можно с такими руками вести машину!

— Мне просто захотелось немного побыть одной. Знаете, в больнице каждый, кому не лень, показывает тебя любому студенту-медику.

— Уж слишком ты самостоятельна, голубушка моя. Иногда можно и о помощи попросить, ничего в этом зазорного нет. И уж я знаю совершенно точно: есть у тебя, конечно, нечего; если бы я не пришел, так бы и умирала с голоду. Поэтому мы с принцессой не уйдем, пока ты все не съешь. А потом, если захочешь побыть одна, только скажи. Исчезнем в тот же миг.

Ладно, намеков он не понял. Я сдалась и оставила его ждать в гостиной, а сама еще некоторое время полежала в ванне, вытерлась и оделась. Пеппи все это время крутилась рядом со мной — она не признавала никаких запретов.

В одном, по крайней мере, Лотти была права: мои тряпки воняли так, что невозможно было находиться с ними в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы надеть их на себя. Мне даже стирать их не хотелось, и хоть это были самые новые мои джинсы, я засунула их в пакет вместе с рубашкой и всем остальным и выставила на задней лестнице — пусть выбросят на помойку.

В конце концов, отмывшись и одевшись во все чистое, от бюстгальтера до носков, я вышла к мистеру Контрерасу. Он приготовил такой стол! Настоящий пир! Мне в моем состоянии ни за что столько не съесть. Но больше всего ему, конечно, хотелось услышать о моих приключениях.

— Ты почему мне ничего не сказала? — ворчал он. — Шла на такое опасное дело… А я обо всем должен узнавать из газет. Ну куда это годится?! Открываю сегодня утреннюю газету и сразу натыкаюсь на этого переростка Райерсона. Ты только послушай: «Самый беспокойный частный сыщик в Чикаго». Читаю дальше и узнаю, что ты там кого-то спасала из горящего здания, получила удар по голове, а мне даже не удосужилась позвонить из клиники. И я сказал ей, сказал своей принцессе: «Знаешь, ты ведь могла осиротеть, а узнала бы об этом самой последней».

Пеппи виляла хвостом в подтверждение его рассказа. Ее влажные янтарные глаза смотрели на меня не отрываясь, а я медленно пережевывала кусок бифштекса.

— С тех пор как две недели назад в моей жизни появилась тетушка, вы мне житья не давали за то, что беспокою вас по ночам. Что же мне было — выслушивать еще одну нотацию?

— Это несправедливо, — сказал мистер Контрерас. (Он был удивлен и оскорблен. Мало того, что его оставили в стороне, так я еще пережила такие сказочные приключения.) — И это не в первый раз, киска. Ты что, забыла, как я помог тебе и Лотти, когда бандиты напали на ее клинику? Ты забыла, как я отделал тех молодчиков, которые ломились в твою квартиру? Мне уже семьдесят один, но я еще в хорошей форме. Вполне могу пригодиться в драке.

Я очень хорошо все помнила. И именно поэтому старалась больше не вмешивать старика в самые «привлекательные» моменты своей деятельности. Но сказать ему правду я, конечно, не могла. Вместо этого стала плести какую-то чушь о том, что не приняла всерьез слова Элины, зная, что она пьянчужка и могла все это выдумать. Он задумчиво кивал.

— Да-да, киска, я понимаю, что ты хочешь сказать. У нас на работе был один такой. Все время ходил пьяный. Если же когда и явится трезвым, то уж после обеда точно напьется. Да что там! С ним просто опасно было работать. Один раз он не выключил точильный станок и Джейку — ты ведь помнишь Джейка? — полпальца оторвало. Но Греншо — этот пьяница — свалил все на меня.