Розанна - Пер Валё

Непрерывно продолжал звонить домофон.

Мартин Бек отставал от него на половину лестничного марша, и это расстояние увеличивалось.

Мартин Бек слышал его шумное дыхание, но увидел его только тогда, когда выбежал в вестибюль на первом этаже. Он уже миновал внутреннюю стеклянную дверь И быстро приближался к относительной свободе на улице.

Колльберг отпустил кнопку домофона и отклеился от стены. Мужчина в плаще быстро размахнулся, целясь Колльбергу прямо в лицо.

В этот момент Мартин Бек понял, что все наконец-то кончилось, и через долю секунды действительно услышал короткий, болезненный вой, когда Колльберг перехватил руку мужчины и быстрым жестоким рывком завернул ее за спину. Мужчина в плаще беспомощно лежал на полу.

Мартин Бек прислонился к стене и слушал, как, казалось, сразу со всех сторон приближается звук сирены. Полицейский автомобиль уже приехал и на тротуаре патрульные отгоняли зевак.

Он смотрел на мужчину по имени Фольке Бенгтссон, который лежал там, где упал, лицом к стене, и по лицу у него текли слезы.

— Скорая помощь уже приехала, — сказал Стенстрём.

Мартин Бек поднялся лифтом на третий этаж. Соня сидела в кресле, на ней были вельветовые джинсы и шерстяной свитер. Он посмотрел на нее с виноватым видом.

— Приехала скорая. Они сейчас поднимутся.

— Я могу идти сама, — бесцветным голосом ответила она.

В лифте она сказала:

— Не смотри так печально. Не нужно. Со мной в общем-то ничего не случилось.

Он не смотрел ей в глаза.

Если бы он попытался меня изнасиловать, я бы, возможно, сумела с ним справиться. Но ему нужно было вовсе не это. У меня попросту не было шансов, абсолютно никаких. Она вздрогнула.

— Еще какие-нибудь десять-пятнадцать секунд и… или если бы не вспомнили о домофоне там, внизу: это его напугало. Словно перетерлась изоляция. Бр-р-р. Это было ужасно.

Когда они подходили к скорой помощи, она сказала:

— Бедняга.

— Кто?

— Он.

Через четверть часа перед домом на Рунебергсгатан остались только Колльберг и Стенстрём.

— Я приехал как раз вовремя и видел, как ты его скрутил. Я стоял прямо напротив дома. Где ты этому научился?

— Понимаешь, я старый десантник. Пользуюсь этим иногда.

— Дьявольская штука. Я такого еще никогда не видел. Таким приемом кого угодно можно скрутить.

— В августе шакал родился, в сентябре первый дождик пролился, я такого потопа никогда не видал, сразу же завыл шакал.

— Что это?

— Цитата, — ответил Колльберг. — Это написал некто Киплинг.

XXX

Мартин Бек смотрел на сидящего перед ним с угрюмым видом мужчину, с рукой на перевязи. Он наклонил голову и упорно разглядывал пол.

Этой минуты Мартин Бек ждал шесть с половиной месяцев. Он подался вперед и включил магнитофон.

— Вас зовут Фольке Леннарт Бенгтссон, вы родились в Стокгольме шестого августа 1926 года, живете на Рёрстрандгатан в Стокгольме. Правильно?

Мужчина едва заметно кивнул.

— Вы должны отвечать вслух, — сказал Мартин Бек.

— Да, — ответил мужчина по имени Фольке Бенгтссон. — Да, правильно.

— Вы признаете себя виновным в убийстве на сексуальной почве американской гражданки Розанны Макгроу и в том, что совершили это убийство в ночь с четвертого на пятое июля прошлого года?

— Я никого не убивал, — прошептал Фольке Бенгтссон.

— Говорите громко.

— Не признаю.

— Вы уже признались, что познакомились с Розанной Макгроу четвертого июля прошлого года на экскурсионном пароходе «Диана». Правильно?

— Нет. Я не знал, как ее зовут.

— У нас есть доказательства, что вы были с ней четвертого июля. Ночью у нее в каюте вы убили ее и бросили труп в воду.

— Нет, это неправда!

— Вы убили ее тем же способом, которым пытались убить женщину на Рунебергсгатан?

— Я не хотел ее убивать.

— Кого вы не хотели убивать?

— Эту девушку. Она ходила за мной. Приглашала к себе домой. Она говорила со мной несерьезно. Хотела только унизить меня.

— Розанна Макгроу тоже хотела вас унизить? Поэтому вы ее убили?

— Не знаю.

— Вы были у нее в каюте?

— Не помню. Может, и был. Не знаю.

Мартин Бек молча смотрел на него. Наконец спросил:

— Вы очень устали?

— Нет, не очень. Я совсем не устал.

— Рука болит?

— Уже нет. В больнице мне сделали укол.

— Когда вчера вечером вы увидели эту женщину, то вспомнили о другой, в прошлом году на пароходе?

— Это были не женщины.

— Как вы сказали? Да нет же, это были женщины.

