Шестьдесят сражений Наполеона - Владимир Бешанов

Правда, уже докладывали императору о некоторых мелких неприятностях и о том, какой все более странный и страшный характер приобретает эта война. Например о том, что испанские крестьяне осмеливаются партиями по несколько человек подкрадываться к французским бивакам и стрелять, и когда их ловят и расстреливают, то перед казнью они только молчат или презрительно ругаются. Докладывали и о том, что когда 2 мая в Мадриде маршал Мюрат в упор расстреливал толпу, то она не рассеялась: люди, убегая, скрывались в домах и из окон продолжали стрелять по французам; когда же французы вбегали в дома, то испанцы, выпустив все патроны, кололи ножами, кусались и дрались до тех пор, пока держались на ногах, и оккупанты выбрасывали их из окон на мостовую, на штыки своих товарищей лишь после самой отчаянной борьбы. Французы с первых же шагов в Испании натолкнулись на бесчисленные проявления самой неистовой фанатичной ненависти к завоевателям. Предельная беспощадность в боевых действиях стала постоянным явлением, и уже никто ничему в испанской войне не изумлялся.

Все эти странности пока не смущали Наполеона. По мнению императора, испанская «глава» шла к счастливому завершению. Вполне довольный ходом событий, он выехал из Байонны в Париж и здесь получил известие, потрясшее его.

19 июля 20-тысячный французский корпус генерала Дюпона был окружен примерно 32 000 испанцев под командованием генерала Кастеньоса в районе Байлена. Пьер Дюпон, считавшийся первым и наиболее заслуженным претендентом на маршальский жезл, после неудачных и неуверенных маневров, не исчерпав всех возможностей к сопротивлению, капитулировал в чистом поле 22 июля. Испанцы взяли в плен около 18 000 французов. Гарантии безопасного перехода во Францию были ими незамедлительно нарушены: безоружные французы, которые не были зарублены на месте, оказались в тюрьме, где большинство из них погибло. Только генералы и старшие офицеры получили право вернуться на родину.

Байленская катастрофа стала не только позором империи. «Он опозорил наши знамена, опозорил армию», — повторял много раз Наполеон, требуя предать Дюпона суду. Но главное значение этих событий состояло в другом: весть о Байлене разнеслась по всей Европе. Особенно сильно она отозвалась опять-таки в Австрии, где с лихорадочной энергией форсировали начатые раньше преобразования своих вооруженных сил. Император Франц издал один за другим указы о формировании резерва действующей армии, об организации ландвера, о всеобщей мобилизации. Известия из Испании внушали австрийцам мысль воспользоваться затруднительным положением Франции и самим перейти в наступление. Австрия увидела, что у Наполеона неожиданно оказался не один фронт, а два, и что этот новый испанский фронт будет отныне очень ослаблять его на Дунае. Французский император тоже понял, что теперь поднимут голову все враждебные ему силы.

Байлен доказал, что наполеоновская армия перестала быть непобедимой. Она сдается в плен храбрым. Этот факт удесятерил силы испанского национально-освободительного движения. Вскоре французские гарнизоны стали островками в море ведшейся с исключительной жестокостью войны. Жозеф бежал из Мадрида, оккупационная армия была отброшена за реку Эбро. Войска Жюно в Португалии оказались отрезанными от главных сил.

Известие о Байлене вдохнуло мужество и в португальцев. Через две недели после капитуляции Дюпона вся Португалия была охвачена восстанием. 6 августа севернее Лиссабона высадился 17-тысячный английский экспедиционный корпус под командованием сэра Артура Уэлсли, будущего герцога Веллингтона. Жюно со своей небольшой (у него осталось 14 000 человек) и полуразложившейся, как и ее шеф, армией был бессилен преодолеть возраставшие опасности. «Я не узнаю человека, прошедшего выучку в моей школе», — отозвался о действиях своего старого друга Наполеон.

21 августа Жюно дал неудачное сражение под Вимейром, и уже ничего не могло его спасти. 30 августа он подписал акт о капитуляции в Синтре на условиях, что французы на британских транспортах будут эвакуированы морем на родину.

