Хрустальный грот. Полые холмы (сборник) - Мэри Стюарт

Теперь эта песня известна не менее, чем песня о девице Марии или о короле и сером тюлене, но я услышал ее впервые. Когда певец узнал, кто остановился послушать его, он, казалось, был польщен тем, что я присел рядом с ним и стал расспрашивать его. Помнится, тогда, в первый раз, мы толковали в основном о песнях и еще немного о нем самом.

Я узнал, что в юности он был на Моне, острове друидов, видел Каэр-ин-ар-Вон и поднимался на Снежную гору. На острове друидов он и потерял зрение, но не рассказал мне, как это вышло.

Когда я сказал ему, что водоросли и травы, которые я собирал на берегу, предназначены для лекарств, а не для магии, он улыбнулся и спел песню, которую я слышал от своей матери, сказав, что эта песня будет щитом, а от чего – не сказал, и я не стал спрашивать.

Я положил деньги ему в чашечку – он принял подаяние со спокойным достоинством, но, когда я пообещал найти ему арфу, ничего не ответил и уставился в пространство пустыми глазницами – он не поверил мне. На следующий день я принес ему арфу: отец мой был щедр, и мне даже не понадобилось объяснять, зачем мне нужны деньги. Когда я вложил арфу в старческие руки певца, он заплакал. Потом взял мою руку и поцеловал ее.

После этого я часто встречался с ним до тех пор, пока не оставил Малую Британию. Он много странствовал – от Ирландии до Африки. Он научил меня песням многих стран: Италии, Галлии, белого Севера и более древним песням Востока – странным колеблющимся напевам, что, как он говорил, пришли на Запад вместе с людьми с восточных островов – теми, что возвели стоячие камни. В них говорилось о знаниях, которые были забыты и сохранились лишь в песнях.

Наверно, он и сам считал эти песни всего лишь легендами о древнем волшебстве, сказками, что сложили поэты.

Но чем больше я думал об этом, тем яснее понимал, что в них поется о людях, которые действительно жили на свете, и о трудах, которые были свершены на самом деле, о том, как они возводили эти камни, чтобы отметить пути солнца и луны, и строили обиталища для своих богов и королей-исполинов древности.

Однажды я сказал что-то на этот счет Треморину – он был не только умен, но и добродушен, и обычно у него находилось время для меня, – но Треморин только посмеялся и отмахнулся, и я больше не заговаривал об этом. У механиков Амброзия в те дни и без того было дел по горло, и им некогда было помогать мальчишке делать расчеты, не имевшие никакого отношения к грядущему вторжению. Так что я пока оставил это.

Весной моего восемнадцатого года из Британии наконец пришли вести.

В январе и феврале морские пути были закрыты, и лишь в начале марта, воспользовавшись холодной спокойной погодой, установившейся перед началом весенних штормов, из Британии пришло маленькое торговое суденышко, и Амброзий узнал новости.

Новости будоражили. Буквально через несколько часов на север и на восток помчались гонцы графа. Он созывал союзников – и спешно, ибо вести запоздали.

Наконец-то свершилось. Вортимер открыто порвал со своим отцом и с его саксонской королевой. Несколько вождей бриттов – и среди них люди Запада, – устав умолять верховного короля порвать со своими саксонскими союзниками и защитить от них свой собственный народ, убедили Вортимера взять наконец власть в свои руки и восстали вместе с ним.

Они объявили его королем и подняли его знамя против саксов, которых удалось оттеснить на юг и восток, и им со своими боевыми кораблями пришлось укрыться на острове Танет.

Но и там Вортимер преследовал их и в конце осени – начале зимы осадил их и добился того, что саксы запросили пощады и умоляли лишь об одном – позволить им уйти с миром, забрать свое добро и вернуться в Германию, оставив даже жен и детей.

Однако успешное владычество Вортимера продлилось недолго. Что произошло, в точности известно не было, но ходили слухи, что он умер от яда, что подсыпал ему какой-то прихвостень королевы.

Как бы то ни было, Вортимер был мертв, и власть снова вернулась к его отцу Вортигерну. Он чуть ли не первым делом послал за Хенгистом и его саксами, призывая их вернуться в Британию. В этом, как всегда, винили жену короля.

Король обещал, что саксы вернутся с малыми силами, не более, чем потребуется, чтобы восстановить мир и порядок и помочь ему вновь объединить расколовшееся королевство.

На самом деле саксы обещали прислать триста тысяч человек. По крайней мере, так утверждала молва. Разумеется, молва преувеличивала, но в любом случае было ясно, что Хенгист собирается привести значительные силы.

Были кое-какие новости и из Маридунума. Посланец не был шпионом Амброзия, и привез он в основном все те же слухи.