— Нет… они были как животные.

— Не понимаю.

— Они как зверь… во власти… во власти…

— Чьей? Вашей власти?

— Господи, вы смеетесь надо мной. Во власти своего распутства. Они обе жертвы своего бесстыдства.

Тридцать секунд тишины.

— Вы действительно так думаете?

— Так думаю я и все порядочные люди, кроме развратников и дегенератов.

— Вам не нравились эти женщины? Розанна Макгроу и девушка с Рунебергсгатан, как же ее зовут…

— Соня Хансон. — Он буквально выплюнул из себя это имя.

— Правильно. Она не нравилась вам?

— Я ненавижу ее. Ту, другую, я тоже ненавидел. Я уже ее хорошо не помню. Разве вы не видите, как они себя ведут? Разве не понимаете, что значит быть мужчиной?

Он говорил торопливо и жадно.

— Нет. Что, собственно, вы имеете в виду?

— Бр-р-р. Они гнусные. Ходят по земле высокомерные и развратные, каждому навязываются и надоедают.

— Вы иногда ходите к проституткам?

— Проститутки совсем не такие отвратительные и бесстыдные. Кроме того, они за это берут деньги, у них остались хотя бы остатки целомудрия.

— Вы помните, что ответили, когда я задал вам этот вопрос в прошлый раз?

— Нет…

— Вы не помните, как я вас спрашивал, ходите ли вы к проституткам?

— Нет, вы в самом деле меня об этом спрашивали?

Мартин Бек молчал и тер кончик носа.

— Я могу вам помочь, — сказал он наконец.

— Как вы сказали? Помочь? Как вы можете мне помочь? Теперь? После всего того…

— Я хочу помочь вам вспомнить.

— Ага.

— Но вы тоже должны пытаться.

— Да.

— Попытайтесь вспомнить, что происходило, когда вы в Сёдертелье сели на «Диану». Вы были с мопедом и везли с собой рыболовные снасти; пароход намного опоздал.

— Да, это я помню. Была прекрасная погода.

— Что вы делали, когда сели на пароход?

— Наверное, пошел завтракать. Помню, я был голоден и рассчитывал поесть на пароходе.

— Вы разговаривали с людьми, которые сидели с вами за столом?

— Нет, я был один. Остальные уже поели.

— А потом? После завтрака.

— Я вышел на палубу. Была прекрасная погода.

— Вы с кем-нибудь разговаривали?

— Нет, я в одиночестве стоял на носу. Потом был обед.

— За обедом вы тоже сидели один?

— Нет, за столом сидели еще какие-то люди, но я с ними не разговаривал.

— Розанна Макгроу сидела за вашим столом?

— Не помню. Я не обратил внимания, кто сидит со мной за столом.

— Вы помните, как с ней встретились?

— Нет, не помню.

— В прошлый раз вы сказали, что она вас о чем-то спросила и вы разговорились.

— Да, уже вспоминаю. Она спросила, как называется город, мимо которого мы как раз проплывали.

— И как же он назывался?

— По-моему, Норсхольм.

— А потом она осталась стоять рядом с вами и вы разговаривали?

— Да. Но я уже не помню, о чем мы говорили.

— Она была вам несимпатична сразу, с самого начала?

— Да.

— Почему же вы с ней разговаривали?

— Она мне навязалась. Стояла рядом, болтала и смеялась. Она была такая же, как и все остальные. Бесстыдная.

— Что вы делали потом?

— Потом?

— Да, вы сходили вместе на берег?

— Она шла за мной, когда я спустился на берег.

— О чем вы говорили?

— Не помню. О том, о сем. Я еще подумал, что теперь, по крайней мере, потренируюсь в английском.

— Что вы делали, когда вернулись на пароход?

— Не знаю. Наверное, пошли ужинать.

— На этот раз вы сидели за одним столом?

— По-моему, нет. Не помню.

— Попытайтесь вспомнить.

— Нет, я в самом деле не знаю.

— А вечером вы с ней снова встретились?

— Помню, я стоял на носу, когда стемнело. Но я был один.

— Вы встречались с ней вечером? Постарайтесь вспомнить.

— Думаю, да. Я не уверен, но мне кажется, что мы сидели на корме, на скамеечке и разговаривали. Я предпочел бы, чтобы она оставила меня в покое, но она навязалась мне.

— Она пригласила вас к себе в каюту?

— Нет.

— Позднее в этот вечер вы ее убили, да?

— Нет. Я ничего похожего не делал.

— Вы в самом деле не помните, что убили ее?

— Нет. Я говорю правду.

— Да. Я знаю, что вы ее убили.

— Зачем вы мучите меня? Зачем все время повторяете это слово? Я ничего не сделал.

— Я не хочу вас мучить.

Действительно не хочет? Мартин Бек не знал. Зато он знал, что мужчина, сидящий перед ним, ушел в защиту, что уже начинает срабатывать инстинкт самосохранения и что чем дальше, тем труднее будет одержать победу.