Синтра дополнила Байлен. Две капитуляции императорской армии за два месяца — можно ли было сомневаться в значении этих событий? Вся Германия пришла в движение. Трех лет французской оккупации в союзных и завоеванных германских государствах было более чем достаточно, чтобы повсеместно пробудить ненависть к иностранным пришельцам. В самой Испании в сентябре 1808 года для руководства страной и военными действиями была создана Центральная хунта. В Португалии генерал Уэлсли за то, что он отпустил французов, был отозван в Лондон и на его место назначен прибывший с подкреплениями генерал Джон Мур. В сентябре его 35-тысячная армия двинулась на Мадрид. На реке Эбро французов теснила 125-тысячная испанская армия.

Положение на Пиренеях становилось критическим. Наполеон в раздражении заметил по этому поводу, что его армией командуют, очевидно, почтовые инспектора. Он высылал в Испанию все новые подкрепления и готовился лично отправиться туда, чтобы принять командование.

Но сначала, чтобы удержать от войны Австрию, нужно было дать ей понять, что Александр I, связанный с Францией союзными обязательствами, вторгнется в австрийские владения с востока, пока Наполеон будет с запада идти на Вену. Для этого была затеяна эрфуртская демонстрация дружбы обоих императоров. Встреча в Эрфурте разочаровала Наполеона, русский царь был неуступчив и, хотя формально франко-русский союз оставался в силе, Наполеон знал, что вассальные короли не верят в его крепость и что Австрия тоже не верит. Нужно было покончить с испанскими делами как можно скорее.

19 октября французский император вернулся в Париж. К этому времени французы владели в Испании только севером страны до Эбро, а Португалия стала английской базой. Из Германии и Италии спешно перебрасывались войска на испанскую границу. Французское правительство объявило дополнительный набор новобранцев. В короткий срок за Пиренеями была сосредоточена 150-тысячная армия, включавшая императорскую гвардию и лучшие, отборные части. А польская дивизия, вместо того чтобы сражаться за свободу Польши, была направлена на юг — душить свободу Испании.

Французские газеты заявили, что «его императорское величество быстро приведет к разуму дикую испанскую чернь» и что эта война ведется ради безопасности Франции. Она призвана освободить Испанию от ига «тиранов моря... врагов мира» — Англии. «Английское золото, интриги агентов инквизиции... влияние монахов» объявлялись главными источниками смуты. Но в разговорах с глазу на глаз, без посторонних, Наполеон выражал свои мысли гораздо более откровенно: «Надо, чтобы Испания стала французской... Это ради Франции я завоевываю Испанию».

29 октября император покинул столицу; он сам стал во главе армии, двинувшейся в Испанию, чтобы смыть позор Байлена и Синтры. В начале ноября, имея под своим командованием 200 000 человек, Наполеон начал наступление против четырех испанских армий, развернутых на рубеже Эбро. С ним были лучшие солдаты империи: ветераны Маренго, Аустерлица, Иены — его гвардия. Самые прославленные полководцы — Ланн, Ней, Сульт, Бессьер, Сен-Сир — шли под командой императора. Наполеон бросил против Испании все лучшее, что он имел, и уже одно это доказывает, какое огромное значение французский император придавал сокрушению противника, которого вчера еще называл «испанской чернью».

Такой армии ничто не могло противостоять: ни регулярные части, ни партизанские отряды. 10 ноября при Бургосе Наполеон нанес испанцам страшное поражение; в ближайшие дни произошли еще два сражения, и испанская армия была, казалось, совсем уничтожена. Ее остатки откатывались под ударами железных полков. Правда, при переходе через горные хребты Сьерра-де-Гвадаррама французская армия натолкнулась на яростное сопротивление. Сражение при Сомоснерра 30 ноября, в котором особенно отличились польские полки, было выиграно ценой огромного напряжения. Дорога на Мадрид была открыта.

 4 декабря Наполеон вступил в столицу Испании и сейчас же объявил в стране военное положение и ввел военно-полевые суды. Одновременно за своей подписью император издал ряд декретов, отменявших феодальные права, суды инквизиции, сословные привилегии. Эти декреты имели ярко выраженное антифеодальное содержание, и их прогрессивный характер не вызывал ни малейших сомнений. Недостаток этих декретов был не в их характере, а в способе, которым они навязывались испанскому народу. Мадридские декреты не сыграли той роли, на которую рассчитывал Наполеон. Испанцы отмели их с порога: они не принимали их не потому, что они были недостаточно хороши, а потому, что это были декреты завоевателей.