Вести были неутешительные. Похоже, мой дядя Камлах вместе со всеми своими вассалами – то были преданные люди моего деда, которых я знал, – участвовали в восстании Вортимера и сражались вместе с ним в четырех битвах с саксами. В сражении при Эписфорде Камлах погиб вместе с братом Вортимера Катигерном. Но меня больше волновало то, что после смерти Вортимера на тех, кто был на его стороне, обрушились гонения. Вортигерн захватил королевство Камлаха и присоединил его к своим землям в Гвенте. Вортигерну нужны были заложники, и он вновь сделал то же, что двадцать пять лет назад: он захватил детей Камлаха – младший из них был еще в колыбели – и отдал их на попечение королевы Ровены. Мы не могли выяснить, живы ли они. Неизвестно было, жив ли ребенок Ольвен, которого постигла та же участь. Вряд ли. О моей матери вестей не было.

Через два дня после того, как пришли эти вести, начались весенние шторма и море снова преградило путь и нам, и вестникам.

Но это было не важно – неведение было обоюдным. Мы не могли получать вестей из Британии, но и там не могли получить вестей о нас и об ускоренных приготовлениях к вторжению в Западную Британию.

Было очевидно, что время наконец настало. Дело заключалось не только в том, чтобы помочь Уэльсу и Корнуоллу. Если Красный Дракон хотел, чтобы в Британии остались люди, готовые встать под его знамена, ему следовало выступить в этом году.

– Ты вернешься с первым кораблем, – говорил мне Амброзий, не отрывая взгляда от карты, расстеленной на столе.

Я стоял у окна. Ставни были закрыты, но я все равно слышал, как завывает за окном ветер, и тяжелая занавесь рядом со мной раздувалась от сквозняка.

– Да, господин, – ответил я, подошел к столу и увидел, что он указывает на Маридунум. – Я поеду туда?

Он кивнул.

– Сядешь на первый же корабль, который пойдет на запад, и доберешься домой, даже если он остановится в другой гавани. Отправишься к Галапасу, получишь все сведения, какие он сможет дать. Я не думаю, что в городе тебя узнают, но рисковать не стоит. У Галапаса безопасно. Можешь обосноваться там.

– Стало быть, из Корнуолла вестей никаких?

– Никаких. Только слухи, что Горлойс у Вортигерна.

– У Вортигерна? – Я некоторое время обдумывал эту новость. – Стало быть, он не участвовал в восстании Вортимера?

– Насколько мне известно, нет.

– Двурушничает?

– Возможно. Но поверить в это трудно. А может быть, все это ничего не значит. Я так понимаю: он только что женился и, скорее всего, просидел всю зиму у себя в замке просто для того, чтобы молодой жене не было скучно. А возможно, он предвидел, что будет с Вортимером, и предпочел для виду сохранить верность верховному королю, чтобы сберечь свою голову и продолжать служить моему делу. Но пока я не разузнаю, в чем дело, посылать людей прямо к нему я не могу. Вдруг за ним следят? Так что отправляйся к Галапасу и разузнай, что происходит в Уэльсе. Я слышал, Вортигерн окопался где-то в тех местах, а Восточную Британию он предоставил Хенгисту. Придется сперва выкурить из норы этого старого волка, а потом защищать Запад от саксов. Но действовать придется быстро. И мне нужен Каэрлеон!

Он поднял голову.

– Я пошлю с тобой твоего старого приятеля – Маррика. Он вернется обратно, и ты пришлешь весточку с ним. Будем надеяться, что там все в порядке. Думается мне, ты и сам будешь с нетерпением ждать вестей!

– Ничего, перебьюсь, – сказал я.

Он ничего не ответил – только вскинул брови и снова склонился над картой.

– Садись. Я объясню, что от тебя требуется. Скоро ты сможешь отправиться в путь.

Передо мной колыхалась занавеска.

– Я буду страдать всю дорогу!

Он поднял голову – и рассмеялся.

– Клянусь Митрой, я об этом и не подумал! Но тогда, наверно, и я тоже? В каком жалком виде прибуду я домой!

– В свое королевство, – сказал я.

Глава 2

Я отправился в Британию в начале апреля, на том же суденышке, что и в прошлый раз. Но это путешествие разительно отличалось от первого. Я был уже не беглец Мирддин, но Мерлин, хорошо одетый молодой римлянин, у которого были слуги и деньги в кармане. Мирддин всю дорогу провалялся нагишом в трюме, а Мерлину предоставили уютную каюту, и капитан всячески оказывал ему внимание. Одним из моих слуг был, разумеется, Кадаль, а вторым, как это ни смешно, Маррик. Ему это смешным отнюдь не казалось. Ханно к тому времени уже не было в живых – он перехитрил самого себя, пытаясь провернуть одно дельце, связанное с шантажом: добыча оказалась ему не по зубам. Разумеется, я старался ничем не выдать своего родства с Амброзием. Но ничто на свете не могло бы заставить меня расстаться с драконьей фибулой. Я пристегнул ее к тунике с изнанки. Вряд ли кто-то мог признать во мне того беглеца пятилетней давности, и, конечно, капитан не подавал виду, даже если и узнал меня, но я на всякий случай держался как можно высокомернее и говорил исключительно по-бретонски.